Елена Габова - Сказка выпускного бала

• Название: Сказка выпускного бала
• Автор: Елена Габова
• Жанр: Прочая детская литература

Ее прозвали Вороной, да и сама Ника считала себя неуклюжей, некрасивой и незамет-ной. У всех в классе были пары, кто-то с кем-то встречался, ходил на свидания, а ей в подарок досталось одиночество. Но выпускной бал заставил девушку поверить в сказку. Ведь волшебство рядом с нами, а прекрасным принцем может оказаться и одноклассник…

---

Елена Габова Сказка выпускного бала

Вероника

Жила-была ворона. Она любила всякие блестяшки: фантики, крышки от бутылок, флакончики от духов, ну а если найдет брошку со стеклышками – сердце ее замирало от счастья. Все эти драгоценности ворона утаскивала в свое жилище на старой высокой березе.

– Вот и ты, дочка, похожа на такую же ворону. Тебе нравится то, что блестит, все это ты готова унести в свое гнездышко…

Мама рассказала сказочку про ворону, когда мне было лет пять. Я всякий раз вспоминала про нее, когда перебирала в коробке из-под конфет свои нынешние «драгоценности»: серебряную цепочку, кулон из сердолика, брошь – то, что дарили мне на дни рождения родители или бабушка. Все это я хранила в обычной конфетной коробке. Конфеты съели, а вместо них в ячейки пластмассового вкладыша я клала украшения. По одному в каждую ячейку-гнездышко. Удобно!

Мама была права, говоря о похожести. Когда я была маленькая, в гостях выпрашивала у хозяев всякие блестящие пустячки вроде пластмассовых колечек, кулоничков, брелоков. Все с удовольствием уступали ребенку ненужные, невесть как попавшие в дом побрякушки. За всю мою последующую жизнь эта мелочовка растерялась, но одна побрякушка – нет, ее нельзя так назвать, это брелок – хранится у меня до сих пор. Он замечательный – маленький козлик из прозрачной пластмассы. Цепочка и кольцо для ключей на нем почти незаметны, а заметен вот этот козлик с крутыми рогами. Когда нажимаешь на его спинку, внутри переливается свет: красный, зеленый, голубой. И сразу вспоминается сказка «Серебряное копытце» [1] , тот момент, когда из-под копытца лесного козла вылетают разноцветные драгоценные камушки.

Я его берегла. Он меня успокаивал в моих горестях: от пустяковых, вроде тройки за диктанты в младших классах, – до обидных, вроде записки Кати Стрекаловой о том, что они с Вилей Вельсом три раза ходили в кафе. Эта записка случилась всего неделю назад. Катя (она сидит за партой сзади меня) дала мне ее на физике. Толкнула в спину и дала. Я и так физику не люблю, а тут еще эта записка… До того мне на уроке стало муторно, хоть выбегай из класса. Виля Вельс мне нравился, и об этом секрете знала только Катя Стрекалова. Я ей буквально за два дня до записки по секрету сказала. Настала очередь дежурить по классу, а моя соседка по парте Наташка Круглова заболела. Катя сидит одна. Вот классная Лилия и сказала, чтобы мы подежурили вместе.

После уроков, убрав класс, мы сели за Катину парту. Я люблю наш класс. Люблю цветы на подоконниках, люблю портреты великих биологов, которые вот уже третий год смотрят на нас со стен. А когда класс пустой, мне он еще больше нравится. Он наряжается в таинственность. Все наши дневные разговоры, споры на переменах, объяснения учителей никуда не деваются, а превращаются во что-то неизвестное науке и витают вокруг нас, сидящих в одиночестве в пустом классе.

Сидели мы с Катей, дышали этим неизвестным. Я никогда не была близка с этой девчонкой, мы вообще-то с Наташей дружим, но вот тут я проявила слабость и призналась, что мне нравится Виля. Конечно, слабость! Можно сказать, раскрылась перед змеей. А разве она не змея? Ведь она прислала записку, уже зная, что мне нравится Вельс, чтобы я помучилась.

Вилька красивый. У него длиннющие ресницы и челка, закрывающая лоб. Я не понимаю, как парням удается быть такими красавчиками. Ведь они не красятся. И еще он очень умный, даже физику знает на «отлично». Я перед отличниками по физике преклоняюсь. Потому что совершенно, совершенно не понимаю ее задачки – как их можно решить? Прочитав записку, в школе я как-то сдерживалась, а когда пришла домой, схватила свой талисман, нажала на спинку и разревелась. Посыпались из-под копытца разноцветные камушки. С недавнего времени мне стало казаться, что это мои горючие слезы.

Конечно, я понимала, что перспектив подружиться с Вилей у меня ноль. Да я вообще-то не сильно хотела! Мне он нравился как чудная картинка, и я мечтала о нем, как о журавле в небе. Понимала, что он недостижим. Я не понимала другого: зачем Кате записки писать про себя и него? И отдавать их именно тому, кому нравится Виля, то есть мне? Ответ напрашивался сам собой: чтобы сделать больно. Я и заплакала-то от обиды. Кто я такая? Кому могу понравиться? Никому.

В школе я написала ответ:

Рада за тебя, Катя.

И, не оборачиваясь, бросила через плечо перед Катиным носом.

Брелок в конфетной коробке не помещался. Лесной козел стоял на крошечных копытцах на подоконнике в моей комнате. Елисейка еще не мог до него дотянуться. Когда братишка подрастет, уберу талисман повыше. А если кто-то скажет, что это копеечная побрякушка, я обижусь и на ляпнувшего подобную чепуху долго буду коситься.

