Алексей Ильин - Время воздаяния

• Название: Время воздаяния
• Автор: Алексей Ильин
• Жанр: Современная проза

---

И тотчас ко мне пришло понимание — ясное и простое: мне стало даже досадно, как я, умудренный своим, вместившим недоступное смертному человеку число прожитых лет и пережитых событий опытом, мог быть так недогадлив прежде, будто незрелый отрок. Было неважно — завладела ли некогда бедным чадом светлого живого мира проникшая через какую — то случайную прореху в поставленном от нее заслоне темная сила изгнанных отсюда вод изначальной неживой бездны, или некая тварь, порожденная ею, незаметно срослась с несчастным, случайно попавшимся ей ребенком, или же это сидящее теперь напротив меня и пронзительно глядящее мне прямо в глаза существо само было таким порождением, нежитью, принявшей живые черты от долгого пребывания среди живых — неважно — было ли то недосмотром, небрежностью, или мне все же не хватило прозорливости, или времени, чтобы увидеть и закрыть, забить камнями, заплести гибкими прутьями печальных дерев и замазать глиною брешь в хрупкой плотине, что охраняет чудо и теплую красоту жизни, что в хрупкости своей сдерживает непомерную тягость, вечно и бессильно стремящуюся смять ее и затопить, уничтожить этот раздражающий и бросающий вызов ее всевластию пузырек воздуха и света, чтобы навсегда воцарилась во всем мироздании бессмысленная, безысходная однородность окончательного небытия.

Прежде даже, чем я осознал все это, тело мое уже напряглось — и само собою, без участия неповоротливого разума, подняло себя на ноги; руки мои без долгих рассуждений уже возносились сотворить знамение против всяческих нездешних порождений, коих истребили они за время своего служения немало; уже глаза мои зажигались гневом и нестерпимым огнем возмездия; миг — и все было бы кончено.

— Поможешь? — коротко и снова негромко, не то спросила, не то попросила она.

Силы, только что гневно бурлившие во мне, оставили меня разом. Я вдруг обмяк и в полной, странной даже, невесть откуда взявшейся растерянности увидел перед собою бедно одетую, голодную и очень несчастливую женщину, совсем одинокую в этом мире, которой некуда и не к кому было идти со своим — действительно неважно, как именно и почему — свалившимся на нее несчастьем. Я увидел — она полностью понимает, что достаточно мне было сделать еще одно лишь движение и даже тени ее не осталось бы на этих камнях, что врастали в землю неподалеку от места, где она уже приготовилась встретить небытие или…

— Да, — ответили мои губы, и тоже — прежде, чем я принял какое — то решение. — Да, — повторил я уже сознательно — хотя язык еще плохо слушался меня, и голос мой показался мне чужим.

Она всё молчала, и я добавил:

— Рассказывай.

…Страшен удел существ, порожденных бездной и брошенных ею в живой мир, безжалостно и бессмысленно, будто в топку… Непрестанный смертельный ужас и безумие сопровождают их во всем протяжении их неестественной, едва сознаваемой ими полужизни в чуждом и непонятном для них мире, без цели, без надежды… Гонимые лишь изначально отданным приказом породившей их силы, подобной жестокому полководцу, бросающему все новые и новые полки на верную гибель, в вечной ненависти, истоки и смысл которой давно забыты… Посылающему их — собранных небрежно, наскоро — уже не для того, чтобы взять штурмом очевидно неприступную крепость, а для того просто — чтобы вредить, сколько возможно всем укрывшимся за ее спасительными стенами, не давать ни минуты передышки их защитникам… Утолять этим свою ненависть — веками, тысячелетиями…

Так рассказывала мне много лет назад моя незнакомка — негромко и почти спокойно, лишь болезненно кривя и кусая черные запекшиеся губы — и я, стоя теперь на вознесенной к небу площадке дворца, повторял ее слова замирающей от ужаса и отвращения толпе внизу, а сам снова, как и тогда, чувствовал странную тоску, будто и сам я был таким же существом, и сам был брошен сюда без цели и смысла, только чтобы отравить моим не могущим даже прекратиться по своей воле безжизненным существованием хоть еще кусочек этого мира… Я зажмуривался и тайком делал глубокие вздохи, чтобы прогнать наваждение, однако оно, исчезнув, спустя короткое время возвращалось…

