Владимир Бацалев - Убийство в «Долине царей»

• Название: Убийство в «Долине царей»
• Автор: Владимир Бацалев
• Издательство: Азбука-Терра
• Жанр: Детектив
• Год: 1997
• ISBN: 5-7684-0123-7

Ирония, парадокс и фантасмагория отличают повести Владимира Бацалева от привычных произведений криминального жанра. Освоить их в привычной технике читательского потребления не так-то просто. Горе-сыщики и горе-преступники сталкиваются в самых невероятных ситуациях, продиктованных бредовой действительностью, в которой почти не осталось места для нормальной жизни.

«Долина царей» — так называется похоронное бюро, одного из владельцев которого однажды обнаруживают мертвым. Главного героя повести, журналиста, нанимают для расследования этого загадочного убийства.

---

…А не все ли мне равно? Чай допили, надо уходить куда-нибудь, иначе погибну, как «Титаник», — от случайного обстоятельства. У того был герметичен каждый отсек, и пробоина даже в двух позволяла кораблю держаться на плаву. У меня тоже прорвало два отсека — жена и дети, теперь надо доползти до ближайшего дока и встать на капитальный отдых, а водку вылить в унитаз. Денег-то на новую у меня нет, не сопьюсь до зарплаты… Пора встряхнуться. Даже тряпка на это способна. Хватит себя провоцировать и тоску нагонять. Не по годам хилый я оказался мужик. Или чересчур чувствительный не по возрасту. Давно поймал бы этого кобеля в коротких штанишках, дал бы ему в лоб, в глаз и в ухо и успокоился. Хотя парнишка — беззастенчивый поставщик бракоразводных скальпелей — сам себя наказал вперед других: жить в семье и в сплошном вранье кошмарно. Тем более когда у ног ребенок: ссоры родителей еще скажутся на его психике. Вырастет полоумным, в лучшем случае с отклонениями, натерпевшись родительских скандалов, ведь папа на достигнутом не остановится, лет через десять начнет развращать девочек. Он же козел-провокатор! Да и мама вряд ли ответит стопроцентной покорностью… А я чего заслуживаю? Аплодисментов по щекам от самого себя?.. Если б я был импортным словом «президент», обязательно издал бы указ, по которому заведомых распутниц насильно выдавали бы замуж за педерастов, дабы нормальные мужья не сходили с ума от ревности, а дети росли в полноценных семьях. Но такой закон не пройдет в Думе: не хватит легальных педиков.

— Вот что, Валера, вы пейте чай, а я, пожалуй, прокачусь перед сном на метро туда и обратно. Или на трамвае дальнего следования. Где у него остановка?

— А хуже не будет?

— Все еще будет. Впрочем, меня уже заранее знобит от счастья, течет из носа от радости и подкашиваются ноги от знания, что впереди будет хорошо, тепло и сытно. Только иди! А уныние есть смертный грех. Не для того Бог создавал мир, чтобы мы тут изнывали от бессилия.

…Господи, под ногами вместо тротуара — сплошные остатки вчерашнего дождя. Хоть бы где асфальт выступил. Может, его смыло? Но куда? Решетки подземных водостоков забиты обертками импортного производства. Фонари мерцают через один и через два: всю их энергию сожрали витрины закрывшихся приватизированных магазинов, — но все равно видно кое-что, наверное, третьим глазом. В такую погоду бездомные собаки ищут себе хозяина у подъездов, требуя продрогшим видом сострадания. Теперь им соболезнуют только бездомные люди. Не поймешь, кого больше и в чем разница: соответствующие службы не отлавливают теперь ни тех ни других. Прохожие выглядят канатоходцами, потому что пробираются по бордюру, но на проволоке тебя все-таки не поливают с головы до пят колеса проезжающих машин. Некоторые женщины защищаются зонтиками, орудуя как щитом в ближнем бою. Колготки их уязвлены разъедающей кислотной грязью насмерть, никаким рекламируемым порошком уже не спасешь чужеродную кожу от дырок, но можно в любом ларьке купить другую и завтра выбросить: теперь она дешевле водки. Не видно только хулиганья и бандитских рож: наверное, берегут себя в тепле от ветра и сырости, пропивая здоровье. Значит, раздолье для честных людей… Куда я иду? Одному Богу известно. Выгнал бы Дрогистова и сидел в четырех стенах, пожарил бы еще раз яичницу на оливковом масле, глядишь, и помер бы к утру. Завещал бы квартиру дочери, библиотеку — сыну, БЖ — запретил бы приходить на мои похороны, а друзей, зная ее беспардонность, попросил бы вытолкать взашей, чтобы не устраивать публичный дом на кладбище. Впрочем, я не умру, такого подарка она от меня не дождется. Могла бы сама сделать мне приятное.

До станции решил идти пешком и хлюпать, а дальше — как Бог на душу положит. Пока стоял на одной ноге, прислонившись к столбу с буквой «М» на вершине, выплескивал воду из ботинок и выжимал носки, — пошел снег и с деревьев осыпались последки листвы. Рядом какой-то пенсионер прислонил лестницу к рябине и рвал в корзину ягоды на пропитание или добавкой в самогонку. Через год-другой он придет сюда с пилой, чтобы выжить без отключенного за неуплату отопления. Это случится в двенадцатую луну: до тех пор он протянет на костре из паркета.

