Мария Куприна-Иорданская - Годы молодости

• Название: Годы молодости
• Автор: Мария Куприна-Иорданская
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

Повествование о жизни писателя — это не только история его судьбы или распространенная его биография; это и широкая картина литературной жизни того времени, а по существу частица истории литературы. Кто же может шире, глубже и проникновеннее рассказать о жизни художника, чем не та, кто была его спутницей, знала его труд, разделяла с ним горести и невзгоды, как разделяла удачи и успех? Марии Карловне Куприной-Иорданской выпала счастливая судьба; она была первой спутницей и другом замечательного писателя А. И. Куприна.

---

Jtalia, Salso-Maggiore, poste-restante. Salute Giacomino. A. Kuprine».

«Лида, привет из курорта, где твоего отца мучают. Напиши мне несколько слов, рассеянная девчонка.

Мой адрес: Salso-Maggiore, Pension Speranza, pour A. Kuprine.

Твой любящий А. К.».

«Ах, Лидуша, знаю я твою пеструю душу. Напиши мне, что тебе привезти из Италии (кроме живого инвентаря)?

Да и вообще пиши.

     Твой друг А. Куприн».

«Hotel Dogana Vecchia Torino.

Милая Лидисенька! Сейчас иду за тамбурином для тебя. Кстати и за кастаньетами.

Плясать так плясать.

Передаю тебе поклон баритона Джиральдони. Я с ним познакомился в Salso-Maggiore, и он меня совсем очаровал. Я с своей стороны старался сделать то же самое. Не знаю, как мне это удалось.

Мой привет маме. Узнай от нее, пожалуйста, не хочет ли она получить от меня для журнала штук десять сонетов Стекетти{145} мною переведенных. Их можно, конечно, напечатать не сразу, а книжках в 5-ти — 6-ти. Я не мастер и не любитель сам писать стихи, но перевожу охотно, изящно и точно.

Дня через три-четыре я буду в Гатчине. Если ты, лентяйка, захочешь мне написать, то туда адресуй. А если сможешь сама приехать, буду счастлив. У меня теперь цветы, овощи, яблоки, ягоды и всякая другая тварь. А козел бодает под коленки всех — знакомых и незнакомых.

Целую твои глаза.

     Искандер-хан».

Письма из-за границы Куприн адресовал в Нейволу, дачное место под Выборгом, в шестидесяти верстах от Петербурга, где мы жили летом на нашей даче.

Местность вокруг деревни Нейвола была холмистая. На самом высоком холме, над озером Ваммельярви (черное озеро), стояла дача литератора Ф. Н. Фальковского, где в сентябре 1919 года умер писатель Леонид Андреев.

Соседкой Фальковского была Александра Павловна Ланг. Ее большой двухэтажный дом в 1913–1914 годах занимал А. М. Горький после возвращения с Капри. Новый, 1916 год Алексей Максимович встречал на нашей даче в кругу многочисленных литераторов.

К даче Ланг примыкало небольшое имение (внизу под горой) Эудженио Джиральдони, от которого Александр Иванович передает Лидочке поклон из Италии. Дочь Э. Джиральдони — Лилина была подругой Лиды, а сын Женя дружил с Колей Иорданским (сын Н. И. Иорданского от первого брака).

На другом холме жил писатель Е. Н. Чириков и профессор А. П. Пинкевич.

Через деревню, тоже на возвышенности, стояла дача Демьяна Бедного по соседству со Станюковичем.

И только В. Д. Бонч-Бруевич поселился на низменности, недалеко от усикирского шоссе. Когда Владимир Дмитриевич строил дачу, Демьян Бедный шутил над ним.

— Теперь я буду называть вас Бонч-Буржуевич.

— Прошу мою фамилию не коверкать, — сердился Бонч-Бруевич, — она имеет историю в несколько сот лет.

Глава VIII

Куприн на первом этапе эмиграции. — Деньги из Парижа. — Встреча с Е. М. Куприной в Выборге. — Переписка с Куприным. — Рассказ «Каждое желание».

Во время первой мировой войны Куприн, как офицер запаса, был призван в армию. Служил он в Финляндии. По болезни был освобожден от военной службы и снова вернулся в Гатчину, которая 16 октября 1919 года была занята войсками Юденича.

Принимая участие в издании газеты «Приневский край», в которой печатались антисоветские статьи, воззвания и прокламации, Куприн при отступлении армии Юденича не мог оставаться в Гатчине и вместе с отступающими частями очутился в Эстонии.

В это время я жила в Финляндии.

Финляндия после Октябрьской революции отошла от России, и с апреля 1918 года граница с Финляндией была закрыта, но мне разрешили выехать в Нейволу: у меня снова открылся легочный процесс.

В конце 1919 года я получила из банка в Териоках денежное извещение. Перевод меня очень удивил. «Какие деньги? Откуда?» — думала я, отправляясь в Териоки (ныне Зеленогорск). В банке меня все знали.

