Григорий Медынский - Повесть о юности

• Название: Повесть о юности
• Автор: Григорий Медынский
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Детская проза
• Год: 1957

---

«Трошкин. К работе относится несерьезно. Любит показать свою силу. Несознателен. Задира. Непостоянен в своем поведении. Плохо понимает, что такое комсомол».

«Уваров. Учится хорошо. Дисциплина хорошая. Поручения выполняет, но сам очень пассивен».

«Костров. Хочет действовать на два фронта: с Сухоручко и со мной (Сухоручко сказал: «Мы с ним запаровали»). Часто выступает против меня. Старается подыскать себе сочувствующих и сторонников против меня».

«Воронов. Ведет себя вызывающе, очень не выдержан. Нетактичен. Настроен против меня».

«Баталин. Ведет себя хорошо, общественной работой не интересуется. Пассивен».

«Томызин. Ребячески относится к важным делам. Пассивен».

И так почти про всех — пассивен, пассивен, пассивен.

А вот — планы.

«Потребовать от комсомольцев быть первыми во всех хороших начинаниях».

«Воспитывать ребят глубоко идейно. Проверять их политическую грамотность».

«Уничтожить все подсказки и списывание».

«Прикрепить хороших учеников к отстающим и еженедельно принимать письменные отчеты о их работе».

«Привлекать к ответственности непосещающих занятия».

«Выпустить газету. Срок — 5 дней. Сделать так, чтобы заметки писали все: в газете должно быть 7—8 заметок и 2—3 карикатуры».

Потребовать, бороться, привлекать… Отчаянные усилия что-то сделать, все предусмотреть и всем руководить и тайное сознание того, что ничего не выходит. А потом уже — явная канцелярщина: список отстающих, список прикрепленных, список списывающих. Полезное здесь так тесно переплеталось с ненужным и смешным, что трудно было разобраться.

Полина Антоновна болела недолго, но за эти несколько дней Борис поговорил о своем плане и с завучем, и с Зинаидой Михайловной, и, конечно, с секретарем школьного комитета. Секретарем комитета был уже не Татарников. В связи с переходом в выпускной десятый класс его от этой работы освободили, и теперь на его месте был Толя Кожин, восьмиклассник, бойкий, энергичный паренек. В комсомол он вступил в прошлом году, в седьмом классе, и о комсомольских делах говорил, как о своих собственных. Он не очень задумался над вопросами Бориса и четко, как по писаному, стал перечислять задачи комсомольского руководителя класса. Потом взял лист бумаги и деловито стал записывать разные разделы плана и, мероприятия. И в том, что он писал, было немало общего с тем, что Борис читал в планах Рубина: прикрепить, проверять, наладить, ликвидировать…

Очевидно, без этих слов нельзя было обойтись, и Борис тоже написал: прикрепить, проверять, добиться, ликвидировать. Получалось просто и ясно. И все-таки он чувствовал, что это — не все, что нет здесь чего-то главного и основного. Конечно, если работать, как Рубин, тут, может быть, нечего и голову ломать: наметили мероприятия, составили план, — предположим, не только составили, но и выполнили!

Но вот перед ним сам Рубин…

Выступать на перевыборном собрании Борис считал для себя сначала неудобным. Но когда разгорелись страсти и Рубин вопреки всем ожиданиям стал отчаянно оправдываться и защищаться, Борис не стерпел и тоже ввязался в драку. Рубин ничего не ответил ему по существу — о руководстве и отношениях с ребятами, ко кинул на него очень злой взгляд.

— Дешевой популярности ищешь?

Такой же взгляд Борис поймал и когда объявили результаты голосования — Рубин явно обиделся. Что с ним теперь делать и как добиться того, чтобы он все правильно понял?

И как бы в ответ на этот вопрос — вдруг новое и совершенно неожиданное обстоятельство.

По классу дежурил Миша Косолапов. Это были самые беспорядочные для класса дни, когда дежурил Миша. Стройный, легкий, с нежным, почти девичьим лицом и певучим голосом, он очень старался, но у него ничего не получалось: ребята его не слушались, во время перемены не выходили в коридор, и потому класс обычно не проветривался, на полу валялись бумажки. Все эти неудачи он, видимо, очень переживал — это было заметно по тому, как нервно, почти болезненно вздрагивали его удивительно тонкие, черные, вразлет, брови, но он старался не подавать вида и продолжать уговаривать непокорных ребят. И вот среди этих непокорных оказался Лев Рубин. В ответ на все просьбы и предложения Миши он смотрел на него невидящими глазами и демонстративно оставался на месте. А глядя на него, оставались и другие.

— Рубин! — решил вмешаться Борис.

