Томас Уайсман - Царь Голливуда

• Название: Царь Голливуда
• Автор: Томас Уайсман
• Издательство: Профит
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-87443-075

Роман, вошедший в данный том, ярко отражает жизнь Голливуда, его страсти, радости и повседневность.

Читателя увлечет потрясающий сюжет и ощущение атмосферы Голливуда.

Для тех, кто любит праздник.

---

После слезливого прощания с проституткой он всхлипывал:

— Прощай мама! Помолись за меня, мама!

Он мгновенно предотвратил гнев Александра, принеся ему искренние, глубокие извинения.

— Я был пьян, — объяснял он униженно, — в другое время я не посмел бы и думать о таком безобразии, чтобы привести проститутку в "Уолдорф-Асторию". Я знаю, — говорил он, — если я повторю что-нибудь подобное, я лишусь своего места и вы решите взять себе другого aide de camp.

— Пауль, ох, кончай дурить. Я устал.

— Всю жизнь, — продолжал Пауль, — я мечтал быть aide de camp Александра Сондорфа, а теперь, когда я достиг этого, я все разрушил. Разрушил из-за собственной глупости и неотесанности. Это спиртное… спиртное виновато!

Александр уложил его в кровать и в ответ на сердечное "Прости меня, мама!" только довольно, добродушно усмехнулся. Он и в самом деле, не мог даже рассердиться на Пауля.

— Простите, Александр, — сказал Пауль, когда свет был уже погашен.

— Ох, что за дьявол! — проворчал Александр, направляясь в собственную комнату.

* * *

Финансовым домом Кейб, Линдер и К° официально управлял человек по имени Стаффорд Димс, но Александр знал, что все главные решения принимал по-прежнему старина Генри Кейб. Кейб пытался уклониться от свидания с Александром, сказав, что в его преклонном возрасте — а ему шел восьмой десяток — он не может заниматься делами компании изо дня в день. Но Александр сыграл на хорошо известной любви старика к интригам и послал ему записку, в которой говорилось, что он хочет обсудить с Кейбом кое-что конфиденциально, а если он побеседует с Стаффордом Димсом, тот немедленно передаст об этом Хесслену. Такой ход Александра произвел желаемый эффект, и Кейб пригласил его прийти.

За две недели до их встречи Александр вместе с журналистом, занимавшимся финансовой информацией, — другом одного из знакомых Пауля — истратил кучу времени на то, чтобы разузнать как можно больше о Кейбе.

Кейб был одним из великих мастеров по созданию гигантских индустриальных объединений. Собрав дюжину или больше компаний, действующих в одной отрасли производства, и слив их финансы, он неизбежно начинал управлять ими. Надо было сделать это объединение достаточно сильным, чтобы поглотить более мелких конкурентов, которые пробовали сопротивляться, или, наоборот, усилить их, чтобы слить в новое объединение.

Иногда второе объединение, образованное в пику первому, финансировалось инвестиционными и страховыми компаниями, а также коммерческими банками, которые находились под контролем Кейба. Кейб никогда не занимался шахтами, строительством железных дорог, нефтедобывающей и автомобильной промышленностью или производством кинофильмов, но, поскольку эти компании возникали и им нужны были деньги для расширения, Кейб предоставлял им капитал, и делал это тогда, когда считал это целесообразным, так что в конце концов приобретал контроль и над этими компаниями.

Глава семнадцатая

Генри Кейб жил в пятнадцатикомнатной квартире, расположенной на самом верхнем этаже высотного здания на Парк-авеню. У него был отдельный вход и холл на первом этаже, где привратник и частный детектив, которые были всегда на страже, внимательно рассматривали посетителей, дабы удостовериться, что их ждут, и только тогда открывали им дверь лифта.

Какой бы привратник ни дежурил, один из секретарей Кейба всегда снабжал его списком приглашенных. Никого из тех, кто не был включен в список, в лифт не пускали. Когда Александр прибыл и назвал свое имя, ему немедленно открыли дверь лифта. Лифт был такого размера, что там могли поместиться пятнадцать человек одновременно. Внутри он был обставлен, как салон — с Французскими креслами, диванами, коврами, антикварными зеркалами, и освещался хрустальной люстрой. Лифт остановился на последнем этаже, и тут же из квартиры вышел дворецкий, открыл дверь лифта, затем взял у Александра шляпу и пальто и положил их в холле на один из двух сундуков пятнадцатого века, которые стояли в небольшом углублении. Между этими антикварными сундуками возвышалась статуя греческого бога Вакха, державшего бокал и виноградные гроздья.

