Виктор Фрадкин - Дело Кольцова

• Название: Дело Кольцова
• Автор: Виктор Фрадкин
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-264-00681-4

Документальное повествование о последних четырнадцати месяцах жизни расстрелянного по приговору «тройки» писателя — публициста, «журналиста номер один» той поры, организатора журнала «Огонек», автора книги «Испанский дневник» М. Кольцова представляет уникальные материалы: «навечно засекреченное» дело № 21 620 — протоколы допросов М. Кольцова и его гражданской жены; переписку с А. Луначарским, М. Горьким. И. Эренбургом, А. Фадеевым; воспоминания Э. Хемингуэя, брата писателя — публициста художника Б. Ефимова и многих других известных людей. Публикуемые впервые документы воссоздают страшную картину эпохи Большого Террора.

---

Вот этого самого Евгения Александровича Гнедина следователи «пристегнули» к затеваемому процессу. Он был очень удобной фигурой — заведующий отделом печати НКИД, хорошо знавший «врага народа» Миронова, довольно близкий сотрудник Литвинова и вдобавок хороший знакомый Кольцова. Ну и, конечно, довольно сомнительное, с точки зрения советской власти, происхождение. Теперь оставалось только заставить Гнедина признаться в шпионской деятельности, естественно, под руководством Литвинова. И начались допросы, о которых Гнедин рассказывает в своей книге.

«Берия и Кобулов посадили меня на стул, сами сели по обе стороны и били меня кулаками по голове, устроили игру в „качели“. Били жутко — наотмашь, требовали, чтобы я дал показания против Литвинова… Я терял сознание, но меня продолжали истязать. Выплевывая кровь из разбитого рта, приходя в себя, продолжал твердить:

— Максим Максимович Литвинов — честнейший человек, верный сын народа и Коммунистической партии…»

Видимо, так оно и было, как пишет Гнедин. Хотя есть одно «но»… Не хочется сомневаться в человеке, прошедшем «круги ада» в кровавых недрах НКВД, но правда есть правда. Из «Дела» Гнедина не видно, что его допрашивали лично Берия и Кобулов. Для них Гнедин был не тем «уровнем». Для подобных дел у Берии имелся обширный контингент заплечных дел мастеров. Возможно, Евгений Александрович чуть-чуть приукрасил свой рассказ для большей убедительности в расчете на западного читателя, которому фамилия Берии могла быть известна. Впрочем, это не так уж важно в сравнении с тем, что пришлось испытать Гнедину.

Вскоре, как почти все, Гнедин был сломлен и дал показания.

ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА

ГНЕДИНА-ГЕЛЬФАНД Е.А. быв. зав. отделом печати НКИД от 15–16.V.39 г.

…Позднее я узнал о принадлежности к нашей антисоветской организации М. КОЛЬЦОВА.

Вопрос: Когда и от кого?

Ответ: По непосредственной связи с ним. Впервые о принадлежности КОЛЬЦОВА к антисоветской организации я понял во время одного из его проездов через Берлин в 1936–37 г.г. Неожиданно для меня КОЛЬЦОВ проявил откровенное сожаление и беспокойство по поводу происходящих арестов заговорщиков, но открылся мне КОЛЬЦОВ, как участник антисоветской организации только в Москве, сначала вскользь во время одной из встреч, а затем уже прямо 7 ноября 1938 года на приеме в НКИД.

Во время разговора к концу приема КОЛЬЦОВ сказал мне, что он в курсе моей антисоветской работы под руководством ЛИТВИНОВА и знает от ЛИТВИНОВА об угрожающей мне неприятности, в связи с возможным вскрытием моей антисоветской работы заграницей. КОЛЬЦОВ говорил мне также о своей антисоветской связи с ЛИТВИНОВЫМ.

Теперь остается только «закрепить» достигнутый «успех». И доблестные следователи-садисты проводят «очную ставку» между Гнединым и Кольцовым.

ПРОТОКОЛ ОЧНОЙ СТАВКИ

между арестованными КОЛЬЦОВЫМ Михаилом Ефимовичем и ГНЕДИНЫМ Евгением Александровичем.

От 29 августа 1939 г.

