Сергей Бойко - Шарль Перро

• Название: Шарль Перро
• Автор: Сергей Бойко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02828-7

В книге представлена первая на русском языке биография великого французского сказочника Шарля Перро (1628–1703), автора «Золушки» и «Кота в сапогах», «Красной Шапочки» и «Синей Бороды» — сказок, которые каждому из нас знакомы с детства. При жизни он был известен прежде всего как автор напыщенных поэм и трактатов, а также как сановник, ведавший официальным прославлением в произведениях литературы и искусства короля Людовика XIV, и академик (а одно время даже председатель) Французской академии. Однако подлинное бессмертие в веках принесли ему восемь небольших сказок, опубликованных им от имени сына Пьера в сборнике «Сказки матушки Гусыни» в 1696 году.

---

Она подкупила отца Ла Шеза, который осмелился предложить монарху тайно совершить брачную церемонию. И когда Людовик стал колебаться, она объявила ему, что по примеру Лавальер и Монтеспан удаляется в монастырь и проведет остаток своей жизни в молитвах за спасение души монарха.

И Людовик подчинился. Так сбылось предсказание: вдова поэта Скаррона стала королевой.

А в Версале и Париже по рукам ходил сонет:

Как, Боже, ты велик с всенощною десницей!
Награду дал Ты мне за тяжкие труды;
Рабыней я слыла, когда была девицей,
Посуду мыла я, терпела все беды.

Не презирала я любовников поклона,
В объятья страстные кидалась часто к ним…
И сделалась женой безногого Скаррона,
Который рифмой жил, как телом я своим.

Он умер — и уж жар хладел в моей крови,
Толпа поклонников с холодностью отстала;
Как вдруг один герой шепнул мне о любви.

Святошею ему себя я показала,
Не слушала его я нежного напева, —
Пред адом струсил он… и вот я — королева!

Здоровье короля всегда вызывало определенные опасения у медиков. Излишества, нездоровый образ жизни привели к тому, что Людовик, которому еще не было полных сорока девяти лет, начинал чувствовать первые признаки старости. В 1686 году двор был испуган серьезной болезнью короля. У него сделалась фистула. Болезнь казалась тем более опасной, что хирургия в то время находилась еще в зачаточном состоянии. Хирург короля Феликс, искусный врач своего времени, в продолжение целого месяца почти безвылазно оставался в главной городской больнице, где делал опыты над несчастными больными, которых к нему привозили из всех госпиталей Парижа. Когда он уверился, что приобрел некоторый опыт в искусстве делать эту операцию, он сказал королю, чтобы тот готовился. О болезни короля, впрочем, никому не было известно, кроме четырех особ: госпожи де Ментенон, Лувуа, Феликса и дофина. В это время готовился союз европейских государств против Франции, и известие о том, что король по причине опасной болезни не может встать во главе армии, могло ободрить его врагов. Поэтому в то самое время, когда состояние короля вызывало серьезные опасения, супруга дофина получила приказание не прекращать своих приемов и давать балы, как будто король был совершенно здоров.

Во время операции госпожа де Ментенон стояла у камина. Маркиз Лувуа держал короля за руку. Дофин стоял в ногах, а Феликс бегал, суетился, приготовляя все нужное.

Операция прошла успешно: король даже не вскрикнул и по окончании ее показался придворным. Таким образом, Франция узнала о выздоровлении своего монарха в одно время с известием о его болезни.

Шарль от имени Академии горячо поздравил короля с выздоровлением и лично вручил ему приветственный адрес.

В этом году Шарль публикует в Париже свою поэму «Святой Павел». Но, главное, он работает над книгой — может быть, самой важной книгой в своей жизни, которую начал несколько лет назад и в которой последовательно доказывает приоритет живого французского языка над мертвой латынью, — «Параллелями между древними и новыми в вопросах искусства и наук».

Одна из первых записей гласит:

«…Когда у „древних“ находят плоские и банальные места, говорят: вот она, сама естественность, вот столь трудная легкость и драгоценная простота, которую могут почувствовать и в полной мере оценить только первостепенные умы; когда попадаются темные и невразумительные места, в них видят выражение высших усилий человеческого разума и божественные глаголы, в таинственный смысл которых нам не надо проникнуть. Когда же дело касается „новых“, происходит обратное: естественное и легкое рассматривают как низменное и пошлое, а благородное и возвышенное объявляют напыщенной галиматьей. Это чрезмерное пристрастие к „древним“ сказывается даже и в том, что все цитаты из древних авторов произносят громко и торжественно, будто это слова совсем другого рода, чем те, что пишут ныне, а цитаты из новых авторов — обыденным тоном, без всякого пафоса…»

Книга пишется медленно, но страницы заполняются. Шарль находит все больше доказательств своей теории и неправоты своих главных оппонентов — Расина и Буало.