Александр последовал за дворецким, пересек мраморный холл, не замечая ничего вокруг. Он видел лишь небо сквозь окна, расположенные вдоль стены, и испытал почти физическое ощущение большой высоты. Казалось, даже воздух здесь был разрежен. Его без проволочки провели прямо в кабинет Генри Кейба, и дворецкий объявил, как-то нежно мурлыкая: "Мистер Сондорф" — и тихо закрыл за ним дверь.

Кейб, в одних носках, стоял за высокой узкой конторкой. Он кончал что-то писать, целиком погруженный в эту работу. Когда вошел Александр, он сделал гримасу, а потом улыбнулся и поднял на него глаза.

— Сондорф, это вы тот парень, который домогался увидеть меня? Ну, и чем вы занимаетесь?

— Я руковожу студией Хесслена в Голливуде.

Голос старика был удивительно сильным: было странно, что он исходил из этого худого хрупкого тела с почти женским лицом. У Кейба были тонкие поджатые губы, маленький изящный нос, белоснежные волосы, подстриженные коротко, под ежик, они лежали на его голове подобно прекрасному ковру; глаза голубые, пронзительные, а кожа мертвенно-бледная. В комнате стояла ужасная жара, как в оранжерее, и у Александра было такое впечатление, что Кейб был одним из тех редкостных растений, которые сразу вянут, как только соприкоснутся со свежим уличным воздухом. Но это впечатление было обманчиво. Кейб смахнул какие-то бумаги с конторки на пол, где уже валялись телеграфные ленты с биржевыми новостями, смятые бумаги, как где-нибудь в редакции газеты. Выбросив бумаги, он решительно пересек свой кабинет, сел на маленький диванчик и стал надевать ботинки. Судя по тому, как он их надевал, Кэйб был довольно энергичен. Единственным звуком, проникавшим в комнату, было стрекотание пишущей машинки, извергающей один за другим листы, на которых давались сведения о том, каков курс ценных бумаг на фондовой бирже.

— По какому поводу вы хотели меня видеть? — спросил Кейб, зашнуровав ботинки. Его беспокойные руки все время рвали бумагу, а когда она превращалась в клочки, он бросал их через плечо на пол.

— Я хочу получить вашу поддержку, — сказал Александр, — чтобы истратить больше денег.

Кейб резко приподнялся.

— Вы хотите истратить больше денег?!

— Да.

— Киношники и так истратили слишком много.

— Ну, это с какой стороны посмотреть, м-р Кейб.

— Вы представляете себе, м-р Сондорф, что я должен знать, сколько вы там потратили, в вашей Калифорнии?

— Я думаю, что приступы экономии в большой степени исходят от вас.

— Вы так думаете?

— Да, я думаю, что некоторые вещи, на которых до сих пор настаивают, не очень благоразумны. Например, введенное правило, что выражения вежливости надо выбросить из телеграмм.

— Киношники слишком многословны, — провозгласил Кейб. — Нужно уметь вести дела, а не обволакивать каждую вещь в ласковые слова.

— Ласковые слова необходимы, м-р Кейб. Когда вы хотите послать жесткую телеграмму режиссеру на место съемки и в ней говорится, что вам не нравится тот способ, которым он делает некоторые сцены, вы должны это высказать словами с любовью и поцелуями, сказать, что вы верите в него, иначе вы рискуете потерять его навсегда. Истратив пять центов за слово, с реверансами и уверениями в уважении телеграмма приобретает ласковую интонацию, а когда такие слова выбрасываешь, то интонация становится угрожающей. "К сожалению, не можем дать вам больше десяти тысяч" — это звучит неприятно и, может быть, даже оскорбительно, но, если вы добавляете "люблю Германа и детишек", вы уберете жало из этой телеграммы.

— Ну, вы можете вернуть свои "любовь и поцелуи", м-р Сондорф. Что-нибудь еще?

— Да. У меня есть сценарий, и я хочу истратить на фильм полтора миллиона.

— Ну и прыжок! От пяти центов за слово до полутора миллионов долларов!

— Я думал, что этот разговор о телеграммах облегчит вам переход к следующей теме.

— А я не думаю, чтобы хоть какая-нибудь кинокартина могла бы окупить такую кучу денег.

— "Рождение нации" и еще совсем немного других картин.

— Огромное количество фильмов прогорело, и деньги потеряны.

— Знаю, но даже если мы потеряли деньги на таких картинах, то, делая экстра-фильм, с самыми лучшими актерами, какие есть во всем мире и которых мы сможем приобрести, мы расширим наш потенциальный рынок для других картин. Это увеличит количество зрителей. Каждая великая картина, м-р Кейб, даже если вы на ней и потеряли и если она воистину хорошая картина, заставляет людей, которые ходили на нее, посмотреть и другие наши фильмы.

— Я всегда верил, что придет какой-нибудь паренек и расширит рынок, — сказал Кейб.