Когда мама увидела у меня коробку из-под конфет с моими нынешними «драгоценностями», она посмеялась и сказала, что я очень изобретательна:

– Ничего не скажешь, удобно – каждая вещь на своем месте. Но ведь смешно!

– Мне не смешно, – фыркнула я.

– Смотрится уж больно убого.

«Убого!» – сказала мама. Для женских украшений нужна красивая шкатулка, а не картонка из-под конфет. А мне нравится коробка. На ней изображены красные розы. Люблю розы. Даже просто нарисованные. К тому же конфеты мне подарили парни на 8 Марта. Каждой девчонке они что-то подарили на память в Международный женский день в этом, выпускном, классе. Мальчики повзрослели. Раньше они ничего не дарили. Так неужели я выброшу эту коробку? Пусть и пустую, без конфет, их мы всей семьей съели в тот же день. Да ни в жизнь не выброшу! Можно сказать, первый подарок от представителей другого пола. Мне она дороже всяких бриллиантовых шкатулок. Да, мама, да!

Когда мама рассказала мне, пятилетней, сказочку про ворону, я спросила:

– Мама, а ворона – моя сестра?

Мама засмеялась.

– Судя по тому, что любите одно и то же, вы сестры.

– А меня ведь и зовут как ворону – Вороника…

– Не Вороника, а Вероника. – Мама еще раз засмеялась и крепко-крепко меня обняла. – Вороненок ты мой глупый-глупый!

И я полюбила ворон, этих черно-серых птиц с треугольными клювами.

Места в детском саду для меня не нашлось, и каждый день мама отвозила меня к своей сестре Алине. Она не работала, и всем нравилось, что тетя Алина домохозяйка. Не только мужу тети Алины – всем удобно. Мне было хорошо у нее, она разрешала смотреть мультики, в отличие от мамы, и еще тетя Аля пекла вкусные пироги с брусникой и часто делала блинчики. Я ела их с рябиновым вареньем. Все со сметаной ели, а я выбирала варенье. Оно у меня до сих пор любимое. Оно такое… необычное. Чуть-чуть с горчинкой. Чуть-чуть, и даже еще меньше, на такое маленькое количество даже слова не придумали. Если бы не двоюродный брат Ленька, я была бы готова ночевать у тети Али и даже вообще домой не возвращаться. Такая она была добрая, мягкая, почти пушистая. А вот Ленька мне сильно досаждал. Между мной и ним была огромная разница в возрасте, мне тогда так казалось – огромная. Мне пять – ему десять, мне шесть – ему одиннадцать, ну и так далее. Ленька называл меня «ворона». Сначала мне это нравилось, ведь я думала, что ворона моя сестра. А потом я поняла, что тут что-то не вполне хорошо. Что Ленька как-то противно меня называет. Слишком громко он каркает: «Вор-р-рона!» и слишком подчеркивает звук «р». За всякий промах, когда ругать надо, а не хвалить. Что-нибудь уроню – «Ворона». Что-нибудь скажу не так – опять обзывается, споткнусь о ковер – снова: «Ворона!» Наконец я поняла, что быть вороной, по мнению Леньки, очень плохо. И по мере того, как я росла, эта кличка становилась все обиднее. Он меня вообще достал, этот Ленька. Но что я с ним могла сделать – с большущим? У него были хитрые глаза, аккуратный школьный чубчик и вельветовые штаны. Почему-то Ленька любил вельветовые штаны. Наверное, тетя Аля покупала их потому, что они были дешевле других, а потом Ленька к ним привык. А что, классные же – не мнутся!

Зимой ближе к вечеру двоюродный брат тащил меня на прогулку. Даже если я не хотела. Тетя Аля сына поддерживала:

– Тебе, Ника, надо подышать свежим воздухом.

Естественно, гуляли мы с мальчишками. Встречались на деревянном мостике через овраг. Мальчишки – их было четверо или пятеро – показывали друг другу закачанные в телефоны клипы, фотки, слушали музыку. На телефонах музыка всегда была плоская – ненастоящая, слушать ее было скучно. Потом шли кататься на санках. Кто на круглых ледянках, кто – на обычных. Около дома тети Али был овраг, на который наступали многоэтажные дома. Перед оврагом многоэтажки резко тормозили – такие большие, просто огромные, они все-таки не могли перешагнуть овражек, и мне это казалось смешным, а овраг казался волшебным: он не пускал громадных стоглазых драконов к старым двухэтажным домишкам. На санки мы ложились пузом, и когда они набирали скорость, снежные брызги обдавали разгоряченные лица – вот было здорово! Ленькины друзья научили меня съезжать на животе. Прежде я съезжала на пятой точке – моя ровная спина была прислонена к железной спинке санок. Склоны у оврага неровные, катались не по всем, конечно, а по укатанным, наиболее удобным. И все равно мои санки всякий раз опрокидывались, а Ленькины приятели смеялись до слез. До моих слез, имею в виду. И был там один мальчишка, еще повреднее Леньки, он скатывался с противоположного края оврага именно в тот момент, когда начинала катиться я, и было страшно думать, что мы столкнемся. Я даже визжала, когда была маленькая, когда была еще Вороника. Кстати, мальчишкам Ленька так и говорил: «Ее зовут Вороника». И они меня так называли, а вредный Борька звал «вороненок». Но мы с ним ни разу не столкнулись, потому что, лежа на животе, оказывается, можно было санками управлять. И Борька отворачивал свои санки в последний момент. И смеялся, показывая мелкие и белые, как снежинки, зубы. Именно он научил меня кататься на животе, сняв с моих санок детскую спинку.