Леонид Платов - Дата на камне

• Название: Дата на камне
• Автор: Леонид Платов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1984

В книгу вошли четыре приключенческие повести: «Дата на камне», «Танцующий бог», «Исполнение желаний», «Бухта Потаенная».

Содержание:

Дата на камне

Танцующий бог

Исполнение желаний

Бухта Потаенная

Рисунки: В. Тараканова

---

Неподалеку от берега всплывала вражеская подлодка!

Путь в море перекрыт. Бежать в тундру на глазах у немцев? Бессмысленно. Всплыв на поверхность, они накроют с первых же залпов.

Гальченко не видел, как подлодка медленно приближается к Ведьминому Носу.

Мгновение жизнь обоих связистов была на острие ножа. Но им повезло. Подлодка подошла к мысу с другой его стороны, и шлюпка замечена не была.

Некоторое время Гальченко лежал, слушая, как бешено колотится сердце и волны очень громко ударяют о берег.

Потом донесся лязг обрушившейся в воду якорной цепи. Ну, так и есть! Подлодка стала на якорь в некотором отдалении от берега! По-видимому, немцы будут заряжать аккумуляторы. Кто-то, кажется, еще на «Сибирякове», говорил, что они предпочитают проводить зарядку у берега — прячутся, что ли, в его тени?

Связисты лежали, почти сливаясь с землей, плотно вдавившись в нее всем телом. Она успокоительно дышала в лицо сырыми запахами мха и мокрого песка.

«Только бы немцы ограничились зарядкой аккумуляторов! — думал Гальченко. — Только бы не вздумалось им высадиться на берег!»

Но им вздумалось! Гальченко услышал плеск весел. Совсем близко раздались громкие, веселые голоса.

В школе Гальченко, надо сказать, не пренебрегал немецким языком, как из нелепого упрямства и предубеждения делало большинство его сверстников. И сейчас немецкий пригодился.

Командир подлодки, судя по всему, решил пополнить запасы питьевой воды — в тундре полно лайд, — а заодно дать возможность своей команде поразмяться.

Резиновый тузик сновал без остановки между берегом и подлодкой: сюда перевозил подводников, свободных от вахты, обратно — анкерки40 с пресной водой.

С той стороны высокого мыса слышались топот ног, плеск воды, блаженное фырканье, словно стадо мамонтов пришло на водопой. Сгрудившись у лайд, подводники, вероятно, брызгали водой друг на друга, потому что кто-то взвизгивал и упрашивал тоненьким голосом: «Лос мит дэм, Оскар! Лос мит дэм!»41

На подлодке запасы пресной воды ограничены, и обычно для умывания ее не хватает. Знакомые офицеры-подводники рассказывали мне, что, отправляясь в плавание, неизменно берут с собой большой флакон одеколона и два полотенца. А тут, понимаете ли, такая благодать — в тундре лайд без счету!

Гальченко, по словам его, особенно злило то, что немцы опиваются нашей водой. «Капли воды не дал бы им, — вспоминал он впоследствии. — Пусть бы подохли все от жажды в своей подлодке!»

Напившись и умывшись, гитлеровцы затеяли играть в чехарду и в салки. Представляете? Земля дрожала от топота их сапог. И не удивительно! Подлодка — это же плавучий стальной коридор. В нем не больно-то разгуляешься и напрыгаешься! А у Ведьминого Носа — простор, солнце, свежий, бодрящий воздух!

Ну, подлинно подгадали наши связисты к самому шабашу ведьм!

«Но что произойдет, — продолжал думать Гальченко, — если кто-нибудь из этих беспечно орущих и хохочущих молодых парней, расскакавшись, приблизится еще метров на десять, заглянет невзначай по эту сторону высокого мыса и увидит нас и нашу шлюпку? Что тогда?»

Об этом, конечно, думал и Тюрин.

Он толкнул Гальченко в бок:

— Гранаты!

А сам, не оглядываясь, подтянул под правый локоть винтовку.

Гранаты лежали в шлюпке. Гальченко быстро сползал за ними и снова улегся рядом с Тюриным.

Его трясло от нетерпения. Живыми все равно отсюда не уйти. Скорей бы тогда бой! Он представлял себе, как раскрасневшаяся харя появляется над кочками. Смотрит на советских связистов, продолжая улыбаться по инерции. И вдруг беззаботной, глупой улыбки как не бывало! Секунда замешательства, и…

Воспользоваться этой секундой! Подняться во весь рост и забросать всю веселую бражку по ту сторону мыса гранатами, прежде чем гитлеровец успеет крикнуть, предупредить своих камрадов!

Не было бы старшого — Тюрина, — наверное, Гальченко так бы и сделал. Глупо, конечно! Ну, разорвал бы в клочья нескольких гитлеровцев и сам бы погиб под пулями, а дальше что? Подлодка благополучно ушла бы в море, и о ней на посту ничего бы не узнали.

Старшой беспокоился о том же, о чем и Гальченко. Опять толкнул его в бок.

