Григорий Александров - Эпоха и кино

• Название: Эпоха и кино
• Автор: Григорий Александров
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Кино
• Год: 1976

Книга выдающегося советского кинорежиссера, народного артиста СССР, Героя Социалистического Труда Григория Васильевича Александрова — увлекательный рассказ о первых шагах советского кино, о расцвете нашего киноискусства, о прославленных мастерах, с которыми автор работал или встречался.

---

А пышнохвостый бронзовый павлин. Сколько с ним было возни! Когда-то Потемкин подарил эти громадные затейливые часы «матушке Екатерине». Со времен Екатерины II механизм не работал. А нам нужно было, чтобы павлин распушил свой хвост, как Керенский. Мы вдвоем с Нильсеном долго крутили механизм — и своего добились. Павлин хвост распушил. Но свернуть его упрямый павлин не хотел.)

В связи с «подъемом Керенского» по Иорданской лестнице следует вспомнить и то, что приветствуют студента Попова — Керенского на лестнице те самые царские слуги, что были во дворце и при Николае II, и при Керенском. Разве этим не усиливается фарсовая подлинность снятой нами сцены!

Знаменитый режиссер в растерянности: «На съемке хорошо — на экране плохо!» А все дело в том, что это, по большей части, субъективное. Усталость, переутомленность. Ведь тяжесть мы взвалили на себя неподъемную. Снимали по трое суток, почти не отходя от кинокамеры.

«…А вдруг с коровами нет ни одного кадра!»

(Увы и ах! Огромная, кропотливая работа по съемке личного коровника Александры Федоровны Романовой из-за технического брака не дала для фильма ни одного кадра. Как мы огорчались тогда!

Две породистые коровы помещались на третьем этаже Зимнего дворца, по соседству с опочивальней императрицы. Доктора прописали Александре Федоровне парное молоко. Коров доили фрейлины императрицы. Не правда ли, забавная картинка? Сорвалось дело. Но в спальне у царицы нами была открыта не менее впечатляющая реликвия — икона, на которой Николай II и Александра Федоровна изображены в обличье святых. Этот факт божественного промысла царствующей четы оказался в поле зрения камеры Эдуарда Тиссэ.)

«…Шнейдеры напоминают вторую съемку Банковского моста. Только один общий план хорош. Да все крупные. Не знаю, как сошью. Выбрасывать жаль. И так летит много. Очень хорошо — Коновалов.

В общем выводы такие: последние части (штурм и съезд), Смольный, танки и боги, 4 июля (пулеметный полк и дворец Кшесинской, избиение), безусловно, хороши. За мной, как начинаю подсчитывать, будет. Есть очень хорошее. «Аврора» и броневики на ЦЭ. На одну картину хватает.

Ну, обнимаю тебя, мой дорогой, крепко, крепко. Не падай духом и вези воз. Вытянем? Вытянем!

Обнимаю крепко.

Твой бедный, дорогой учитель

б. режиссер С. Эйзенштейн

Сейчас звонила Ольга, [7] она уже разбирает материалы и передает тебе кучу всяких хороших вещей.

Новое знамя — зажелтите буквы.

Нет! Конечно, краски сгущены — все будет в порядке».

Никогда — ни до, ни после «Октября» мне не приходилось так адски трудиться. Эйзенштейн, уехав в Москву, оставил на мое попечение двух операторов — Тиссэ и Нильсена, которые, подобно тому как паровозные топки двух сцепленных локомотивов на крутом подъеме ежеминутно жаждут: «Угля, угля!», требовали от меня заданий, заданий и грозили, что в случае простоя сбегут. Сбегут два прекрасных оператора. А вся оставшаяся работа заключалась прежде всего в повышении качества будущего фильма. Спешка меня никак не устраивала. Ни одного кадра ни снять заново, ни переснять без моего участия было невозможно. Я разрывался на части. Ночами писал режиссерские разработки кадров, которые предполагалось сиять днем или вечером, а с утра до ночи в бешеном темпе решал организационные и творческие задачи, по нескольку раз в день выпрыгивая из павильона на натуру и с натуры снова врываясь в павильон[8].

Я рвался в Москву: к дому, к монтажному столу. Нетрудно догадаться, что Москва не сулила передышки. За месяц с небольшим предстояло смонтировать сложный, двухчасовой фильм. Завершая картину, работали четверо суток без сна.

Седьмого ноября с утра подчищали смонтированный материал. Вечером во время торжественного заседания в Большом театре планировался показ фильма «Октябрь», а утром 7 ноября 1927 года состоялись открытые выступления троцкистской оппозиции. Представители оппозиционных сил с балконов домов обращались с речами к трудящимся Москвы, вышедшим на демонстрацию. Колонны пролетариев Москвы сметали троцкистов-крикунов со своего пути. Об этом мы узнали позднее: сотрудники Госкино, где мы работали, ни при каких обстоятельствах не должны были нас отвлекать, так как рассчитывали до семи вечера ради совершенствования фильма еще кое-что подрезать. В четыре в монтажную вошел И. В. Сталин. Поздоровавшись так, будто видит нас не первый раз, он спросил:

— У вас в картине есть Троцкий?

