Болеслав Прус - Фараон

• Название: Фараон
• Автор: Болеслав Прус
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1988

«Фараон» — исторический роман известного польского писателя Болеслава Пруса (1847—1912) из жизни Древнего Египта, в котором затрагиваются многие важные проблемы: тяжелое положение народа, роль народа в жизни государства. Сюжет романа составляет история борьбы вымышленного исторического деятеля — молодого фараона Рамсеса XII с могущественной кастой жрецов. Содержащаяся в этом произведении критика религии и духовенства была актуальна для католической церкви.

---

Он поднялся и мрачно удалился; а детвора Израиля, как стайка птичек, накинулась на труд крестьянина, который, сидя высоко над ними, напевал песенку, не думая ни о своем хребте, ни о том, что собирает не для себя.

Непонятная болезнь Сарры, частые ее слезы, заметно исчезающая миловидность, а больше всего шумное хозяйничанье в усадьбе ее родичей, которые уже перестали стесняться, вконец отравили Рамсесу пребывание в этом красивом уголке. Он перестал кататься на лодке и охотиться, не смотрел, как собирают финики, а хмурый бродил по саду или поглядывал с террасы на дворец фараона.

Без приглашения он никогда бы туда не вернулся, но начал подумывать об отъезде в свое поместье, расположенное в Нижнем Египте, неподалеку от моря.

В таком настроении духа застал его Тутмос, который прибыл однажды в парадной дворцовой ладье и привез наследнику приглашение от фараона.

Его святейшество возвращался из Фив и выразил желание, чтобы наследник выехал встречать его.

Царевич бледнел и краснел, читая милостивое письмо царя. Он был так взволнован, что не заметил на Тутмосе ни огромного нового парика, от которого исходил запах пятнадцати различных благовоний, ни туники и плаща, более прозрачного, чем дымка тумана, ни украшенных золотом и бисером сандалий.

Наконец Рамсес пришел в себя и, не глядя на Тутмоса, спросил:

— Что ж ты так давно не был у меня? Тебя испугала немилость, в которую я попал?

— О боги! — воскликнул блестящий франт. — Когда это ты был в немилости и у кого? Каждый гонец царя справлялся от его имени о твоем здоровье. А досточтимая царица Никотриса и достойнейший Херихор несколько раз подплывали к твоему дому, надеясь, что ты сделаешь им навстречу хоть сто шагов, после того как они сделали несколько тысяч. Об армии я уже не говорю. Солдаты твоих полков молчат во время ученья, как пальмы, и не выходят из казарм. А доблестный Патрокл от огорчения целыми днями пьет и ругается.

Значит, царевич не был в немилости, а если и был, то она кончилась!.. Эта мысль подействовала на Рамсеса, как кубок хорошего вина. Он быстро принял ванну и умастил свое тело, надел новое белье и поверх него военный кафтан, взял свой шлем с перьями и направился к Сарре, которая лежала, бледная, под присмотром Тафет.

Сарра вскрикнула, увидев его в таком наряде. Она присела на кровати и, охватив руками его шею, проговорила чуть слышно:

— Ты уезжаешь, господин мой!.. И уже больше не вернешься!

— Почему ты так думаешь? — удивился наследник. — Разве я в первый раз уезжаю?

— Я помню тебя в такой же одежде там… в нашей долине, — продолжала Сарра. — О, где то время?.. Оно так быстро пролетело и, кажется, было так давно…

— Но я вернусь, Сарра! И привезу тебе искуснейшего лекаря.

— Зачем? — вмешалась Тафет. — Она здорова, моя пава… Ей нужно только отдохнуть. А египетские лекари доведут ее до настоящей болезни.

Рамсес даже не взглянул на болтливую бабу.

— Это был самый лучший месяц в моей жизни, — сказала Сарра, прижимаясь к Рамсесу. — Но он не принес мне счастья.

С царской ладьи послышался звук рожка, повторяя сигнал, данный выше по реке.

Сарра вздрогнула.

— О, ты слышишь, господин, эти страшные звуки?.. Ты слышишь и улыбаешься и — горе мне! — рвешься из моих объятий. Когда зовет рожок, ничто тебя не удержит, а меньше всех твоя рабыня.

— Ты хотела бы, чтоб я вечно слушал кудахтанье усадебных кур? — перебил ее царевич раздраженно. — Прощай! Будь здорова и весела и жди меня…

Сарра выпустила его из объятий и посмотрела на него так жалобно, что наследник смягчился и погладил ее.

— Ну, успокойся… Тебя пугают звуки наших рожков… А разве они в тот раз были плохим предзнаменованием?..

— Господин! Я знаю, они тебя удержат там. Так окажи мне последнюю милость… Я дам тебе, — продолжала она, всхлипывая, — клетку с голубями. Они тут родились и выросли… И вот… как только ты вспомнишь о своей служанке, открой клетку и выпусти одного голубка… Он принесет мне весточку от тебя, а я поцелую его… и приласкаю… как… как… А теперь иди!