После взаимного опознания друг друга, арестованные заявили, что личных счетов между ними нет и на поставленные вопросы показали:

Вопрос КОЛЬЦОВУ: Вы подтверждаете ранее данные Вами показания о своей изменнической работе?

Ответ: Да, подтверждаю.

Вопрос ГНЕДИНУ: А вы?

Ответ: Да, подтверждаю.

Вопрос КОЛЬЦОВУ: Что вам известно об антисоветской работе ГНЕДИНА?

Ответ: Мне известно, что ГНЕДИН находился в дружеских отношениях с РАДЕКОМ и как-то РАДЕК мне указал на ряд людей, которых он назвал «энтузиастами германо-советского сближения» и рекомендовал мне помочь этим людям. Эти люди, сказал он, знают, что несмотря на различие политического строя, считают, что интересы СССР и Германии во многом совпадают.

РАДЕК, я, УМАНСКИЙ, МИРОНОВ и ГНЕДИН при встрече говорили о необходимости сближения этих стран и при этом подвергалось критике решение советского правительства в этой области. При этих разговорах присутствовал и ГНЕДИН, точно я не могу вспомнить этих разговоров, но о том, что разговор, направленный к критике внешней политики советской власти был. Это было примерно в начале 1933 года, тогда к этому вопросу мы возвращались неоднократно.

Разговор происходил в различной обстановке: в редакции и, кажется, один раз на квартире УМАНСКОГО.

Вопрос ГНЕДИНУ: Верно ли показывает КОЛЬЦОВ?

Ответ: Нет не верно, я думаю, что он ошибается.

Вопрос ГНЕДИНУ: А вы лично имели антисоветскую беседу с КОЛЬЦОВЫМ?

Ответ: Антисоветской беседы с КОЛЬЦОВЫМ не имел, но я должен показать о беседе в конце 1938 г. на очередном большом приеме в Наркоминделе, КОЛЬЦОВ дал мне понять, что он находится в близких отношениях с ЛИТВИНОВЫМ и вообще он выражал сожаление по поводу предстоящей мне неприятности, квалифицируя слова КОЛЬЦОВА, я тогда обнаружил его причастность к антисоветской организации. Я обратил внимание на этот разговор. Кроме этого, в Берлине, при встрече с КОЛЬЦОВЫМ, когда он проезжал в Испанию он высказывал огорчение по поводу начавшихся арестов. Речь шла о разоблачении врагов народа. Таким образом у меня с КОЛЬЦОВЫМ было два разговора: один разговор в Берлине, во время которого он высказывал огорчение по поводу разоблачения врагов народа, хотя он не уточнил мне, что происходит. Второй разговор, это на банкете.

Вопрос КОЛЬЦОВУ: Имело ли место у вас такие разговоры, о которых показывает ГНЕДИН, как в Берлине, так и на приеме 7 ноября 1938 года?

Ответ: Разговор в Берлине, возможно и был, но в деталях я его не помню. Я тогда выражал свое огорчение по поводу того, что среди советских работников и среди военных были обнаружены враги народа, произведены массовые аресты, о чем я узнал, во время приезда своего. О чем идет речь, во второй части показаний ГНЕДИНА я просто не знаю мне не были известны неприятности, которые угрожали ГНЕДИНУ, я не знаю просто о каких неприятностях идет речь.

Вопрос ГНЕДИНУ: Вы может быть более подробно расскажите о своем разговоре с КОЛЬЦОВЫМ 7 ноября 1938 года на банкете в Наркоминделе?

Ответ: Осенью 1938 года я был причислен на одном из партийных собраний к числу лиц, в отношении, которых не была проведена разоблачительная работа. Я думаю, что КОЛЬЦОВ имел в виду именно это обстоятельство, тогда он мне сказал, что он знает какие у меня трудности и неприятности по партийной линии.

Заявление КОЛЬЦОВА.

О неприятностях, которые грозили ГНЕДИНУ в то время я слышу сейчас от него в первый раз, в частности о том, что он был причислен к числу лиц, в отношении которых не была проведена разоблачительная работа.

