Игорь Федорцов - Черная нить горизонта

• Название: Черная нить горизонта
• Автор: Игорь Федорцов
• Жанр: Фэнтези

---

− Ничего-ничего. Все пройдет. Сейчас все пройдет! - торопливо говорил он. Мысли в голове путались, отчего он не мог ухватить самую важную. А она была! Она пряталась за остальными. Джэлех поглядел, кровоточит ли еще рана. Кровоточила. На платочке, еле заметно, но пятно увеличивалось. И тут до него дошло. Кровь настоящая! Настоящая!

Старик целовал девочку в подбородок, во влажные щеки, в плачущие глаза. Он наслаждался соленым вкусом слез. Настоящих слез! Её слез! Тех самых, вкус которых он забыл.

Джэлех не удержался, всхлипнул сам, поборол слабость.

− Я с тобой! Я с тобой! Все будет у нас хорошо. Все будет хорошо, − причитал Джэлех, не обращая внимания на растущую боль с левой стороны груди. Он слишком стар, слишком болен и у него мало сил, нести бремя своего счастья.

"Не сейчас!" - попросил он неведомо кого и боль отпустила.

Барти расплакалась еще сильней.

− Тебе больно? Барти? Тебе больно?

− Да... Собака... Я .... хотела... она...

Старик слушал её с упоением. Ни одни слова на свете он не слушал с такой готовностью и радостью.

− У меня кровь, − беспокоилась Барти.

− Сейчас, сейчас, − кутал он рану платком, не спуская взгляда, как ткань легко пропитывается кровью.

− У меня другая кровь...

Он не понял, о чем внучка хочет ему сказать. Взгляд старика невольно опустился вниз. На мосластых девчоночьих коленках, кровь менархе.*

Джэлех прижал Барти к себе. ОН ПОБЕДИЛ! ОН СУМЕЛ! ОН ОДОЛЕЛ СМЕРТЬ! ОН СДЕЛАЛ БОЛЬШЕ! ВЕРНУЛ ЖИЗНЬ!

7.

Две недели минуло с окончания Ристаний в Честь Нобилиссима и Клариссима Экбольма Первого, а столица не могла успокоиться. Дома, в гостях, за столом в фускарии, очевидцы пересказывали на сотый раз события, свидетелями, которых им посчастливилось стать. Их подробные до мелочей рассказы обрастали дополнительными и немыслимыми подробностями. Правда приправлялась изысканными фантазиями, терпкими выдумками, завораживающими сплетнями и вздорной брехней. И никого это не смущало. Все так оно и было! И подтвердить сказанное возьмется каждый. Ибо каждый лично знаком с теми о ком собственно велась речь, и повторялось на сто рядов. Тайгон благоговел перед героями Ристаний. Мужчины гордились бойцами, как гордятся собственными сыновьями, братьями или земляками. Женщины томно вздыхали, лелея мечты, заиметь таких любовников и покровителей. Имена достойных передавались из уст в уста с трепетностью молитвы. Милош ди Барр, молодой фрайх, красавец и повеса, удивил выездкой и мастерством в конной схватке. Васил ди Хуст, сын знаменитого героя Пушты, тана Хуста, вышел на поединок со львом и задавил зверюгу голыми руками. Робер ро Уг с легкостью уличного танцора фехтовал против троих противников и кого? скутариев императора! Одолел, не получив ни царапинки. Брин ди Бекри, сын глориоза Бекри, явил миру умение командовать отрядом и пример личного мужества, за что получил лавровый венок из рук Нобиллисима. Экбольм лично пригласил его на торжества в Барбитон. В городе даже шутили, доведись сейчас собираться селенцию, пост друнгария достался бы ему. Кто упомянут, те лучшие. Им и кус побольше. Но и остальных участников не обделили. Кого землями жаловали, кого деньгами. Титулов раздали, что горох просыпали. С щедрой руки императора, спафарии становились фрайхами, даже если имели в имуществе одни драные штаны на всю родову. Штаны - мелочи, разживешься. Главное меч! Кира Борота возвели в севасты, за вовремя пододвинутый стульчик под экбольмовскую задницу. Вестарха Модуса облагодетельствовали за остроумные комментарии состязаний. А народ? Не забыл Нобиллисим и свой горячо любимый народ. Публично, на потеху, повелел топить в расплавленном свинце фальшивомонетчиков, оскоплять насильников, травить преступников псами. Некрофила в клетке по улицам возили. Будто живых давалок мало, на мертвечину полез! Снизошел Венценосец, оплатил двадцать лучших мимариев и горожане неделю бесплатно пользовали городских шлюх. Очереди выстраивались больше чем в голод за хлебом. Даже мабунам позволил не прятаться. Бесстыжие задотерпевцы предлагали себя со ступеней храмов и базилик, в переходах рынков и базарчиков, в арках гимнасиев и у порогов бань. Нахваливали свои прелести громче, чем сальдамарий* сладости. И на их ,,сладости" находился спрос и не малый. ,,Император и Дрофы" переплюнул Порнокапилий*. Сказывают те, кого в былые времена по худородству и на порог не пустили в заведение, в дни Ристаний открыто покупали благосклонность благородных бэну и бьянок, а потом дивились. Благородные не хуже простые обитательниц мимариев, знали с какой стороны мужика за хер держать. Такое утворяли! За счет казны сирым и голодным бесплатно раздавали пропитание. Тессеры сыпались бессчетно. Врут ли? некоторые нищие умудрились столь их насобирать, дома себе купили и завели лавчонки. В фускариях первую чарку бесплатно, на постоялых дворах первый день проживания в полцены. Ворье в ту неделю присмирело и притихло. Равдухам прямой приказ, на месте казнить уличенных. Думали шутка, но после того как фатрию Рамура, аж двенадцать человек! развесили на фонарях у ратуши, поверили. А сколько съедено за пору Празднеств?! Уж, кажется, в брюхо и маковое зернышко не пропихнешь, а как увидишь дармовое угощение и нет тебе запрета − ешь и ешь. Что за семерых?! За семижды семерых ели! Некоторые от обжорства и сгинули. А выпито! На Стародворцовую выкатывали бочки, крышки выбивали, черпаки вешали − пей-заливай глаза. И пили! До беспамятства, до позора. Добрые люди уподоблялись свиньям в грязи и мусоре валялись. Скромные девы вели себя как распоследние шлюхи, позволяли с собой блуд чинить, кому приспичило. Дети и те запрета не ведали! Иные горше последних пьяниц напивались. С пьянство с того Кузнечная слобода выгорела. Не дождь, так пол столицы в пепел и прах обратилось бы.

