Наталья Светлова - Квартира, муж и амнезия

• Название: Квартира, муж и амнезия
• Автор: Наталья Светлова
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-9524-2403-1

Что бы вы подумали, если бы вернулись домой из командировки, а дверь вам открыл незнакомый мужчина? И заявил, что он — ваш муж? Рита не поверила, но муж показал их свадебные фотографии и свидетельство о браке. Свидетелей, которые могли прояснить ситуацию, поблизости нет — Рита совсем недавно переехала в этот дом в центре Москвы. Как теперь совместить две реальности, в одной из которых имеется подозрительно сладкий муж, а в другой — Ритин начальник, оказавшийся не сухарем и педантом, а рыцарем без страха и упрека попавшей в беду?..

---

Глава 17

Мать Толика жила в панельной, вполне приличной девятиэтажке. Дверь с домофоном, чистый подъезд, ряды свежеокрашенных почтовых ящиков, лифт без скрипа и надписей. На площадке у лифта — неожиданные горшки с бурно разросшимися цветами. Рита даже остановилась и потрогала бело-зеленые крапчатые листья.

— Петровна тут их разводит, у нее каждый отросток приживается, вон, целые джунгли получились! — объяснила старуха-соседка, вышедшая из второго лифта и отставшая от Тамарочки с Верой Петровной, которые уже звонили в двери квартиры.

Им открыла женщина лет сорока с утомленным бесцветным лицом, отошла вглубь, и распахнутая дверь приглашала всех: и тех, кто ездил на кладбище, и тех, кто поднялся следом на лифте (еще двух востроглазых бабулек в платках и испитого вида мужичка в джинсах и заправленной под ремень фланелевой рубахе) — зайти в дом.

Поминальный стол был накрыт в большой комнате и, судя по разной высоте и ширине накрытого, похоже — простыней, пространства, состоял из двух столешниц. Лезть к окну, куда сели Вера Петровна, Тамарочка и две старухи с кладбища, Рите не захотелось. Ольге Матвеевне, судя по всему, тоже. И они, пропустив вперед консьержку Анну Макаровну, востроглазых бабулек и снявших куртки и трикотажные шапочки мужиков (теперь они остались в одинаковых серых джемперах), сели с узкого и низкого края, рядом с испитым мужичком, который пристроился за стол так неуверенно, будто ждал, что вот-вот прогонят. Не зря ждал — старухи в черном глядели на него строго и даже пытались что-то нашептать Вере Петровне. Но та сидела колодой, ни на что не реагируя, и старухи смирились.

Гости расселись и замерли, ожидая команды начать. С минуту за столом ничего не происходило, и тут один из мужчин решился, сказал:

— Ну, помянем Анатолия, хороший мужик был! — и принялся откручивать крышечку на ближайшей бутылке с водкой.

Ритин испитой сосед встрепенулся, поерзал на табурете, умещаясь поудобнее, и тоже потянулся скручивать голову ближайшей бутылке. Скрутил, поспешно налил себе с полстакана и выпил в три глотка, запрокинув голову и судорожно дергая острым щетинистым кадыком. Потом поставил стакан на стол, крякнул и зашарил глазами по столу, выбирая закуску.

— Степка, ты бы хоть подождал, пока остальным нальют. — Одна из старух в черном смотрела на мужичка с таким осуждением, что он опять слегка втянул голову в плечи и сказал сипло:

— А чё ждать? Поминки же, чокаться нельзя?

— Нажираться тоже нельзя! — сказала старуха. — Обрадовался, схватил, присосался! Вон, соседкам своим лучше налей!

— Это в момент! — засуетился мужичок, занося горлышко бутылки над Ритиным стаканом. Та поспешно закрыла его ладонью и придвинула мужичку стопочку. Тот плеснул в стопочку, точно вровень стеклянным краям, затем в стопочку Ольги Матвеевны, так же умудрившись не пролить ни капли.

— Ну, Толян… Анатолий, жизнь ты прожил короткую, но хорошую! — Мужичок в сером джемпере тоже разлил водку по соседним стопочкам и теперь со своей стопкой в руках держал речь, повернувшись к большой черно-белой фотографии Толика, что стояла на полке мебельной стенки. Картонная рамка фотографии с угла была перехвачена капроновой черной лентой. Толик серьезно и задумчиво глядел поверх рюмки с водкой, накрытой куском серого хлеба. Слева от снимка горела свеча. — Мы, твои сослуживцы, можем честно сказать — ты был хорошим товарищем, сыном, муж… э… — замялся сослуживец, глядя на Тамарочку, — другом. И пусть жизнь твоя оборвалась так нелепо, мы будем помнить тебя как человека кристальной души и чистого сердца. Пусть земля тебе будет пухом, Толян! — Мужичок осушил стопку в один глоток, сел и принялся накладывать себе в тарелку картошку, селедку и рисовую кашу с изюмом и черносливом.

— Кутью отдельно кладите, отдельно, с нее начинать надо, — заподсказывала старуха со строгим взглядом, но мужичок отмахнулся и принялся наворачивать селедку вперемешку с рисом и изюмом.

Рита поглядела на свою стопку. Пить водку совершенно не хотелось. Тем более что непонятно было, как ухватить стопку так, чтобы не расплескать налитую до краев жидкость.

— Чё, девка, удивляешься, как я всклянь налил? — просипел сосед, и Рита задумалась над новым словом. Всклянь… вровень с краями, что ли? — Ща отолью. — Сосед подхватил ее стопку и выплеснул треть содержимого в свой стакан. — Во, держи!

