Крис Огден - Маргарет Тэтчер. Женщина у власти

• Название: Маргарет Тэтчер. Женщина у власти
• Автор: Крис Огден
• Издательство: «Новости»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1992

В книге американского журналиста, долгое время проработавшего в Великобритании, сочетаются элементы биографии, политического портрета и летописания. В центре ее — личность Маргарет Тэтчер и объективный анализ периода 1979–1990 годов, на которые приходится ее пребывание в должности английского премьера. Политическая технология глубоких, далеко идущих перемен в устоявшемся, самодовольном и размагниченном обществе — вот что рождает аналогии и ассоциации, сравнения и противопоставления «консервативной революции» Тэтчер в Великобритании и революционной перестройки в нашей стране.

---

В конце 50-х годов женщины — при том, что новая королева была безусловно умна — не играли практически никакой роли в государственно-политической жизни страны. Если у Черчилля имелась в кабинете одна женщина, Флоренс Хорсбру, то у Макмиллана не было ни одной. Он никогда не понимал женщин. Почти открытый роман его жены с Робертом Будби, тоже членом парламента и консерватором, продлился без малого четыре десятка лет, и, как считали многие, соперник премьер-министра был отцом его четвертого ребенка. Макмиллан прятал свои чувства, отдавая все свое внимание работе и окружавшей его свите из выпускников приготовительных школ. «В кабинете Эттли было трое бывших итонцев, — заметил Макмиллан в 1959 году. — У меня же их шесть. При консерваторах, следовательно, дела пошли вдвое лучше».

Таково было политическое положение в 1959 году, когда Тэтчер заняла место в палате общин. Старомодные ревнители консервативных традиций и старые однокашники, тори хотели, чтобы все оставалось по-старому, и никогда не предполагали, что женщина — особенно эта женщина — займет важный пост. Все складывалось против нее. Однако Тэтчер это не испугало. Новичок в палате общин, она не была неофитом в политике. Некоторых парламентариев-консерваторов она знала еще по Оксфорду, сама же она одолела после Оксфорда трудную науку побеждать в процессе отбора кандидатов в запутанной обстановке избирательных округов. Ей были известны многие, если не все, политические уловки, в том числе и то, как обратить на себя внимание. В свой самый первый день она заранее известила фоторепортеров о том, когда самый молодой член парламента впервые придет заседать в Вестминстер. На следующий день в газетах появилось фото, на котором она была запечатлена рядом с полисменом, охраняющим вход для парламентариев.

Проблем с оборудованием служебного кабинета она не имела, поскольку не имела и самого кабинета. Кабинетов не было ни у кого из рядовых парламентариев. Для личных вещей двадцати пяти женщин — членов тогдашней палаты общин, насчитывавшей 630 мест, предназначалась комната женщин-парламентариев. Тэтчер решительно вселилась в нее со своим имуществом. Лейбористка Барбара Касл, парламентский ветеран, была ошеломлена, обнаружив чуть ли не на следующий день после появления Тэтчер длинный ряд вешалок с ее одеждой, а под вешалками — восемь пар обуви. Теперь Тэтчер могла быстро переодеться в перерыве между заседаниями. Работала она на краешке стола, который принадлежал секретарю, закрепленному за ней и еще за одним членом палаты общин, в комнатенке, где впритык сидели еще три секретаря. Теснота, сутолока, адский шум — полная противоположность роскоши личных кабинетов американских конгрессменов. Персональных телефонов у парламентариев не было, и они пользовались телефонами, установленными в будках. Когда кому-то звонили, его громко звали, и парламентарий бежал к телефону. Фактически вся работа делалась на людях. Рабочая обстановка — сущий кошмар, но она была одинаковой для всех, кроме руководства. К тому же для Тэтчер она обернулась и неожиданным преимуществом: очень скоро все воочию увидели, какой невероятной энергией обладает этот новый член парламента от округа Финчли.

Палата общин, находящаяся в недрах великолепных зданий парламента, возведенных в XVI веке[5], невелика по размеру, что очень удивляет приезжих посетителей, ожидающих, что «прародительница парламентов» будет выглядеть шикарней и просторней. На самом же деле палата представляет собой прямоугольник длиной в шестьдесят восемь футов, разделенный центральным проходом. У начала прохода находятся кресло спикера и курьерские ящики[6], стоя возле которых выступают лидеры правительства и оппозиции. По обе стороны прохода располагаются друг против друга скамьи парламентариев, обтянутые зеленой кожей. На двух передних скамьях, отстоящих одна от другой всего на три ярда, сидят лицом друг к другу лидеры правящей партии и члены правительства и «теневой кабинет» из ведущих деятелей оппозиции. Члены парламента, не занимающие министерских постов ни в правительстве, ни в «теневом кабинете», сидят сзади и именуются «заднескамеечниками».

