Дмитрий Григорьев - На плечах Великого Хималая

• Название: На плечах Великого Хималая
• Автор: Дмитрий Григорьев
• Издательство: Амфора
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-367-02006-9

В этой книге поэт и писатель Дмитрий Григорьев рассказывает о путешествии по Индийским Гималаям. Мифы, легенды, современные истории не только в прозе, но и в стихах представляют мир Гималаев с самых разных сторон. Читатель также найдет здесь немало практической информации, полезной для путешествий по Индии.

---

В его записных книжках тысячи автографов гостей, которым он помог сориентироваться в городе, найти гостиницы, осмотреть достопримечательности. „Большинство иностранцев, приезжающих сюда, — продолжает он, — небогатые молодые люди. Обслуживающий персонал пытается выжать из них как можно больше денег, и у ребят остаются плохие воспоминания“. Нариндеру Сингху не нужна известность и признательность, он просто считает себя миссионером, но за годы бескорыстной службы его имя уже вошло в несколько путеводителей по стране».

А в Интернете его называют ангелом, охраняющим туристов. Это можно понимать почти буквально: был случай, также описанный в прессе, когда он защитил юную туристку от нападения хулиганов.

Ротанг и Кунзум

Еще до рассвета мы выехали на Ротанг, перевал высотой 3980 метров. Для Гималаев — немного. Нашего водителя, немолодого загорелого индуса, звали Lab-Singh-Thakur (так было написано на его визитке), то есть Лаб Сингх, принадлежащий к касте Такуров. Это североиндийские кшатрии.

Стоит сказать, что один из вопросов, который мне часто задают люди, не бывавшие в Индии, звучит так: «Насколько кастовая принадлежность влияет на жизнь современного индийца?» И я специально приберегал ответ на этот вопрос до рассказа о Манали, города Ману, создавшего, по преданию, правила жизни для индусов, в том числе и систему каст.

А ответить можно по-разному. Официально — не влияет: современные законы Индии одинаковы для всех каст, и дискриминация по кастовому признаку запрещена. Неофициально — еще как, особенно в провинции и в религиозных сообществах. Вплоть до мелочей. Во время моего проживания у садху Лалу, там, как я уже рассказывал, работало несколько человек фри-уоркеров, и когда приходила пора обедать, все сидели вместе в комнате, а один из них — на ступенях, внизу. Когда я спросил его об этом, он ответил улыбаясь: «Я не могу с ними есть, у меня другая каста». Однако ущемленным при этом он не выглядел. Следовать дхарме, соблюдать правило для любого индуса — высшее благо. В Варанаси мы с женой как-то взяли велорикшу. Это был веселый человек средних лет, который всю дорогу говорил нам, что ему выпало счастье, он везет таких гостей, что он может хорошо делать свою работу, следуя дхарме. А когда мы предложили подождать нас, чтобы поехать дальше, его радости не было предела. Ведь качественно выполняя свою работу, в следующем рождении наш рикша мог бы стать кастой выше. Точнее, Варной.

Все, кто хорошо учился, знают по школьному курсу истории, что, когда первочеловека Пурушу расчленили, из его рта получился брахман, из рук — кшатрии, из торса — вайшью, из ног — шудра. Так появились четыре варны, которые мы ошибочно называем кастами. Дело брахманов — интеллектуальные занятия, кшатриев — администрирование, ведь они воины, вайшью — земледелие, ремесленничество и всякого рода бизнес, а шудр — обслуживание трех высших каст. Есть еще неприкасаемые.

Мальчики трех верхних варн (а их в современной Индии меньшинство, 8 % — брахманы и кшатрии, 22 % — вайшью, а шудр, неприкасаемых и внекастовых неиндуистов, соответственно, 39 %, 17 % и 14 %) проходили обряд «упанаяна» и считались «движды» — дважды рожденными. Им, в отличие от шудр, разрешалось изучать веды и жить, следуя Варна-апграма-дхарме — закону периодов жизни. Существует четыре «ашрамы», первая — брахмачарин, ученик, проходящий обучение ведам у определенного гуру, вторая — грихастха, домохозяин, затем ванапрастхи, отшельник, которая наступает после свадьбы старшего внука, и четвертая — саньясин, аскет. Саньясин отказывается от всего — он занимается йогой, странствует по святым местам и живет за счет подаяний.

Разумеется, современному индусу, особенно жителю мегаполиса, трудно даже примерить столь жесткую схему на собственную жизнь. Но многие религиозные обряды и традиции сохранились, я знаю по крайней мере нескольких индусов, женившихся по выбору родителей на девушке из своей касты, встречал и санья-синов, бывших некогда весьма богатыми и успешными с западной точки зрения людьми.

А касты — на самом деле это джати, то есть более мелкие подразделения, сформированные по профессиональному признаку. И естественно, когда я стал допытываться у водителя, какой он касты, тот ответил: Такур. И это одна из 3000 каст, существующих в Индии.

