Федор Панферов - Борьба за мир

• Название: Борьба за мир
• Автор: Федор Панферов
• Издательство: Правда
• Жанр: О войне
• Год: 1986

Первая книга трилогии о Великой Отечественной войне и послевоенном восстановлении писалась «по горячим следам», в 1943-47-м годах. Обширный многонаселенный роман изображает зверства фашистов, героический подвиг советского тыла, фронтовые будни. Действие его разворачивается на переднем крае, в партизанском лагере, на Урале, где директором военного завода назначен главный герой романа Николай Кораблёв, и на оккупированной территории, где осталась жена Кораблёва Татьяна Половцева…

---

Не за что, — и Анатолий Васильевич снова стал неприступно серьезен.

Машина свернула влево… В сосновый бор. Верхушки на соснах снесены, иные деревья сбиты, иные примяты, иные ободраны, и все перепутано. Казалось, что по сосняку промчалась какая-то сказочная кавалерия и так же, как иногда кони приминают траву, так же и тут все примяла, сбила, перепутала.

«Бог войны» — генерал Тощев — поработал, — пояснил Анатолий Васильевич. — Знаете, сколько тут «искателей жизненного пространства» полегло? Две недели трупы убирали, — и он неожиданно толкнул Галушко в бок: — Быстрее! Чего как с кулагой.

Галушко прибавил ход, а Николай Кораблев недоуменно посмотрел в затылок Анатолия Васильевича, потом по сторонам и увидел новую партию подбитых, изуродованных танков — это были советские танки.

«Не хочет свои показывать», — поняв детскую хитрость командарма, проговорил про себя Николай Кораблев и вслух:

А мне это очень надо, Анатолий Васильевич. Моторы посмотреть. Задание ведь имею.

А чего их смотреть? Мертвые. Впрочем, пожалуйста, — он первый выбрался из машины, подошел к танку, лежащему на боку, и, погладив поржавевшую в тисках засохшей грязи гусеницу, произнес: — Ох, красавец ты наш. А пал. Пал, — с грустью, как перед покойником, произнес командарм. — Пал потому, что слабенький: один снаряд тебе в бочок — и свалился. А если термический — костей бы не собрали. А вы, Николай Степанович, про ножички. Если танки горят, о ножичках будешь думать. Нынче, говорят, Урал новые танки дал: «Т-34». Те, говорят, сила.

Николай Кораблев через открытый задний люк полез внутрь танка. Долго копался там, а когда выбрался, сияющими глазами посмотрел на командарма и, как о хорошем знакомом, сообщил:

Наш мотор. Выдержал испытание: хоть сейчас заводи. И самый памятный. Номер я разглядел.

Вот и хорошо. А какая память? — без интереса спросил Анатолий Васильевич, идя к машине.

Сев в машину, Николай Кораблев рассказал о том, как однажды они обещали правительству перевыполнить программу и сорвались: металл нам не доставили, горючее. А когда все это достали, конец месяца на носу. Но — к рабочим: так и так, мол, обещание дали. Те взялись и за несколько дней не только программу выполнили, но и сверх дали четыреста три мотора. Выражаясь вашим языком, рабочие стояли насмерть: по семидесяти часов от станков не отходили. Валились с ног, но выполнили и перевыполнили. Так этот мотор, судя по номеру, из той партии.

Николай Кораблев смолк, а Анатолий Васильевич тихо проговорил:

Старею, что ль? Когда мне такое говорят о народе, слезы меня прошибают. Верно, хороший народ у нас… и здесь и в тылу, — он вынул платок, вытер слезы и вдруг, став «домашним», звонко засмеялся.

На дорогу неожиданно выскочил крупный и жирный заяц. Чуть посидел и, как бы чем-то забавляясь, побежал вперед, вихляясь и крутясь.

Он! Он! — закричал Галушко. — Товарищ генерал, он, оторвите мою голову!

Экий! Экий! Спать бы ему пора. Видно, кто-то его спугнул. Он, он, Микитка! — радостно хохоча, подтвердил Анатолий Васильевич.

Заяц, прижав уши, припустился по дороге, затем сделал скачок и шарахнулся вправо.

Вправо столбик с надписью «Луна».

Выйдя из машины, Анатолий Васильевич, Макар Петрович, Галушко, а за ними и Николай Кораблев по еле заметной тропе направились в лес, пересекли порубку, усеянную поленницами, и уже стали спускаться в овражек, как почти из-под ног вырвался все тот же заяц. Отскочив метров на пятнадцать — двадцать, он присел у пня и забавно стал лапками чистить рыльце. Макар Петрович выхватил пистолет, нацелился.

Эй! Эй! — крикнул Анатолий Васильевич. — Этого зайца артиллеристы вспоили, вскормили, а ты — бац. Тоже, охотничек нашелся.

Макар Петрович, смущенный, спрятал пистолет, сказал:

А я хотел было разрядить.

Разрядить? Они тебе, артиллеристы, разрядят, — и Анатолий Васильевич еще быстрее пошел по тропе.

За оврагом их встретили Троекратов и Тощев. Тощев по всем правилам отрапортовал перед командармом. Тот выслушал и сказал:

Ну, генерал, показывайте, что у вас тут.

