Шолом Алейхем - Дрейфус в Касриловке

• Название: Дрейфус в Касриловке
• Автор: Шолом Алейхем
• Издательство: Текст
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-7516-0654-1

В книгу вошли знаменитые циклы рассказов «Касриловка» и «Новая Касриловка», которые справедливо относят к лучшим творениям Шолом-Алейхема (1859–1916). Смешные и грустные, легкие и поучительные, эти истории из жизни простых евреев никого не оставят равнодушными. Автор – иногда с юмором, иногда серьезно – рассказывает о повседневной жизни и несбыточных мечтах, о человеческом благородстве и людских слабостях, искусно вплетая в повествование еврейские обычаи и традиции. 

   Доброжелательные, полные оптимизма и неиссякаемого юмора, эти истории и сегодня читаются с не меньшим интересом, чем сто лет назад.

---

Шолом Алейхем Дрейфус в Касриловке

Не знаю, вызвала ли история Дрейфуса[1] еще где-нибудь столько шуму, сколько в Касриловке.

В Париже, говорят, тоже бурлило, как в котле. Газеты писали, генералы стрелялись, молодые люди носились по улицам как сумасшедшие, кидали в воздух шапки и вытворяли черт знает что. Один кричал: "Вив Дрейфус!", другой кричал: "Вив Эстергази!" А пока суд да дело, евреям, как водится, досталось, их чернили, смешивали с грязью. Но столько душевной муки, столько обиды и позора, сколько вынесла из-за этого дела Касриловка, - Париж не испытает до самого пришествия мессии.

Откуда в Касриловке проведали о Дрейфусе - об этом не спрашивайте. А почему там, скажем, знают о войне, которую англичане вели с бурами? Откуда там знают, что творится в Китае? Что роднит касриловцев с Китаем? Большие дела, что ли, ведут они с миром? Чай получают они от Высоцкого из Москвы, а желтую летнюю ткань, которая называется "чешун-ча"[2], в Касриловке не носят, - не по карману. Слава богу, если летом есть возможность носить накидку хотя бы из парусины, а то волей-неволей ходят совсем безо всего, то есть, прошу прощения, в одних портках с надетым поверху ситцевым арбеканфесом, и тем не менее потеют в свое полное удовольствие, было бы только жаркое лето.

И все-таки остается тот же самый вопрос: откуда Касриловка пронюхала про историю с Дрейфусом?

От Зейдла.

Зейдл, сын реб Шаи, - единственный в городе выписывает газету "Гацфиро", и от него узнают все, что происходит на белом свете нового, то есть не от него, а через него. Он им читает, а они тут же переводят, он рассказывает, а они друг другу истолковывают, он сообщает, что написано, а они оттуда часто извлекают нечто совсем обратное тому, что написано, потому что они лучше понимают.

И был день, и пришел Зейдл, сын реб Шаи, в синагогу и рассказал историю о том, как в Париже судили еврея-капитана, какого-то Дрейфуса, за то, что он выдал кому-то важные государственные бумаги. Сообщение это в одно ухо вошло, в другое вышло. Один только мимоходом брякнул:

– Чего ни делает человек ради заработка?

Другой злорадствовал:

– Так ему и надо! Пусть еврей не лезет в верхи и не путается с царями!

Позднее, когда Зейдл пришел и рассказал совсем заново всю историю, что все это дело попросту клевета, что еврей-капитан, этот самый Дрейфус, которого сослали, невинен как агнец, что это подлая интрига каких-то генералов, повздоривших между собой, - тогда уже городок несколько заинтересовался этим делом, и Дрейфус стал касриловцем. Где останавливались двое, он оказывался третьим.

– Слышали?

– Слышали.

– Сослан пожизненно.

– На вечное поселение.

– Ни за что ни про что!

– Навет!

Еще позднее, когда Зейдл пришел и рассказал, что дело, очень даже вероятно, будет судом разбираться заново, что нашлись такие добрые люди, которые берутся доказать миру, что вся эта история была ошибкой, Касриловка всколыхнулась, заходила ходуном. Во-первых, Дрейфус ведь "наш", и, во-вторых, с какой такой стати там, в Париже, могла произойти такая мерзкая история? Фу, уж больно неподобает она "франц-усикам"! И начались споры и препирательства, бились об заклад: один утверждал, что дело будет пересматриваться заново, а другой оспаривал - нет, после решения суда дела не перевершат, приговор вынесен - пиши пропало...

Дальше - больше, люди перестали ждать, покуда Зейдл удосужится доползти до синагоги, чтобы рассказать новости о капитане Дрейфусе, и начали ходить к нему домой. Потом не стало терпения ходить к нему домой, и начали ходить с ним вместе на почту, там получали газету и там же на месте ее прочитывали, и там же на месте еще раз и еще раз все пережевывали, шумели, галдели, спорили и говорили все вместе, как обычно. Не раз господин почтмейстер намекал им, очень вежливо, правда, что почта не синагога, да простится мне, что рядом помянул.

– Тут не жидовская школа, жиды пархатые, тут не кагал, шахер-махеры!..

Эти слова трогали их не больше, чем Амана - грохот трещоток[3]; он их осыпал бранью, а они читали "Гацфиро" и говорили о Дрейфусе.