Дорога на Ротанг проходит по весьма живописным местам. Но до серпантина, на котором в дождливое время случаются оползни и приходится стоять не один час, вдоль всей дороги расположены лавчонки, лавчушки и лавочки, предлагающие затертые облезлые шубы, выцветшие горнолыжные костюмы эпохи восьмидесятых, антикварные горные лыжи и столь же древние ботинки. Да, и еще резиновые сапоги. У каждой из таких лавок есть номер — от двузначного до четырехзначного. Причем за лавкой с номером 21 может следовать лавка номер 547, а сразу за ней — 124. Как я понял, это пункты проката вещей, которые могут понадобиться индийскому туристу на перевале. И они весьма востребованны — ведь многие, даже очень взрослые индийцы, приехав сюда, впервые попадают на холод и видят снег. На перевале полно радостных людей, прыгающих по снегу и обстреливающих снежками не только друг друга, но и встречные машины. Думаю, подобную радость я испытал, когда впервые окунулся в Красное море и увидел (уже в сорок с лишним лет) коралловый риф.

Цэустные мысли вызывает только старая, измятая и ржавая машина в распадке, когда-то слетевшая с дороги. Ближе к вершине образовалась гигантская пробка, ведь цель большинства приехавших — сам перевал, при этом специальная парковка наверху не предусмотрена. Глядя на такое скопление машин и веселящегося народа, на продавцов, предлагающих самосу и чай, трудно поверить, что Ротанг считался и считается опасным, что, например, во время снежной бури, которую называют «биана», в 1911 году на нем погибло более 400 человек.

Мы покинули машину и шли пешком, поджидая ее на поворотах, но стоило подняться на седловину — пробка полностью рассосалась, а перед нами открылась панорама долины Лахул.

Удивительно, что все эти перевалы и бушующие внизу реки освоены много веков тому назад. Почти весь наш дальнейший путь пролегал по следам древних караванов, по Великому шелковому пути, в горах распадающемуся веером дорог и троп. В юности я много раз бывал на «параллельных» его ветках, проходящих через другие горы и пустыни.

Через перекрестки в степи, в пустыне,
где дороги расходятся пальцами Бога,
где раскаленный асфальт прогибается под ногами
и трасса становится податливой,
как любящая женщина,
через перекрестки, где все пути твои,
через снежные перевалы Тянь-Шаня, Каракорума,
Памира и Гималаев,
через реки, говорящие на человеческом языке,
через барханы или
мимо неумирающих деревьев,
чьи листья столь малы, что издали незаметны,
а корни ползут в глубь земли, догоняя воду,
или вдоль реки Или,
своим именем предлагающей выбор,
но не дающей выбора,
через Кызылкум, Муюнкум, Таукум и Такла-Макан,
где верблюды и сказки песка
о золотых людях, спящих в курганах
и похожих на солнце на закате,
о скрытых в горах городах,
где другая плотность времени,
слоистого как слюда,
где живут подземные люди,
я не видел их никогда…
Но песок в моих ботинках — словно их следы
на дорогах, где жизнь всего лишь — глоток воды.

Часть 4 Долина Спити

Дорога за Ротангом хуже, чем на Ротанг, но по гималайским меркам вполне терпимая (автобус бы прошел без проблем), а внизу, вдоль реки Чандра, вообще неплохая — мы даже смогли разогнаться до сорока километров в час.

Без остановки проехали Чаттру (Chattru) — скопление дхаб возле первого моста. Я заметил, что дхабы любят кучковаться именно в таких местах. По дороге к следующему мосту и следующей дхабе Баттал (Batted) пришлось пересекать лужи, вода которых доставала до дверей джипа, и ехать по глубоким снежным коридорам длиной в десятки метров. Такур не разгонялся, объясняя это тем, что намокли тормозные колодки.

И пусть мы ехали медленно, но зато как наш Такур чувствовал габариты и дорогу! Мы разъезжались со встречными по самому краю пропасти, практически в сантиметре друг от друга.

Чем ближе к перевалу, тем пустыннее. Только камни, лед и снег. Я видел эти горы во сне задолго до моих гималайских путешествий, и фрагмент одного такого видения даже вошел в рассказ «Темные ступени». Вот отрывок, где главный герой на одной из троп встречает невысокого человека с двумя серебристыми ведерками, полными воды.

«…Его загорелое морщинистое лицо излучало тепло и силу. Оно было единственным теплым пятном на окружающем пейзаже в холодных тонах: серовато-голубой склон, голубое небо. Человек был одет в куртку цвета камней, зеленые брюки и темные резиновые тапочки. Я подумал, куда он несет эти ведра, и пока я размышлял, он начал подниматься по узкой тропинке, прилепившейся к скале. Я последовал за ним. Кроме гор, человека и неба — ничего не было: ни строений, ни животных, ни деревьев. Лишь далеко внизу в туманной дымке — монастырь. Я знал, что часть этого монастыря находилась также и наверху, на неприступной для обычных людей скале. Мы туда и направлялись. Горец был единственным монахом, настоятелем и служкой верхней обители.