Ивлин Во - Насмешник

• Название: Насмешник
• Автор: Ивлин Во
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-9697-0093-2

В том мемуарной прозы известного английского писателя-сатирика Ивлина Во (1902–1966) вошли его воспоминания о детстве и молодости — «Недоучка», а также путевые очерки «Турист в Африке». Во, сын известного издателя и литератора, с юношеских лет тяготел к искусству — был блистательным рисовальщиком, остроумным, наблюдательным журналистом, но по окончании Оксфорда понял, что его истинное призвание — профессия писателя. Автор «Мерзкой плоти», «Упадка и разрушения», «Незабвенной» был одним из самых популярных сатириков своего времени, продолжателем традиций Свифта и Теккерея.

В «Недоучке» он вспоминает свои детство и юность, воссоздает картину уклада английского общества начала прошлого века, нравов частных школ и Оксфорда, который он не закончил и уехал преподавать в провинциальный городок.

Пишет он и о своих коллегах по цеху Грэме Грине, Дэвиде Герберте Лоуренсе, Гилберте Ките Честертоне и других ярких личностях.

Путешествия для его современников были не просто открытием новых стран и знакомством с культурой населявших их народов — это была попытка переосмысления миссионерской политики «белого человека», полагавшего, что он спасает варваров, навязывая им свои законы, религию, уклад жизни. В Африке Ивлин Во побывал несколько раз — сначала в качестве журналиста, потом просто «спасаясь от тоски и депрессии», но в каждом описании его путешествия проявлялся цепкий, острый взгляд пристрастного наблюдателя. Недаром «африканские романы» «Черная напасть» и «Сенсация» — были горячо приняты читателем.

Evelyn Waugh. A Little Learning. A Tourist in Africa.

Перевод с английского В. Г. Минушина.

Художник Евгений Вельчинский.

---

По моей просьбе Р. свернул с главной дороги, чтобы заехать в некогда многолюдную деревню. Найти ее оказалось нелегко. Дороги в Конгва разрушаются, рельсы сняли, летная полоса заросла. Осталось несколько домов, и те продаются. Когда мы подъехали к последнему обитаемому бунгало, из него вышел англичанин и поинтересовался, не для того ли мы приехали, чтобы купить школьную столовую, поскольку завершающим штрихом в этой картине разрухи была единственная в Танганьике школа-интернат, которую после скандальных событий в Конгва переместили в район Южного Нагорья и должны были открыть в этом месяце.

На небольшом взгорке стоят пустые бунгало — унылые хижины с садами, заросшими сорной травой; когда-то это место называли «улицей миллионеров» или «райской улицей» и населяли ее высокие должностные лица, которые жили в этих бунгало в перерывах между полетами в Дар-эс-Салам и в Лондон. Мы продрались сквозь поросль и, прильнув к окнам, заглянули в пустые маленькие комнатки. Трудно было представить, что когда-то они являлись предметом смехотворной зависти.

Существует два прекрасных документа: «Арахисовое дело», написанное покойным Аланом Вудом в 1950-м, и короткая ретроспективная статья мистера А. Т. П. Сибрука, главного управляющего Сельскохозяйственной корпорации Танганьики, написанная им в 1957-м. На первых этапах действия «арахисового проекта» Вуд был лоялен к социалистам и занимался его информационным сопровождением. Когда писал Вуд, еще существовала надежда вырастить какой-то урожай арахиса. Сибрук отмечал в своей статье, что школа-интернат, которую сейчас сносили у нас на глазах, — пример позитивных изменений, произошедших в районе благодаря действию проекта.

Вполне справедливо расценивать неудачу с проектом как результат партийной политики. Проект замышлялся как идеологическое мероприятие, его заранее объявили особым достижением социалистов и самым бессовестным образом отстаивали в Лондоне, тогда как в Африке всякий понимал его несостоятельность. Никто из верхушки не заработал на нем ни пенса. Сотрудникам платили гроши, а некоторые из них оставили ради проекта приличные должности. Хорошо помню негодование, с каким иностранный эксперт по искусству лет двадцать назад подробно рассказывал мне о сделке, в результате которой Национальная галерея искусств приобрела картину, авторство которой было под сомнением. «И все они, — раздраженно продолжал он, — директор и его комитет — джентльмены состоятельные. Никто из них даже комиссионных не получил. Такое не могло бы произойти ни в какой другой стране».

Африка видела много грандиозных финансовых афер. Но здесь мошенничества не было. Цель была благородная: обеспечить маргарином бедняков в Британии. Авторов проекта подвела гордыня; высокомерие, которое заставляет избранников народа верить, что победа на выборах есть доказательство их исключительности.

По проекту мистера Стрэчи предлагалось в 1947 году расчистить пять миллионов двести тысяч акров целинного буша, которые в 1950-м дадут урожай арахиса в шестьсот тысяч тонн. Предполагалось, что общие расходы за шесть лет составят двадцать четыре миллиона фунтов. Ожидаемый доход — десять миллионов фунтов в год. Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы еще тогда понять: что-то в этих подсчетах не сходится. В сентябре 1948 года главы департаментов в Конгва представили доклад, в котором выражалась тревога по поводу успеха этого предприятия. Доклад был проигнорирован. К концу того же года расходы составили восемнадцать миллионов, а текущие составляли миллион фунтов в месяц. Урожай арахиса все время оставался низким, потребности в нем не было — он оставался в горах Западной Африки и накапливался в ожидании транспорта для его вывоза. В целом, как думаю, Продовольственная корпорация заморских территорий бездарно пустила на ветер сорок миллионов фунтов. Политические конкуренты имели все основания поднять шум.