«Но нет никакого полководца, и никакой злой воли его, нет никакой ненависти — о, если бы они были, если бы это было так… — она скорбно, и будто стремясь отогнать назойливую боль, мерно качала головою, — ничего подобного нет, именно это делает все столь бесконечным и безнадежным… нет злой, но одушевленной воли, а есть лишь бездушный порядок вещей, устроенный таким образом… Сила света и силы тьмы сведены вместе в вечном противостоянии, и в этом — все существо мироздания, с того времени, как его творец отделил их друг от друга, и назвал „светом“ и „тьмою“, и тем положил начало всему, толкнув первый камень, вызвавший лавину причин и следствий, и дав ход времени, в котором и катится эта лавина, называемая бытием…»

— Так что же, нет этим силам никакого дела до страданий их чад? — подняв руку, задавал я риторический вопрос внимающей мне толпе и делал паузу, во время которой она замирала от его кощунства… а я… — я начинал говорить что — то, сложными умственными выкладками доказывающее, что нет, конечно же нет здесь никакого кощунства, и заботятся великие мировые силы о чадах своих, и о них — чадах солнечного мира — всечасно заботится его создатель, — и толпа облегченно отпускала краткое свое напряжение и радостно вздыхала, слушая меня дальше, но…

Но я — то — ведь я помнил, никак не мог забыть, выбросить совсем из сознания ответ на тот же вопрос, услышанный мною много лет назад, на темной обочине безымянной дороги здесь, в этом же краю, быть может, на этом самом месте: «Нет, — шептали, горько кривясь, черные невидимые губы, — конечно нет дела, никакого… Силе ведь не дано познать слабость, великому — склониться до ничтожного… Кого может заботить, что бытие мироздания в целом приносит страдание мельчайшим его частицам?.. Как может заботить, что работа великого механизма изнашивает его мелкие детали? — она была бы иначе невозможна, и механизм остановился бы… Так, без страдания наступает небытие…»

Ее слова жгли мне душу нестерпимо, как огнем, и в первый раз задумался я тогда, как должны были чувствовать себя те, чьи сердца я жег словом своим, проходя землями и морями, в служении моем наделенный неизмеримо большею мощью — и понял я, что и об этом тоже шепчут мне темные уста: слово, которое я нес, которое затем разносилось по всему свету и касалось каждой души, несло страдание — однако же без него в мире воцарился бы хаос, прекративший в нем рано или поздно всякое бытие.

«Страшно, очень страшно, — бормотала она, — ведь — представь: между ними… нами… нет и не может быть никакой любви — ведь нет никакой любви в темной бездне тяжелых безжизненных вод, просто от собственной тяжести своей стремящихся раздавить этот… ваш… мир: просто ведь он — как инородный предмет в этом бесконечном неживом организме, погруженном в вечный сон, лишенный даже сновидений… как нарыв, опухоль, причиняет беспокойство, страдание…»

Сполохи костра освещали ее лицо; оно казалось то злым и неприятным, то спокойно — задумчивым и почти красивым, то — безумным. И ее речь — она то опускалась до шепота, то наполнялась яростью — почти до крика, то снова становилась спокойной, даже будто бы равнодушной, будто бы рассказывала она о чем — то, не имеющем к ней никакого отношения.

«Не может, не может быть и нет любви у исчадий бездны, им незнакомо милосердие… каждый — враг каждому, а не только… — она запнулась, — вам…»

— Светлым! Пресветлым! — продолжила она с нескрываемой злобой. — Тебе повезло родиться в этом мире, устроенном для жизни — просто повезло: в этом не было твоей заслуги — родиться здесь, а не в царстве смерти за его пределами. Но ты думаешь, что родиться от мертвого камня лучше, почетнее, чем от воды — пусть и мертвой?

Она умолкла, а я не знал, что ей ответить на это, кроме того, что, вероятно, так зачем — то было нужно — именно так, а не иначе, чтобы мне повезло, чтобы повезло именно мне…

— Да, повезло… вероятно, так зачем — то было нужно — чтобы повезло именно тебе, а не… мне… — прошептала она, будто читая мои мысли, и снова запнулась.

— Понимаешь, они… — продолжила она и начала быстро бормотать что — то, чего я даже не смог разобрать; наконец ее речь сделалась вновь понятной:

— Понимаешь, они — это нелепо, но — не виноваты… Вы, здесь — такой же кошмар для них, как и они для вас… Они боятся вас…

— И им, в отличие от вас, — снова стала она кричать, на этот раз с подлинным отчаяньем, причитая, — не у кого просить защиты, некому хотя бы пожаловаться на это, хотя бы уткнуться лбом в каменный пол ваших нелепых храмов перед каким — нибудь истуканом, которого вам необходимо поставить пред собою, иначе вы не можете…