И не об одном только Дрейфусе говорили в Касриловке. Каждый раз прибавлялся новый персонаж: сначала "Эстергази", потом "Пикерт", следом генералы "Мерси", "Пели", "Гонзи"[4] и при этом была высказана догадка, что у "франц-усиков" имя генерала обязательно заканчивается на "и". И тогда один ехидно спросил:

– Ну, а с Будефером[5], что ты будешь делать?

– И что ты думаешь? Он таки вылетел в трубу.

– Туда им и дорога.

И были в Касриловке еще две личности. Их весь город полюбил, души в них не чаял, это были - "Эмиль Золь" и "Ламбори"[6]. За "Эмиля Золя" каждый принес бы себя в жертву, шутка ли сказать - "Эмиль Золь"! Явись Эмиль Золя, к примеру, в Касриловку, весь город вышел бы ему навстречу с этаким "добро пожаловать", его бы на руках носили.

– Что вы скажете о его письмах?

– Жемчужины! Алмазы! Брильянты!

И "Ламбори" они возносили до небес. Народ восторгался, приходил в раж, упивался его речами. Хотя никому в Касриловке не доводилось его слышать, но своим умом они дошли до того, что говорить он, должно быть, мастер.

Не знаю, ждала ли так семья Дрейфуса в Париже его возвращения с того милого острова, как дожидались его касриловские евреи. Можно сказать, что они вместе с Дрейфусом плыли по морю - буквально чувствовали, как они плывут: вот поднимается шторм и раскалывает море, раскидывает во все стороны, волны плещут и бросают корабль, как щепку, вверх и вниз, вверх и вниз.

– О господи боже! - молились они в душе. - Приведи его с миром туда, где должен совершиться суд! Открой глаза судьям и проясни их мозги, дабы нашли они виновного, и пусть весь мир увидит нашу правоту! Во веки веков, аминь!

День, когда пришла добрая весть, что Дрейфус уже вернулся, был в Касриловке праздником. Не будь касриловцам неловко, они даже закрыли бы свои лавчонки.

– Слышали?

– Благодарение всевышнему!

– Я охотно поглядел бы, какова была его встреча с женой...

– А я охотней посмотрел бы на детишек в ту минуту, когда им сказали: отец вернулся.

Женщины, присутствовавшие при этом разговоре, сидели, спрятав лица в передники, делали вид, что сморкаются, лишь бы не догадались, что они плачут. Как ни велика была бедность в Касриловке, но любой из касриловцев готов был поступиться самым дорогим, только бы съездить туда, взглянуть на Дрейфуса хоть издали.

Когда начался суд, здесь разгорелись такие страсти, не приведи господи! Не то что газету - самого Зейдла рвали на части. У людей кусок застревал в горле, они не спали ночами - с нетерпением ждали завтрашнего дня, а назавтра дожидались послезавтрашнего, и так изо дня в день.

И вдруг в городе начался переполох, шум, вопли, галдеж светопреставление! Это произошло тогда, когда стреляли в адвоката Лабори. Касриловцы ополчились против неба и земли.

– За что? Про что? Ни за что ни про что! Такой разбой! Такого не было и в Содоме!

Этот выстрел лишил их разума, разнес им мозги, эта пуля попала им в самое сердце, словно тот разбойник выстрелил в Касриловку.

– О господи, отец небесный! - молились они в душе. - Яви нам диво, ведь ты умеешь, если хочешь, сотвори чудо - только бы Ламбори остался жив.

И бог, благословение ему, сотворил чудо - Лабори остался жив.

Когда наступил последний день суда, Касриловку трясло как в лихорадке. Люди были не прочь уснуть на целые сутки и проснуться только тогда, когда Дрейфус, даст бог, будет уже на свободе. Но, словно назло, никто из них в ту ночь глаз не мог сомкнуть, ворочались с боку на бок, воевали с клопами и с нетерпением ждали утра.

Как только рассвело, все отправились на почту. Почта была еще закрыта, даже ворота были на замке. Народ понемногу собирался возле почты и вскоре запрудил всю улицу. Евреи расхаживали взад и вперед, зевали, потягивались, крутили пейсы и тихо напевали псалмы.

Когда сторож Ерема открыл ворота, евреи все разом ринулись в них. Ерему это взорвало, и, чтобы показать, что здесь его власть, он напустился на касриловцев и с позором, простите, выгнал вон на улицу. Там они дожидались Зейдла до тех пор, пока, наконец, не дождались. И когда Зейдл получил газету и прочитал им о вынесенном Дрейфусу "мудром" приговоре, поднялся крик, вопль до неба! И был этот крик обращен не против судей, которые судили неправедно, не против генералов, которые присягали ложно, не против "франц-усиков", которые так некрасиво себя показали, - нет! Крик был обращен против Зейдла.

– Не может быть! - кричала Касриловка в один голос. - Немыслимо, чтобы на свете был такой суд! Земля и небо поклялись, что правда должна всплыть, как масло на воде. Что ты нам рассказываешь сказки?

– Ослы! - кричал в ответ Зейдл из последних сил и тыкал им газету прямо в лицо. - Нате, смотрите, что написано в газете.