— Спасибо.

Рита поставила стопку и потянулась к тарелке с рисом. Как это назвала старуха? Кутья! Кутья оказалась сладкой, слегка отдавала медом. Заедать ею водку? Фу!

Рита возила вилкой по тарелке и думала, когда уже можно будет уйти. Обстановка за столом угнетала. Мать Толика все так же смотрела перед собой невидящим взглядом, не замечая ни рюмки с водкой, ни тарелки с кутьей, которую ей положила Тамарочка. Сама Тамарочка уже выпила пару стопок и жевала рис, изредка поглядывая на Риту виновато-независимым взглядом. Мужики-сослуживцы, словно близнецы в своих одинаковых джемперах, самозабвенно выпивали и закусывали. Старухи, и кладбищенские, и те, что появились из лифта, тоже споро работали челюстями, изредка поглядывая на фотографию Толика лицемерными скорбными взглядами.

Рита тоже поглядела на снимок и на несколько мгновений застыла над своей тарелкой. Ей почудилось, что взгляд человека на фотографии стал печальным и просящим. Свеча, что ли, так бликует? От этого взгляда Рите окончательно стало не по себе, и она поднялась из-за стола:

— Вера Петровна, Тамара, вы извините, примите мои соболезнования, мне пора идти.

— Подожди, Рита, мне тебе кое-что сказать надо!

Тамарочка поспешно соскочила со своего места и принялась пробираться между столом и стенкой. От ее движения пламя свечи возле фотографии Толика задрожало, и теперь Рите почудилось во взгляде на снимке раскаяние.

— Пошли, на кухню выйдем! — потянула Тамарочка Риту, и та с облегчением ушла от жующего и пьющего стола, показав глазами слегка встревоженной Ольге Матвеевне, что у нее все в порядке.

— Танечка, ты выноси пирожки, да и садись со всеми! — попросила Тамарочка на кухне женщину, что открывала им двери. Теперь женщина укладывала на два блюда крохотные печеные пирожки. Она кивнула, подхватила блюда на обе руки и ушла в комнату. А Тамарочка, дождавшись, пока та уйдет, объяснила Рите: — Троюродная племянница Веры Петровны, из Сызрани. Приехала на похороны, потом останется за ней ухаживать. А я домой вернусь, не могу больше здесь. Хотя как я там буду одна — не представляю.

Тамара привалилась спиной к стене — ни стола, ни стульев на кухне не было, видимо, вся мебель несла поминальную вахту — и сказала, не меняя интонации:

— Рита, мне уже пятую ночь подряд Толик снится.

— И что? — не поняла Рита.

— Он просит, чтобы ты его простила. Говорит, пока не простишь, его Бог не примет.

— Тамарочка, да за что мне его прощать? — не могла взять в толк Рита.

— Понимаешь, — Тамарочка смотрела в пол, — я тут подумала… Кажется, этот Гришка-паскудник правду сказал. Мог Толик Таисию отравить. Он в тот вечер к ней заходил в девять часов кран ремонтировать. На кухне. Вроде неделю назад чинил, а тут опять прорвало.

— Тамарочка, ну что ты выдумываешь! У тети Таи в квартире все такое старое, неудивительно, что часто ломается! — всплеснула руками Рита.

— Ритуль, ты меня не перебивай, ладно? Я ведь все эти ночи сплю очень плохо. Как Толик приснится — так сердце колотится, что просыпаюсь и по нескольку часов уснуть не могу, все думаю и вспоминаю. И знаешь, получается, что он чуть ли не с первого вечера, как у меня остался, про Таисию выспрашивал. Что, мол, за соседи на площадке, можно ли им его пылесос предложить. Я сказала, что вряд ли Таисия купит, а он еще переспрашивал, одна она живет или, может, дети к ней ходят, может, они возьмут. И потом, когда я к Таисии пошла с уборкой помогать, напросился со мной. Я не хотела его брать, тетка твоя не очень-то чужих в дом пускала, а он все равно выскочил за мной, стал с теткой твоей знакомиться, спрашивать, что в доме починить надо. В общем, привыкла к нему Таисия, а Толик взял моду обязательно к ней заходить каждый раз, как ко мне приходил.

— Ну и что, Тамарочка? Что же плохого в том, что Толик помогал одинокой старой женщине?

— Да ничего, Ритуль, ничего! Только приходил он от нее злым каким-то, не разговаривал со мной — рычал. А в тот вечер, когда три часа с краном у нее провозился, пришел веселый… Нет, неправильное слово… Взбудораженный какой-то. Шутил, подмигивал, спрашивал, на что бы я потратила полмиллиона долларов. А утром вспомнил, что я должна сходить к Таисии, что она вроде бы просила помочь ей занавески снять и постирать. Я и пошла, в дверь звонила минут десять, потом забеспокоилась, что плохо с ней, домой вернулась за запасными ключами. Ну и нашла ее под кухонным столом, остывшую уже. А на столе — две чашки из-под чая. Тогда мне не до того было, закрутилось все — милицию вызывали, «скорую». А сейчас думаю: никогда бы Таисия вот так чашки на столе не оставила. Она даже за мной сразу все убирала, только я встану из-за стола. Получается, ее скрутило, когда она чай с Толиком пила. А он, выходит, перешагнул через нее и домой пошел. Или, как Гришка этот говорил, сам Таисии яду налил. И когда я про это думаю и про то, что он, оказывается, сынок профессорский, у меня в голове все прямо по полочкам складывается: Толик мог сделать это, чтобы забрать квартиру у Таисии.