— Да, — ответил Сергей Михайлович.

— Покажите эти части.

Сталин, строгий, задумчивый, не расположенный к беседе, молча прошел в зал.

Механиков не было. Я сам пошел в будку и крутил ролики, в которых присутствовал Троцкий. Эйзенштейн сидел рядом со Сталиным. После просмотра И. В. Сталин сообщил нам о выступлении троцкистской оппозиции, перешедшей к открытой борьбе против Советской власти, против партии большевиков, против диктатуры пролетариата, и заключил:

— Картину с Троцким сегодня показывать нельзя.

Три эпизода, в которых присутствовал Троцкий, мы успели вырезать. А две части фильма, в коих избавиться от Троцкого с помощью монтажных ножниц было затруднительно, просто отложили и перемонтировали эти части в течение ноября и декабря.

Вечером в Большом театре были показаны фактически лишь фрагменты нашего фильма.

Эйзенштейн, страшно взволнованный, взъерошенный, уже сидел в кинобудке, а я, как и в декабре 1925, подвозил одну часть за другой.

На экраны фильм вышел в марте 1928 года. «Правда» сообщала: «100 кинотеатров РСФСР одновременно демонстрируют революционный боевик «Октябрь»».

Вокруг фильма развернулась дискуссия.

Фильм в главном горячо одобрила Н. К. Крупская. Она писала: «Чувствуется при просмотре фильма «Октябрь», что зародилось у нас, оформляется уже новое искусство — искусство, отображающее жизнь масс, их переживания. У этого искусства колоссальное будущее. Фильм «Октябрь» — кусок этого искусства будущего. Л. Толстой мерил художественность произведения тем, насколько оно способно «заражать» других. «Октябрь», несомненно, заражает. Оживают виденные в период революции сцены, лица… И работать начинаешь интенсивнее, точно захватила тебя напряженная революционная борьба и требует от тебя напряжения всех сил».

Для нас это была очень дорогая и весьма авторитетная оценка.

Весной 1928 года мы вернулись к съемкам фильма о деревне. Законченный фильм отправили в кинокомитет и ждали, что там скажут.

В это время Эйзенштейн, Тиссэ и я преподавали в Государственной киношколе. Однажды во время лекции в аудиторию вбежал дежурный и, бледный от волнения, сообщил, что нас просит к телефону товарищ Сталин. Мы с Эйзенштейном поспешили в канцелярию института.

— Извините, что я оторвал вас от занятий, — сказал Сталин. — Я бы хотел с вами поговорить, товарищи. Когда у вас есть свободное время? Вам удобно завтра в два часа дня?

На другой день ровно в два нас провели в кабинет II. В. Сталина. Встреча происходила в здании Центрального Комитета партии на Старой площади. Кроме Сталина в кабинете находились К. Е. Ворошилов и В. М. Молотов. Встретили нас тепло, по-товарищески. Все уселись на большом кожаном диване. Чувствовали мы себя просто, не скованно. Оказывается, только что фильм «Генеральная линия» смотрели члены Политбюро. И. В. Сталин, вспомнив о нашей с ним первой встрече, как со старыми знакомыми, заинтересованно и доброжелательно стал говорить о достоинствах и недостатках фильма. В основе его претензий к этой не по нашей вине затянувшейся на два года работе было то, что в ней нам не удалось масштабно показать размах дел по социалистическому преобразованию деревни.

Когда мы приступили к работе, в наличии была мечта о социалистическом преобразовании сельского хозяйства и первые, весьма скромные начинания, можно сказать, эксперименты с кооперированием крестьян и машинизацией сельского хозяйства. Ко времени нашего разговора с генеральным секретарем ЦК многое изменилось.

Пришло время, когда деревня должна была стать на путь широкого осуществления ленинского кооперативного плана. В декабре 1927 года XV съезд ВКП(б) в своем решении по этому вопросу записал: «В настоящий период задача объединения и преобразования мелких индивидуальных крестьянских хозяйств в крупные коллективы должна быть поставлена в качестве основной задачи партии в деревне» [9]. После съезда еще более активно стала разворачиваться работа по подготовке условий, необходимых для перехода к массовой коллективизации. Государство усилило снабжение деревни сельскохозяйственными машинами и тракторами. Появились первые машинно-тракторные станции. Быстро росла сельскохозяйственная кооперация. Преобразование сельского хозяйства шло с большим размахом. Созданный нами в 1926 году сценарий оказался устаревшим, а название фильма «Генеральная линия» звучало несколько претенциозно.