Царевич обнял ее и направился к ладье, поручив негру, чтоб тот дождался голубей от Сарры и догнал его в челноке.

При появлении наследника затрещали барабаны, завизжали пищалки, и гребцы приветствовали его громкими криками. Очутившись среди солдат, наследник вздохнул всей грудью и потянулся, точно освободившись от пут.

— Ну, — обратился он к Тутмосу, — надоели мне и бабы и евреи… О Осирис! Лучше повели изжарить меня на медленном огне, но не заставляй сидеть дома.

— Да, — поддакнул Тутмос, — любовь как мед: ее можно отведать, но невозможно в ней купаться. Брр!.. Даже мурашки пробегают по телу, как вспомню, что ты чуть не два месяца провел, питаясь поцелуями ночью, финиками по утрам и ослиным молоком в полдень.

— Сарра очень хорошая девушка, — остановил его царевич.

— Я говорю не о ней, а о ее родичах, которые облепили усадьбу, как папирус болото. Видишь, вон они смотрят тебе вслед, а может быть, даже шлют прощальные приветствия, — не унимался льстец.

Рамсес с раздражением отвернулся в сторону. Тутмос же игриво подмигнул офицерам, как бы желая дать им понять, что теперь Рамсес не скоро покинет их общество.

Чем дальше продвигались они вверх по реке, тем гуще толпился народ на берегах Нила, тем оживленнее сновали здесь лодки, тем больше плыло цветов, венков и букетов, бросаемых навстречу ладье фараона.

На целую милю за Мемфисом стояли толпы с хоругвями, с изображениями богов и музыкальными инструментами, и слышался гул, напоминающий шум бури.

— А вот и царь! — восторженно воскликнул Тутмос.

Глазам зрителя представилось единственное в своем роде зрелище. Посреди широкой излучины плыла огромная ладья фараона; нос ее был изогнут, как лебединая шея. Справа и слева, словно два огромных крыла, скользили бесчисленные лодки верноподданных, а сзади богатым веером развернулись ладьи сопровождавшей фараона свиты. Все плясали, пели, хлопали в ладоши или бросали цветы навстречу золотистому шатру, на котором развевался черно-голубой флаг — знак присутствия фараона.

Люди в лодках были точно пьяные, люди на берегу — как ошалелые. То и дело какая-нибудь лодка толкала или опрокидывала другую, кто-нибудь падал в воду, откуда, к счастью, бежали крокодилы, вспугнутые небывалым шумом. Люди на берегу толкались, никто не обращал внимания ни на соседа, ни на отца или ребенка и не сводил глаз с золоченого носа ладьи и царского шатра. Воздух оглашался криками:

— Живи вечно, властелин наш!.. Свети, солнце Египта!..

Офицеры, солдаты и гребцы в ладье царевича, сбившись в одну кучу, тоже старались перекричать друг друга. Тутмос, забыв о наследнике престола, вскарабкался на высокий нос судна и чуть было не шлепнулся в воду.

Вдруг на ладье фараона затрубили рога. Им мгновенно ответил рожок с лодки Рамсеса. Второй сигнал — и ладья наследника подплыла к огромной ладье фараона.

Придворный чиновник громко позвал Рамсеса. Между обоими суднами был переброшен кедровый мостик с резными перилами; еще мгновение — и сын предстал перед отцом.

Встреча с фараоном и буря гремевших возгласов так ошеломили царевича, что он не мог вымолвить ни слова. Он припал к ногам отца, который прижал его к своей груди.

Немного спустя полотнища шатра распахнулись, и народ на обоих берегах Нила увидел фараона на троне, а на верхней ступени — коленопреклоненного наследника, голова его лежала на груди отца.

Воцарилась такая тишина, что слышен был шелест знамен на суднах. И вдруг раздался всеобщий крик, более могучий, чем раньше; это народ радовался примирению отца с сыном, поздравлял нынешнего фараона и приветствовал будущего. Если кто рассчитывал на нелады в семье фараона, то сейчас он мог убедиться, что новая ветвь царского рода крепко держится на стволе.

У царя был больной вид. Он нежно поздоровался с сыном и, посадив его рядом с троном, сказал:

— Душа моя рвалась к тебе, Рамсес, тем сильнее, чем лучше были вести о тебе. Теперь я вижу, что ты не только юноша с львиным сердцем, но и рассудительный муж, способный взвешивать свои поступки и сдерживать себя в интересах государства.

Взволнованный Рамсес молча припал к ногам отца. Царь продолжал:

— Ты правильно поступил, отказавшись от двух греческих полков, ибо тебе полагается весь корпус Менфи, и отныне я назначаю тебя командующим.

— Отец!.. — прошептал взволнованно наследник.

— Кроме того, в Нижнем Египте, с трех сторон открытом нападениям врага, мне нужен храбрый и рассудительный муж, который видел бы все, умел бы все взвесить и быстро действовать в случае необходимости. Поэтому я назначаю тебя своим наместником в той половине царства.

У Рамсеса слезы полились из глаз: он прощался с юностью и радовался власти, к которой столько лет так страстно стремилась его душа.