Олег Голиков - Рассказы

• Название: Рассказы
• Автор: Олег Голиков
• Жанр: Прочие приключения

---

повисла над морской гладью. Глядя на далёкий маяк, помаргивающий где-то невероятно

далеко в темноте, Рома сделал последнюю затяжку, задержал воздух в лёгких, и, вмяв

окурок прямо в морскую гальку, откинулся на лежаке. Тело его обмякло, дыхание стало

глубоким, и тёплая нега разлилась по конечностям. Подарок оказался хорош…

Так прошло минут пять, а, может, двадцать пять… Роман лежал с прикрытыми глазами в

полной темноте и слушал глубокое дыхание Чёрного моря. Вдруг со стороны гор

послышался нарастающий шум, словно включили огромный насос, который с каждой

секундой набирал обороты. Роман приподнялся на локтях и с ужасом заметил, что весь

пляж, вместе с ним, с забором и пригорком, который находился чуть позади, медленно,

едва заметно, движется вправо, словно театральная сцена при смене декораций. Он

тряхнул головой и схватился обеими руками за шероховатые бортики стеллажа, так как

скорость движения всего пространства вокруг неуклонно нарастала с каждой секундой, а

необъяснимый шум стал настолько сильным, что напоминал собой звук сверхзвукового

истребителя, проходящего на малой высоте. Где-то впереди слева, на фоне внезапно

посветлевшего неба замаячил корявый остроконечный силуэт знакомого утёса,

напоминавшего пробитый волнами парус, в направлении которого и происходило это

жуткое безумное движение окружающего стеллаж пространства.

Роман остолбенел от ужаса – пляж, море, пригорок, да и сама гора двигались уже со

скоростью бегущего человека, страшный каменный пролёт неумолимо приближался, и он

вдруг увидел, с какой яростью пениться впереди вода.

Рома зажмурился, что есть сил, и через мгновенье внутри его головы словно включили

третий глаз. Луна вышла из-за облака, и он внезапно увидел всё, что происходит с высоты

птичьего полёта. Его сознание зависло прямо над Золотыми воротами, которые,

несомненно, являлись эпицентром страшной катастрофы. Бесконечного морского

пространства, которое должно было расстилаться позади каменной арки, не было – оно,

словно провалилась в тартарары. А горная гряда вместе с небольшой полоской моря,

сколько хватало глаз до горизонта, превратилось в аморфную массу, которая, сужаясь,

продевалась, словно нитка в иголку, в зияющий чёрной пустотой проём Золотых ворот. И

в течение нескольких минут перед изумлённым внутренним взором Романа в это

дьявольское игольное ушко пролетел весь кусок побережья потухших вулканов,

прихватив с собой и далёкий коктебельский берег и судакское побережье. Внизу на миг

наступила полная тьма и тишина. Словно лопнула плёнка в старом кинотеатре.

Но вскоре, с другой стороны Золотых ворот вспенились волны, и снова стал нарастать

знакомый гул невидимого насоса - Карадаг выходил из ворот Дьявола, но уже с

противоположной стороны. Вытекая бесформенной массой из узкого каменного просвета,

слева от него, где недавно, сколько хватало глаз, стелилась спокойная морская гладь, под

грозный шум адского водоворота, анимированными кадрами из фильма «Солярис» внизу

застывало побережье – точная копия исчезнувшего. А справа из кошмарного места, по

чёрному провалу пустоты растекалась вода, чтобы через миг превратиться в привычную

морскую акваторию…

… Вскоре весь фантастический пейзаж встал на своё место, только уже с другой стороны

Золотых ворот. Ромкина голова закружилась так сильно, что ему пришлось мысленно

развернуться и рвануть вперёд, чтобы очнуться не в воде, далеко от берега, а на пляже, на

позабытом кем-то лежаке…

…Ранним утром, едва взошло солнце, Роман, проснувшись на холодной остывшей за

ночь гальке, быстро сбегал в домик за фотоаппаратом и, молнией метнувшись на причал,

растолкал спящего лодочника, от которого крепко пахло вчерашней водкой. Не вступая в

долгие объяснения, Ромка всунул ему в руку двадцать долларов, и вскоре они уже

подъезжали на моторной лодке к Золотым Воротам. Там он попросил своего сонного

полупьяного водителя притормозить, достал свой дорогой цифровой фотоаппарат, и,

найдя нужный снимок, сделанный на вчерашней прогулке, стал сравнивать его с

оригиналом. Сомнений не было – за ночь Золотые ворота развернулись на сто восемьдесят

градусов, и правое стало левым. Щёлкнув около десятка раз новое положение колдовского

утёса, Роман попросил лодочника проехать сквозь него, чтобы сделать снимки с другой

стороны.