Еда да питье - телу услада, о душе тоже подумали. В городе, что блох на тифозном трупе: жонглеров, акробатов, циркачей, актеров, мимов. Сутолока, гам, представления. Такое покажут, последний бесстыдник краской зальется. Уж на что инквизиция стоглаза и сторука и то за всем не уследила. И месяца не прошло как лавку и печатню закрыли, где стишки Аретино тискали. Да что стишки? Словеса витиеватые! К каждому стишку иллюстрация срамная! Книгу сожгли, печатника в Шароне засадили, а накось, опять книженция непотребная по рукам ходит, народ смущает. С другой стороны уж коли праздник, то праздник. Ничего не возбранено! Иначе никак!

В затянувшемся столичном кавардаке, такое событие как свадьба Натана ди Сарази и Кайрин ди Смет привлекла внимание не многих. Свадьба обычное дело. Захотел рейнх ярмо на шее таскать, пусть таскает.

Обряд, как и предписано попами, начался с посещения семи церквей: Св. Арды, Св. Ангелы, Св. Таисы, Св. Лючины, Св. Яники, Св. Альбии и Св. Бритты. Нифи* в платье из живого шелка затмила всех. Что солнышко ясное в процессии сияла. Платье скроено и пошито хитро. На правом плечике драпировка. Через прозрачную ткань видна татуировка дубового листочка. Знак Дарения Кайракана. В чистоте безгреховной перед волхвами предстала. А если сейчас дать ей дыханием свечу зажечь*? А? Где девство было, лохмотья?

Второй день, день совместных молений новому дому, семейному очагу. После молений раздача милостыней, жертвование немощным, подаяние презренным, выплаты долгов неимущих. К закату ближе, на повечерие, совместное омовение в купели. Дань глубокой старине. Муж и жена в свадебных нарядах входят в воду святого источника. Омытым одной водой им жить долго и счастливо. Вечером молодых поздравляют родственники и друзья. Ночь в бдении и молениях Создателю. О ниспослании благополучия, о милости, о защите от невзгод и бед.

Третий день молодые вдвоем совершают прогулку. Все благочестиво, торжественно и спокойно. Без ору, пьяного буйства, нескромного веселья. Не тешиться молодые собираються - жизнь вдвоем жить.

Четвертый, последний, день Кайракана...

...Утро началось с выезда на охоту. Сам выезд ознаменовался часовым перекусом. Охотно и вволю выпили и закусили. После чего Кайрин и Натан в сопровождении близких, родни и челяди отправились в Шайский лес. Охота, конечно, не в пример минувшим временам. Ни тебе бешенного гона через чащу, ни рева труб, ни травли зверья, ни традиционного забоя дикого вепря. Пуст лес. Всю живность повывели. Да и редок от вырубок. Не лес - рощица. Помотались по пустым околкам, в рога погудели, в высокое небо из луков постреляли, в семи ручьях воду взбаламутили, на семи лугах травушку истоптали.

Собрались на Хиговой поляне. Прозвание поляны от именитого тана. Он в одного на вепря хаживал, а добыв зверя, на этой самой поляне свежевал и жарил. На этой же поляне наследники уставшие ждать, когда крепкий старик помрет, освежевали самого Хига. Оттуда и наречение.

Белая в черных пятнах овца, привязанная к кольям за задние ноги, дергалась в попытках высвободиться. Испуганное животное блеяло и смотрело на людей умоляюще - отпустите! Люди, кто с куском, кто с чарой, лишь плотоядно улыбались. Волки - не люди!