— Слышь-ка, — зашептал он над ухом, — а ведь бодяга эта надолго!

— Какая бодяга?

— Заряжаться будут долго. Часа два-три, если не больше, протыркаются с этим.

— Ну и что?

— А то, что мотай-ка живым духом на пост! Доложишь мичману про лодку.

— Как же я оставлю вас, товарищ Тюрин? Умрем, так вместе!

— Вишь ты: умрем! Кому это нужно, что мы оба умрем? Первую заповедь связиста забыл? «Что увидел, сразу о том докладывай!» Зачем немцы, по-твоему, у Ведьмина Носа околачиваются? Может, караван наш подстерегают?

— А вдруг они сунутся сюда?

— А вдруг да и не сунутся? Ишь как распрыгались! И грязи много на мысу. Они же чистоплотные. Не захотят грязь на сапогах в свою подлодку тащить. Ну, а уж если сунутся, так я же не один. Гранаты и винтовка при мне! В случае чего, я прикрою тебя огнем.

Гальченко все еще колебался.

— Иди, иди! — грозным шепотом повторил Тюрин. — Я тебе приказываю!

Гальченко, распластавшись, как черепаха, пополз в сторону.

По его словам, невыносимо раздражали хлюпанье и причмокивание оползающего мокрого песка, пугающе громкие — так казалось Гальченко. Но он надеялся, что предательские звуки эти заглушит равномерный гул прибоя.

Наконец он выбрался на моховую подстилку, которая бесшумно и мягко пружинила под ним.

Пришлось сделать довольно большой крюк, чтобы, прячась в разлогах и за кочками, отдалиться на достаточное расстояние от гитлеровцев, резвившихся на берегу, как школьники.

Впрочем, они так поглощены были своими играми, что даже не оглядывались на привычно безлюдную тундру. А вахтенный сигнальщик на подлодке, вероятно, смотрел только в сторону моря, хотя ему положено вести круговой обзор.

Наконец, километрах в двух от берега, Гальченко поднялся и побежал.

Как я понимаю, это был почти марафон.

Прямиком по тундре намного ближе до поста, чем морем вдоль извилистого берега, и все же, думаю, насчитывалось километров двенадцать, не меньше.

Гальченко пробежал их одним духом, не останавливаясь. Причем, заметьте, бежал не по ровной дорожке, а по сырой кочковатой тундре.

Моховой покров достигает там, насколько я помню, толщины трех метров — запросто выдерживает летом тяжесть собачьей упряжки и саней с седоком. Однако в тундре много болотистых участков, где мох ненадежен.

Гальченко обегал их, так же как и высокие торфяные кочки, встававшие, как надолбы, на его пути.

Он перепрыгивал с разбега лужи, спотыкался, оскальзывался. Яловые сапоги не были приспособлены для такого бега. Вдобавок на них сразу же налипли комья раскисшей глины. Тогда Гальченко скинул сапоги, забросил их за спину и побежал налегке — босиком. Нет, не ощущал, по его словам, стужи, которая исходила от промороженной насквозь земли. Наоборот! Влажный мох приятно охлаждал разгоряченные ступни.

Посмотрела бы на него мать! Причитая, кинулась бы, наверное, готовить растирания-притирания и горячую ножную ванну с горчицей.

Споткнувшись о кочку, Гальченко упал. И снова запах тундры ударил ему в лицо.

Тут только — лежа — почувствовал он, что силы его на исходе. Чего бы на свете не отдал, лишь бы продолжать лежать так, не шевелясь, час, другой, чувствуя, как силы мало-помалу возвращаются к нему…

Но он переборол себя, вскочил и побежал. Ветер подталкивал его в спину. Когда они шли с Тюриным на веслах к Ведьминому Носу, ветер дул навстречу, тормозя движение. Сейчас он, спасибо ему, был с Гальченко заодно. Он торопил, подгонял, настойчиво свистел в уши: «Скорей, скорей!»

Когда Гальченко прибежал на пост, то сначала не мог произнести ни слова. Стоял перед Конопицыным и, держась за грудь и разевая рот, только прерывисто и шумно дышал.

Но мичман был стреляный воробей. Не расспрашивая ни о чем, скомандовал Галушке:

— Запускай движок!

На посту экономили горючее и запускали движок лишь тогда, когда выходили на связь в эфир.

Тимохин крикнул Конопицыну из радиопалатки:

— Эфир чист. Я готов к передаче!

Гальченко все еще пытался совладать с дыханием. Наконец с паузами ему удалось выдавить из себя нечто бессвязное:

— У Ведьминого Носа… подлодка противника… Заряжается… Тюрин послал…

Конопицын кивнул и вытащил блокнот.

Из палатки высунулась рука Тимохина, взяла бланк с внеочередным РДО, Конопицын повернулся к Гальченко, но тут ноги «марафонца» подкосились и он шмякнулся на землю.

Галушка оттащил его в жилую палатку и принялся отпаивать обжигающе горячим чаем — универсальное средство во всех подобных случаях. А затем Гальченко уснул.