Когда лодка проходила под склизким мрачным сводом дьявольских ворот, раздался

короткий сильный звук, словно кто-то глубоко вздохнул под водой. Моторку резко

качнуло, и Роман, потеряв равновесие, коротко вскрикнул и полетел за борт.

…. Его тело за неделю поисков так и не нашли…

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------

ЭТО МОЙ ГРОБ!

( посвящение Гоголю)

В одну из этих тёплых летних ночей, когда полная луна тихо плывёт по безоблачному

чёрному небу, усыпанному гроздями разноцветных звёздных огоньков, а где-то совсем

неподалёку, в душистых кустах сирени, нарушая бархатную летнюю тишину, цедит свою

скрипучую песню неутомимый сверчок, слесарь пятого разряда Василий Петрович

Варежкин возвращался с дружеских посиделок, которые проходили на его работе, в

слесарной мастерской, с почтенной регулярностью каждую неделю.

Все эти небольшие пятничные фуршеты под малосольную килечку, уже как года два были

освящены полузабытой советской привычкой – для создания торжественной атмосферы

сверяться с отрывным календарём, найденным электриком Пашкой на тёщином чердаке в

коробке с макулатурой. А так как народ в мастерской работал в большинстве солидный, с

немалым стажем ударного совкового труда, это нововведение, предложенное самим

Варежкиным, было воспринято с энтузиазмом всем небольшим коллективом. И теперь,

по окончании рабочей недели, Василий Петрович сам лично, довольно похекивая,

подходил к настенному календарю, висевшему рядышком с пожелтевшим от времени

планом эвакуации, и, хитро прищурившись, громко, на весь цех объявлял тему

сегодняшнего рабочего банкета.

И эта безобидная, но довольно забавная традиция, принималась всем умеренно пьющим

коллективом мастерской весьма положительно. И то сказать – было, за что рюмку

поднять, о чём вспомнить, поговорить, а если на посиделках появлялся учитель труда из

соседней школы, то и пополнить свой, так сказать, интеллектуальный багаж с помощью

немного сомнительных сведений изрядно подвыпившего, но всё же достаточно

интеллигентного собеседника.

И вот сегодня, Варежкин был особенно довольным проведённым мероприятием -

глубоким и насыщенным получился вечерний разговор за косолапым деревянным столом,

Он шёл, и тихо покачиваясь, хмельно усмехался про себя, вспоминая подробности

нынешнего дружеского вечернего отдыха. Сегодня, в соответствии с советским

календарём, был день донора. От доноров перешли к ужасам. А тут ещё именно в начале

недели им поступил ставший за последний год привычным, но всегда какой-то не очень

желанный, заказ от неизвестного клиента. Такую работу обычно приносил сын хозяина

всего производственного комплекса, который когда-то был заурядной провинциальной

мебельной фабрикой имени товарища Урицкого, но вот уже как пять лет носил гордое,

немного резавшее слух своей пафосной

буржуазностью название – «Фирма мебельных дел мастера Рокотова».

Заказ состоял в срочном изготовлении дорогих гробов из дуба, которые, как проговорился

сам Рокотов-младший, пользуются необычайным спросом в загадочной среде «новых

русских», о которой по подмосковному посёлку ходили самые разные тёмные слухи.

Гроб должен был быть изготовлен по особому чертежу с замысловатым орнаментом на

крышке, которая закрывалась намертво с помощью хитро замаскированного пружинного

замка. Всё работы велись в сверхурочное время и оплачивались хозяйским сынком по

приличной таксе. К пятнице гроб был готов и стал поводом для чёрного юморка

подвыпивших мастеров, а конце даже стал предметом горячего спора.

Как бы там ни было, но этой ночью, не дойдя до своего дома метров, эдак, с пятьсот,

Василий Петрович, нащупав в кармане ключ от дверей мастерской, резко развернулся и

пошёл быстрыми шагами обратно к мебельному цеху.

… Сторож Иваныч, не раздевшись, уже заснул тяжёлым хмельным сном прямо на

расхристанной кушетке возле стола, на котором в классическом беспорядке громоздились