— Вот тебе, раува Куприна, деньги из Парижа, — сказал мне старик, заведующий банком, и протянул сопроводительное письмо, в котором было написано: «Мы имеем сведения, что А. И. Куприн должен прибыть или уже находится в Финляндии. Просим передать ему означенную сумму. Денисовы».

— Письмо и деньги адресованы мне, но получить их я не могу: я вышла замуж вторично и теперь я по паспорту — Иорданская.

— Не спорь со мной! — сердито закричал старик. — Я сам из Нейволы и знаю, кто ты.

Он открыл дверь в соседнюю комнату и позвал:

— Юхан, Ионас, идите сюда! Вы знаете ее?

— Знаем.

— Юхан, кто эта женщина?

— Раува Куприна.

— Ионас, кто эта женщина?

— Госпожа Куприна.

— Слышишь?!

В то время в Финляндии существовал закон: если три свидетеля, три честных, без судимости человека подтверждают правильность данного факта, то это равносильно закону.

Получив деньги от неизвестных мне Денисовых (на финскую валюту около десяти тысяч марок), я тут же положила всю сумму на текущий счет.

Этот денежный перевод не выходил у меня из головы. «Наверное, Куприн скоро приедет в Финляндию», — решила я.

Как-то утром, просматривая почту, я увидела в одной из ревельских газет карикатуру: за столом сидит Куприн, грязный, оборванный.

Я послала в эту газету телеграмму Куприну на немецком языке. Просила написать мне о Лидочке, а также сообщила, что для него получены деньги из Парижа.

Александр Иванович тотчас же ответил мне телеграммой: «Лида жива, здорова. Вышла замуж{146}. Осталась в Петрограде. Письмо в дороге».

В письме Куприн просил деньги ему не высылать, так как скоро приедет в Финляндию.

В Гельсингфорсе (Хельсинки) Куприны поселились в гостинице. Мы условились встретиться в Выборге.

В Выборг Елизавета Морицевна приехала одна. В Финляндии для эмигрантов были установлены строгие ограничения на передвижение по стране. Чтобы поехать в другой город, необходимо было специальное разрешение финских властей.

В Выборге мы пробыли с Елизаветой Морицевной два дня. В дороге я простудилась, у меня поднялась температура, Лиза не хотела оставить меня одну в таком состоянии в гостинице. Я передала ей деньги, полученные из Парижа, она — часами рассказывала мне о всем пережитом.

Прошло несколько дней, и в Нейволу пришло письмо от Александра Ивановича: «Милая Маша, здорова ли ты? Если хорошо себя чувствуешь, не поленись, написать два слова. О себе и о Лидии. Я что-то под старость становлюсь чувствительным. Про себя ничего не скажу: образ моего поведения виден из газет. А пока все черные слова таю про себя, коплю про запас.

Очевидно, писать нельзя писем иначе, как заказными.

     А.»

На обратной стороне писала Елизавета Морицевна:

«Милая Муся,

Саша вслед за деньгами (из Парижа от Денисовых. — М. К.-И.) послал тебе письмо, но ответа до сих пор не получил. Как твое здоровье? Удалось ли тебе получить весточку от Лидуши? На днях надеюсь услышать о ней от общих знакомых…

Целую тебя, Саша тоже.

     Лиза».

Между мной и Александром Ивановичем началась переписка.

«У тебя острый глаз на все смешное и веселое, чего мне сейчас не хватает», — писал Куприн в одном из писем и просил сообщать ему забавные случаи для фельетонов. Он сотрудничал тогда в газете «Новая русская жизнь» и подписывался А. Куприн или «Али-хан».

В другой раз он писал мне: «Не найдешь ли ты, Машенька, в своей дачной библиотеке сборник „Земля“ с моим рассказом „Каждое желание“. Сейчас предоставляется возможность издать сборник моих рассказов. Для того, чтобы подновить содержание этого сборника, следует переменить заглавие, и рассказ появится как новый. Я уже придумал новое заглавие для него — „Звезда Соломона“. Ты окажешь мне большую помощь, если немедленно пришлешь его мне».

Двадцатая книжка «Земли» у меня сохранилась, и я выслала ее Куприну в Гельсингфорс. Сборник вышел под названием «Звезда Соломона», куда вошел и рассказ «Каждое желание», переименованный в «Звезду Соломона».

Через три года Александр Иванович запамятовал и писал мне из Парижа: «…Читала ли Ты… „Звезду Соломона“ (она же „Каждое желание“). Хочешь, пришлю Тебе?..»

Глава IX

Пробелы памяти Куприна.

Пробелы в памяти А. И. Куприна удивляли меня давно.

В 1902 году я рассказала Александру Ивановичу кошмарный сон, который до замужества мучил меня от времени до времени. Будто я нахожусь в пустой квартире. Бегу из одной комнаты в другую. Комнат впереди много, и все они заперты. Мне нужно успеть открыть дверь, вытащить ключ и запереть ее с другой стороны: кто-то преследует меня, и расстояние между нами все уменьшается. Еще одна последняя комната, и «он» меня настигнет. У меня нет больше сил, и я в ужасе просыпаюсь.