Я действительно, не задолго до этого был у ЛИТВИНОВА и сказал об этом ГНЕДИНУ, но я не слышал о неприятностях, угрожающих ГНЕДИНУ.

Оба арестованных заявили, что вопросов друг к другу они не имеют.

Протокол очной ставки застенографирован с наших слов, нами прочитан.

КОЛЬЦОВ

ГНЕДИН

Очную ставку провели:

Пом. нач. следчасти НКВД

Ст. лейтенант гос. Безопасности

(ПИНЗУР)

Ст. следователь следчасти НКВД Ст. лейтенант гос. безопасности (РАДЧЕНКО)

Следователь следчасти НКВД Лейтенант гос. безопасности (КУЗЬМИНОВ)

Да, вопросов друг к другу Гнедин и Кольцов не имели. А какие могли быть вопросы у двух подвергнутых жестоким истязаниям, сломленных людей. Наверняка, им перед очной ставкой следователями даны были четкие «наставления», о чем и о ком надо говорить. Можно себе представить, как эти двое людей, друживших до ареста, потупя в пол глаза, стараясь не смотреть друг на друга, тусклыми голосами отвечали на «вопросы».

Теперь у следствия появляется возможность для разоблачения еще одной «преступной» группы — «Второго НКИД», «шпионов» и «предателей», окопавшихся в одном из важнейших министерств государства. Это в первую очередь Литвинов, а также послы — Потемкин, Суриц, Штейн, Уманский, Майский — люди, поддерживавшие взгляды Литвинова на международную политику СССР.

Почему кандидатом на участие в процессе в качестве главного подсудимого стал Максим Литвинов? А вот почему. Назначенный на пост наркома иностранных дел в 1930 году, с 1933 года — момента прихода к власти Гитлера — настойчиво проводил линию на сближение с западными демократиями для совместного отпора германской агрессии. Сталин внешне как будто бы поддерживал эту политику. Советский Союз даже вступил в Лигу Наций. Но Гитлер по духу был гораздо ближе Вождю, чем англо-французские демократические лидеры. Одновременно с переговорами о возможности союза с Францией и Англией официальной антигитлеровской пропагандой, развернутой на страницах советских газет и журналов, как оказалось, проходили тайные переговоры и контакты с представителями Германии. Об этом свидетельствует тот же Гнедин, работавший в середине 30-х годов в советском посольстве в Берлине. В 1933 году секретные контакты с представителями гитлеровской верхушки осуществлял вездесущий Карл Радек, затем эту деятельность продолжил советский торгпред Канделаки. Он в разные годы встречался и имел продолжительные беседы с Шахтом и наци номер два Германом Герингом. В своей книге Вальтер Кривицкий, бывший агент НКВД, сбежавший на Запад, приводит одно весьма любопытное откровение Радека: «Только дураки могут вообразить, что мы когда-нибудь порвем с Германией. То, что я пишу, — это одно, в действительности дело обстоит совсем иначе. Никто не может дать нам того, что нам дает Германия. Для нас порвать с Германией просто невозможно». И Радек прав: в первые годы советской власти, после заключения Рапалльского договора, из Германии в Россию поступала весьма значительная техническая и экономическая помощь, которая играла не последнюю роль в строительстве советской индустрии. Евгений Гнедин в своей книге писал: «Я вспоминаю, как мы, дипломатические работники посольства в Берлине, были несколько озадачены, когда, проезжая через Берлин, Элиа — заместитель наркома внешней торговли, в силу старых связей имевший доступ к Сталину, дал понять, что „наверху“ оценивают гитлеризм „по-иному“, — иначе, чем в прессе и чем работники посольства СССР в Берлине». Тайные контакты проходили помимо НКИД, и Литвинова о них не информировали. Он продолжал участвовать во всевозможных переговорах о союзе с Францией и Англией, принимал в Москве посланников этих стран. Дело со скрипом, но продвигалось. Видимо, у Сталина еще не сложилось твердого мнения: с одной стороны, он боялся Гитлера, а с другой — ненавидел демократию. Как всегда, Хозяин не торопился принимать решение — на кого ему ориентироваться — на Гитлера или на англо-французский союз. Наконец он решился.