Вскоре они очутились в кустарнике сочных, молодых лип. Липы цвели. На цветах гудели пчелы. Старательные, энергичные, они копошились в лепестках и вдруг, оторвавшись, отяжелевшие, отлетали, а на их место садились все новые и новые. И вот здесь, среди цветущих лип, укрывались пушки. Были тут всякие — с короткими, будто отрезанными стволами, с длинными, словно хоботы. Среди замаскированных пушек виднелись минометы, пулеметные гнезда. Тощев, приведя сюда «гостей», весь засиял и даже перестал щелкать хлыстом по туго натянутому голенищу, а Анатолий Васильевич шагал от пушки к пушке, осматривая их внимательно проверяющим взглядом. Иногда он хмурился, как бы найдя какую-то неполадку, что-то рассматривал, прикидывал, но, успокоившись, шагал дальше — высокий и плечистый. Пройдя ряды пушек, он неожиданно остановился на окрайке липняка, посмотрел на дорогу, потом на маленькую противотанковую пушку, стоящую в укрытии.

А ведь это моя знакомая, — заговорил он, сначала не обращая внимания на трех артиллеристов, которые вытянулись перед ним. — Ух, узнаю, узнаю. Сколько она немцев поколотила! А танков — не счесть числа, — и, повернувшись к артиллеристам, сказал: — Вольно, вольно, ребята, — и тут же, как мужичок, по-волжски окая: — Одолем или не одолем фашистов? A-а? Как думаете?

Артиллеристы, глядя на командарма, сдерживая улыбки, наперебой заговорили:

Одолеем, товарищ командарм!

Приказ скорее давайте!

Долго стоим!

Немцы уже перинами обзавелись!

Вот и полетит из них пух, — подхватил Анатолий Васильевич и покосил глаза на Троекратова. — А полковник Троекратов у вас бывал?

Бывал. Бывал, — ответили ему.

О душе спрашивал? Как она у вас — душа-то?

На месте, товарищ командарм, — уже смеясь, прокричали ему в ответ.

Артиллерия — бог войны, а вы, значит, херувимы? Ну, вот ты — херувим: видишь, руки-то у тебя какие, как лапы у волкодава.

Среди артиллеристов поднялся несусветный хохот. Хохотали все, в том числе генерал Тощев, а один из артиллеристов, маленький, будто мальчик, согнувшись и держась руками за живот, выкрикивал:

У его… у его, товарищ командарм, руки такие, как у Вакулы-кузнеца.

Обладатель сильных рук, сжав кулаки и тоже смеясь, обращаясь к Анатолию Васильевичу, пробасил:

Херувимы, товарищ командарм: башку с фашиста — святое дело.

А Анатолий Васильевич серьезно проговорил:

Гитлер хвастается каким-то новым видом оружия. Так что вы посматривайте и соображайте. Надежда на вас, — даже с какой-то угрозой произнес он. — Пушек у нас много, снарядов много, артиллеристы — вон какие молодцы, — и тут же, смеясь, спросил: — Как у вас заяц-то живет?

Микитка-то? У-у-у! Живет! Такого стрекача по утрам задает, только держись, — ответил все тот же маленький артиллерист.

Вы бы хоть ленту ему на шею привязали, а то ведь подстрелит кто-нибудь. Найдутся такие охотнички. Ну, до свиданья, товарищи, — и Анатолий Васильевич пошел было в сторону.

Артиллеристы застыли на месте, провожая командарма восхищенными взглядами, и кто-то из них произнес:

Ух! За такого умереть не жалко.

Анатолий Васильевич быстро повернулся, шагнул к артиллеристам:

Кто это умирать собирается? Ага. Ты! — обратился он к маленькому артиллеристу. — Не-ет! Это не надо — умирать… Ты бей фашистов!

Так и думаю, товарищ командарм. Умереть — так уж с треском, — ответил тот.

Анатолий Васильевич наклонился к Николаю Кораблеву и, кивая на пушки, прошептал:

Это вам не ножички.

7

Троекратов, испросив разрешение у командарма, остался у артиллеристов. Подойдя к машинам, Анатолий Васильевич сказал:

На трех машинах туда — много. Генерал Тощев, вы свою машину отпустите, садитесь в мою, а Макар Петрович один в своей: ему думать надо, — а когда машина тронулась, он повернулся к Николаю Кораблеву, произнес: — Хороши у нас артиллеристы: насмерть будут стоять.

Минут через сорок — пятьдесят они, оставя машины, спустились в овраг и вскоре очутились на опушке леса.

Впереди открылась луговинная долина, разрезанная извилистой речушкой. Галушко, почему-то посмотрев во все стороны, легонько свистнул. Макар Петрович сразу ожил, как ожил и Тощев, к чему-то готовясь, а Анатолий Васильевич раздраженно крикнул, грозя Галушко суковатой палкой:

Я вот тебе посвищу. Ишь привычку какую взял: что мы тебе, разбойники или собаки? Ты еще попробуй кинуться на меня. Я тебе тогда кинусь.

Слушаю-с, товарищ командарм, — ответил Галушко, еле заметно улыбаясь.

И улыбочку эту брось! — еще раздраженней выкрикнул Анатолий Васильевич. — Ишь! Нянька какая, — обращаясь к Николаю Кораблеву, показал вдаль, за реку: — Видите, вон там, за рекой, бугорок? Вон! Вон! Это и есть знаменитая конюшня имени Макара Петровича Ивочкина. Видите? Галушко! Чего рот разинул? Дай Николаю Степановичу бинокль.