Но поражает воображение человеческая сторона этой истории. Лейбористское правительство сочло своим долгом как защитника туземного населения основать профсоюзы и послать своих штатных сотрудников для обучения туземцев тому, как забастовками добиваться увеличения оплаты труда. Их усилия были вознаграждены в первый же год. Европейцы, работавшие в Конгва, вынуждены были записываться в дружины и организовывать вооруженные патрули для защиты себя и своих слуг. Отряды африканцев с копьями заблокировали дороги. Поезда прекратили движение. Тракторы простаивали. Из Додомы прибыла полиция. Профсоюзных лидеров арестовали, и требования забастовщиков остались неудовлетворенными.

Взбешенные чиновники ведомства по снабжению обнаружили в Дар-эс-Саламе огромное количество накопившихся бесхозных армейских припасов с Филиппин, не оприходованных, полезных и бесполезных вперемешку.

Место для плантаций в Конгва было выбрано из-за его безлюдности. Безлюдным же оно было потому, что там не было воды.

Лагерь в Конгва давал пристанище примерно двум тысячам мужчин и женщин из Великобритании и тридцати тысячам африканцев. Их присутствие среди простого народа племени вагого едва не разрушило племенное единство. Высокие заработки тех, кто трудился на плантации, взвинтили цены на продовольствие, так что туземцы, не задействованные в проекте, стали голодать. Многие туземцы, привлеченные высокими заработками, перестали обрабатывать собственные небольшие земельные наделы, и урожай на Территории упал даже ниже прежнего. И вместо того, чтобы вывозить сельскохозяйственную продукцию, ее пришлось ввозить в больших количествах. Предлагалось даже ввезти пчел — и это в район, где и без того местные пчелы наводили ужас на жителей, — чтобы опылять подсолнечник (который все равно погибал от засухи). Половина общего количества алкогольных напитков, ввозимых в Танганьику, потреблялась в Конгва. Большинству туземцев прежде не приходилось видеть откровенно пьяных англичан. Как и уличенных в воровстве. Вокруг поселка расплодились деревни проституток, которые заламывали умопомрачительную цену, по пять или больше шиллингов. Санитары в больнице торговали из-под полы инъекциями, якобы излечивающими сифилис. В лавках и в перерабатывающих цехах не было спасения от воров. Твердое обещание администрации построить тысячу домиков для семейных африканцев на деле обернулось всего двумя сотнями к концу 1948 года, да к тому же они были хуже тех, что строили греки на своих плантациях сизаля; приличные африканцы отказывались перевозить в них свои семьи на тех основаниях, что Конгва — плохое место. Уравнительные идеи правительства метрополии не нашли отклика в Африке. Бессчетное количество степеней социальной градации среди рабочих (только в одном племени существовало семь разных классов) оказалось сюрпризом для английских социалистов. К концу 1948 года текучесть рабочей силы достигла двадцати процентов в месяц.

Самое печальное во всем этом то, что многие из задействованных в «арахисовом проекте» людей, как мой хозяин в Килве, приехали в Африку из высоких, альтруистических побуждений. Эти люди покинули Конгва в первые два года. Теперь невозможно без иронии читать, что Алан Вуд (который сам ушел в отставку в знак протеста против двусмысленности публичных заявлений лондонских политиков) писал в 1950 году: «Я верю, что в Африке, как в Европе, единственной реальной альтернативой коммунизму станет социализм. Лучшим ответом для африканцев, которые грезят о Советской России, будет демонстрация того, что «арахисовый проект» может быть столь же замечательным экспериментом, как все, что совершается по пятилетним планам; что он основан на тех же принципах, новых для колониального развития, и является огромным совместным предприятием, работающим не на обогащение отдельных личностей, и в конечном итоге перейдет под управление народа, создающего его; но оно еще явит свое превосходство над российским опытом, ибо здесь грандиозное экономическое планирование соединено с политической свободой».

Мы вернулись на главную дорогу мимо традиционных деревень вагого. Их жители весело махали нам. Все чужаки убрались восвояси, оставив их почти в том же состоянии, в каком они были, когда здесь проходил Ливингстон, разве что теперь они стали побогаче, получив прекрасный скот.

Переночевали мы в Додоме в привокзальной гостинице. Это город, выросший вокруг железнодорожного узла, беспорядочный, уродливый, шумный.

Воскресенье, 1 марта. Р. до завтрака идет к своей машине и с нежностью осматривает ее. Я прошел мимо него, направляясь к обедне в убогую церквушку, полную народа. Когда я вернулся, он уже успел позавтракать и наводил последний глянец на ветровое стекло, протирая его замшей с такой же тщательностью, с какой Перри Мейсон[229] протирал телефонную трубку, удаляя с нее следы пальцев.