Книга о борьбе «древних» и «новых» выйдет в свет еще нескоро. Она слишком серьезна, она требует слишком много сил. Шарль же решает нанести удар по своим противникам как можно раньше. Его главная цель — привлечь на свою сторону короля.

И он задумывает написать поэму о короле — о его уме, его решительности, его мудрой государственной политике, его военных талантах. Несомненно, королю должно понравиться сопоставление его с «древними» героями, ибо он, Перро, сумеет показать, что никакие античные мудрецы не сравняться мудростью с королем, и никакие античные поэмы и трагедии не в силах отразить величие французского монарха.

И с первых строк — удар по «древним». Ему нравилось то, что он придумал для начала своей поэмы:

Чтить древность славную прилично, без сомненья!
Но не внушает мне она благоговенья,
Величье древних я не склонен умалять,
Но и великих нет нужды обожествлять.
И век Людовика, не заносясь в гордыне,
Я с веком Августа сравнить посмею ныне.
Когда водили в бой с таким искусством рать?
И штурмом крепости, как мы, умели брать?
Случалось ли быстрей победы колеснице
На верх величия и славы возноситься?
Когда б мы с наших глаз сорвали пелену
Предубеждения, что держит нас в плену,
И разум собственный открыли пред сомненьем,
Устав рукоплескать грубейшим заблужденьям,
Нетрудно было б нам осмыслить и понять,
Что в древности не все должно нас восхищать,
Что в наши дни нельзя ей слишком доверяться
И можем с нею мы в науках потягаться.

* * *

Несколько месяцев он писал свою поэму. Писал несмотря на то, что в его жизнь вошло новое горе.

В 1686 году умерла его дочь Франсуаза. Ее хоронили в белом подвенечном платье. Франсуазе было всего тринадцать лет.

1687 год

Этот год занимает особое место в жизни Шарля Перро. Он объявляет «древним» открытую войну.

22 января, в холодный морозный день, когда улицы Парижа стали необычайно чистыми от обильно выпавшего снега, к зданию Лувра, где размещалась Академия Франции, одна за другой подъезжали кареты.

По случаю выздоровления короля собралось заседание Академии, на котором академик Перро должен был представлять свою новую поэму «Век Людовика Великого».

Когда все разместились на своих местах, в зал вошел король. Все академики встали и поклонились Людовику. Он же небрежно кивнул им и опустился в свое удобное кресло с высокой спинкой.

Шарль задолго до дня заседания заказал себе новый костюм у лучшего портного и новый парик у лучшего парикмахера и чувствовал себя уверенно. Однако читать поэму он поручил другому — а именно аббату Лаву.

Вообще, Шарль Перро был хорошим оратором. Он несколько раз назначался председателем Академии и в этом качестве выступал либо перед самим королем, либо перед тем или иным высокопоставленным лицом. Он активно участвовал в организации работы Академии и принимал деятельное участие в различных дискуссиях. Он мог бы и сегодня прочитать поэму, но он решил как бы отстраниться от нее, чтобы услышать ее со стороны и понаблюдать за реакцией слушателей.

Но была и другая тому причина, и ее раскрывает профессор Марк Сориано в своей докторской диссертации о творчестве Шарля Перро:

«Легко расстраивающийся, нервный Перро в трудные минуты жизни, очевидно, предпочитал общаться со своими противниками в письменной форме и доверял чтение своих поэм другим».

Как председатель Академии, Перро открыл заседание и затем предоставил слово аббату Лаву.

Конечно, Перро волновался. Еще бы! Его поэма звучала открытым вызовом «древним», которых было немало и среди академиков, и среди приглашенных на заседание:

…Твердили в старину: божественный Платон!
Но, право, нам теперь довольно скучен он.
Хоть верный перевод отлично сохраняет
Аттическую соль, Платон нас не пленяет.
Едва ли мы найдем читателя, чтоб смог
Осилить до конца Платонов диалог.
Уже известно всем, и можем мы открыто
Сказать, что меркнет блеск и слава Стагирита.
Он в физике уже не столп былых времен.
А Геродот — не столп истории племен.
Труды его, что встарь мудрейших восторгали,
Добычей в наши дни пустых педантов стали.

Сторонников среди академиков у Перро было очень много, можно сказать, большинство. Но и противников было тоже немало, и они, не стесняясь присутствия короля, стали стучать ногами и выкрикивать бранные слова. Больше всех неистовствовал Буало.