Я ушел вниз по лестнице и взял жетон, раздумывая над тем, что и тут мне не повезло, что я принадлежу к редкой вымирающей касте непривилегированных граждан, которые повышенным тарифом обязаны оплатить общее движение по городу и обеспечить бесплатный проезд военным, милиционерам, общественным контролерам, работникам транспорта, депутатам, членам правительства, а еще — пенсионерам и инвалидам. Каким-то чудом в эту же группу угодили и дети до семи лет. Законодатель, видимо, подразумевал, что в семь лет и один день они должны трудоустроиться и любой работой сохранить привилегированным взятую планку жизни. Что ж делать! Военные, милиционеры, общественные контролеры и иже с ними — особая статья госслужащих в этой стране. Они важнее учителей, врачей и ученых. С ними будущее в будущем обезьяннике. А зачем интеллигенции дармовой транспорт? Еще уедет куда-нибудь. Кто тогда вояк да ментов учить и лечить будет? Кто оплатит полковнику проезд до поликлиники, как не лечащий врач? Но если ребенок с семи лет обязан тратить деньги на свой проезд, было бы справедливо, чтобы пенсионеры с шестидесяти лет ездили бесплатно, а в шестьдесят семь опять трясущейся рукой пробивали бы талон… Мне вспомнилась одна профессорша, мать троих детей. Экономя на всем, она, подходя к транспорту, надевала оранжевую куртку дорожного рабочего и не снимала до конца поездки. Контролеры ей кивали.

Я спустился по эскалатору, разглядывая плывущих навстречу женщин, и не почувствовал ни одной нормальной. Может быть, сейчас кто-то собрал их в одном потайном месте и пытается пересчитать по пальцам? Но пальцев — больше, вот он и держит их до комплекта взаперти.

В метро тоже шел снег, какая-то дама пыталась скрыться от него под увядшим зонтиком. Выйдя на улицу, она, наверное, сядет в лодку без весел. Положительно все рехнулись в этой стране, даже снег с метро. Приятное исключение — дежурная по станции, которая бросила мне, словно отняла кость у собаки:

— Товарищ, не скапливайтесь на середине перрона, проходите в центр.

— А что меня там ждет? — спросил на всякий случай и потоптался, изображая движение из середины в центр.

Подошел поезд. Время было постпиковое, но народу хватало, чтобы не заскучать от его изобилия: некоторые пожилые стояли, другие молодые сидели, третьи пьяные лежали, четвертые, способные выклянчить скальп у всадника без головы, побирались, а уставшие от безделья, вроде меня, молча бодрились. Я сел и в черном окне напротив увидел рядом с собой очаровательную девушку. Я знал, что нельзя смотреть на оригинал, что отраженье куда лучше, а еще лучше прийти в церковь со своей иконой и свечкой, чем шляться по метро, и все-таки повернул голову.

Она читала сиюминутный роман, на котором стоял даже срок годности. Он давно истек, будучи гуманитарной помощью времен второй мировой, но произведение продолжало нести в себе бытовую комфортность, читателю удобно в таком тексте, как в теплой, хоть и вонючей, постели и в ночном колпаке с чужой макушки, натянутом до пят, поэтому и в транспорте он — незаменимая вещь, пусть и с гнильцой, и не нашей выделки, и написан климактеричной дурой на перевернутой кастрюле. Приготовив его, она напитала в душе собственное тело и оставила семью без ужина.

— Ничто не забывается так быстро, как гороскоп на текущую неделю, — пробормотал я. — Советую читать их задним числом.

— Вы о чем? — промолчала она и мне пришлось сказать за нее.

— Да если б я запоминал с ходу, то знал бы твердо: созданы вы для того, чтобы я с вами познакомился, или принесете очередное злосчастье?

— Я не понимаю, — опять мой рот открыла.

— Это не мудрено. Почему у вас одна нога толще другой?

— Кто вам сказал? — я сказал.

— Отсюда видно. Хотите померяем шнурком?

— Вряд ли, — только усмехнулась на мой вопрос.

— Обычно у девушек ноги красивее физиономии, а у женщин наоборот. Позвольте узнать: вы-то кто?

— Не ваше дело, — огрызнулся себе.

— А вдруг вы настроены пообниматься? Приглашаю вас на лавочку, потому что денег у меня нет, как и у всех остальных, кроме тех, у кого они есть. Последние темпы инфляции разорили даже фальшивомонетчиков: пока они налаживают производство одной купюры, та уже выходит из употребления и производство становится нерентабельным. Говорят, государство, чтобы стимулировать приток товаров на внутренний рынок, скоро разрешит использовать при взаиморасчете фантики с заграничными числами, соответствующими рублевому номиналу. А в кредит Под будущее государству не дают. Видимо, у Него нет будущего… Так пойдем на лавочку? Под снег? Под разбитый фонарь? В лужу?