— А что я, один, что ли? — в тон ему, вызывающе ответил Рубин.

— Один не один… А ты, по-моему, должен пример показывать.

— Я?.. Почему? Я теперь никто!

— А чего ты к нему привязался? — вдруг заступился за Рубина Саша Прудкин. — Сам же его утопил, а теперь привязываешься.

До конца уроков Борис просидел как в воду опущенный. Вот, оказывается, как поняли ребята его выступление на собрании! «Утопил!..» Это неожиданно перекликнулось с репликой Рубина: «Дешевой популярности ищет!»

«А ну их к черту! Нужно отказываться! — решил про себя Борис. — Вот выздоровеет Полина Антоновна и откажусь!»

— Чего нос повесил? — спросил его вечером отец.

Борис промямлил что-то неопределенное, но отец, приняв это за понятную сумятицу чувств перед новой, ответственной работой, сказал:

— А ты, брат, не робей! Тут робеть нечего. Тут нужно засучивать рукава и работать. И помни: не место красит человека, а человек — место.

Потом отец стал рассказывать разные случаи о том, что было у них на заводе или в артиллерийском дивизионе, с которым он прошел от Москвы до Берлина.

— Прежде всего — не теряться, — говорил он, подводя итоги пережитому. — Жизнь, она, что река, своим ходом течет. А дело, которое тебе поручено, все равно что лодка. И лодка твоя может плыть сама, по течению, и в ней можно сидеть и думать: «Плывем? Плывем! Значит, все в порядке!» А руководителю так думать нельзя, не положено: сидишь в лодке — греби! Хоть против течения, а греби, куда тебе нужно! А главное… — Федор Петрович подумал, потеребил свой ус. — Главное — людей подогреть! Обругать человека, брат, легче всего. Нужно рассмотреть и положительную его сторону и отрицательную, нужно всем свое место дать и к каждому человеку найти подход. И воспитывать его нужно, а не то что, как заводную игрушку: завел — и действуй! Вот тогда и народ за тобой пойдет. А ведь все дело в том, чтобы за тобой народ шел… Ну, хотя бы и ребятня ваша. Ведь это ж тоже народ!

Борис слушал наставления отца с жадностью. Получалось нечто похожее на то, из-за чего он сам спорил с Рубиным: руководитель должен идти с народом, впереди него и в то же время рядом с ним, вместе с ним и вместе с ним жить его жизнью. И Борис все рассказал отцу. Отец долго ходил после этого от дивана до шкафа и обратно, долго молчал, теребил ус и, наконец, сказал:

— Видишь ли, сынок, есть такая поговорка: на всякий роток не накинешь платок. И в жизни все бывает, и все приходится переносить. Но себя нужно проверить: что у тебя на душе есть? Если ты для себя чист — пусть болтают! К чистому грязное не пристанет. А если ты сам с грязнотцой, тогда — да! Тогда нужно ухо держать востро!

И вот Борис лежит и думает. В слабом свете уличного фонаря, висящего против окна, преступает угол буфета, за которым тоже ворочается на своей кровати отец, лампа над обеденным столом и большие листья фикуса. Борису не спится. Заданная отцом задача требует решения: проверь себя! Из-за чего ты выступал на собрании, из-за чего «топил» Рубина? И не было ли тут греха честолюбия и простого стремления к власти?

Борис лежит и думает. В прошлом году этого не было. В этом году, сначала, этого тоже не было. Но когда ребята в разговорах намечали его секретарем, он внутренне не отказался от этого. Он представлял себя секретарем на месте Рубина; и ему захотелось этого.

Так, может быть, он потому и выступил на собрании? Может быть, он действительно топил Рубина? Может быть, это и есть та «грязнотца», о которой говорил отец?

Ничего не решив, Борис заснул неспокойным, тяжелым сном и наутро, наспех позавтракав, с тяжелой головой пошел в школу. Но в школе ничто не напоминало ему о словах Саши Прудкина; ребята обращались к нему с вопросами, и он как секретарь бюро должен был сразу же эти вопросы решать. Миша Косолапов не поладил с пятым «Б» классом, к которому он недавно был прикреплен как пионервожатый, и теперь чуть не со слезами начал отказываться. Дима Томызин, наоборот, надумал со своим отрядом организовать встречу с кем-нибудь из знатных людей Москвы и стал советоваться, как это сделать. Прянишников из девятого «А» пришел договариваться относительно решающей встречи по футболу.

А на уроке физики Вася Трошкин получил двойку. Раньше Борис отнесся бы к этому, как к ничем не приметному явлению: по физике Вася получил двойку, а по биологии после этого четверку. Что ж! Такова жизнь ученическая!