Временами атмосфера в палате накаляется сверх всякой меры. Ведь палата общин — это отнюдь не респектабельный форум для спокойных, уравновешенных дебатов, а арена жарких схваток, где оружием служат ораторское искусство, остроумие, оскорбительный сарказм, отточенное умение набирать политические очки и способность одним ударом сразить противника. Спикер то и дело взывает: «К порядку! К порядку!» — тщетно пытаясь унять истошные крики, шиканье и град взаимных оскорблений, летящих туда и обратно через проход, и придать этой какофонии сколько-нибудь упорядоченную форму дебатов. Среди невообразимого гама слышатся благовоспитанные голоса, напоминающие зрителям, что они не на футбольном матче. По традиции члены палаты общин обращаются друг к другу с преувеличенной вежливостью: «мой почтенный собрат» или «мой достопочтенный собрат», если тот, к кому адресуются, является — или был раньше — министром в правительстве. За приветственными обращениями сплошь и рядом следуют словесные оскорбления. Так, например, левый лейборист Кен Ливингстон был на пять дней исключен из палаты общин за то, что назвал «своего достопочтенного собрата» генерального прокурора «соучастником убийства».

Тэтчер была вполне готова включиться в эту беспорядочную потасовку, но сначала ей предстояло произнести свою первую речь. Ведь от того, как примут первую речь члена парламента, часто зависит, удачно или неудачно начнется его парламентская карьера, ожидает его скорое признание или столь же скорое забвение. В начале работы каждого вновь избранного парламента заднескамеечникам предоставляют возможность выступить и внести на рассмотрение палаты какой-нибудь бесспорный законопроект, если правительство сочтет это целесообразным и если не перегружен список рассматриваемых законопроектов. Парламентарии-новички тянут жребий, устанавливая очередность своих выступлений. Кому-то приходится бесконечно долго ждать. Тэтчер, впрочем, повезло.

Среди десятков и десятков новых имен ее имя оказалось вторым; ей определенно предстояло выступить где-то в начале новой сессии. Времени на поиски темы было у нее в обрез, но, посоветовавшись с руководством, она остановила свой выбор на законопроекте, предоставляющем журналистам право присутствовать на заседаниях советов местного самоуправления. До того времени каждый отдельный совет имел право решать, допускать или нет на свои заседания репортеров, — и это несмотря на тот факт, что все эти органы существовали на средства общественности. Нельзя сказать, чтобы выбор Тэтчер был продиктован особо большой любовью к прессе, но в нем нашло-таки отражение любопытное сочетание основных принципов, исследовательского подхода и точного политического расчета. Идею ей подсказала забастовка газетчиков, в ходе которой некоторые советы, где большинство имели лейбористы, отказывали — из соображений солидарности — в доступе на свои заседания репортерам-штрейкбрехерам. Для Тэтчер с ее антипатией к лейбористским профсоюзам это сыграло роль красной тряпки. Обосновывая законопроект в своей первой речи, она сделает на этом особый акцент. Но у нее имелся еще один мотив, красноречиво говоривший о том, насколько хорошо она уже усвоила тонкости политической игры: она понимала, что законопроект и речь, способствующие расширению свободы печати, должны получить широкий и положительный отклик в прессе.

Тэтчер произнесла первую свою речь в пятницу во второй половине дня — время, на которое назначается рассмотрение многих частных законопроектов, поскольку большинство членов парламента к этому часу обычно разъезжается на уик-энд. В ту пятницу, когда она встала, чтобы сказать свое слово, на нее обратились взоры примерно сотни парламентариев — внушительная аудитория, собрать которую ей удалось благодаря заранее сделанным объявлениям. Она не стала ходить вокруг да около и сразу взяла быка за рога. «Я знаю, что избиратели Финчли, которых я имею честь представлять, хотели бы, чтобы я без всяких околичностей перешла к делу», — начала она с характерной для нее деловитостью. Затем, ни разу не заглянув в бумажку, она дала тщательно продуманное и методичное обоснование выдвигаемого ею законопроекта. В продолжение двадцатисемиминутной речи она без малейшей нервозности (хотя произносить речи она боится больше всего на свете) изложила свои аргументы, подкрепив их множеством неопровержимых фактов, — метод, который будет ее отличительной чертой. Благодаря этому законопроекту, поясняла она, представители прессы смогут присутствовать на заседаниях по праву, а не с милостивого позволения, и это гарантирует репортерам доступ к информации общего характера, необходимой для проведения профессионального публичного расследования. «Надо надеяться, — заключила она, — члены парламента согласятся с тем, что первейший долг этой палаты состоит в том, чтобы обеспечивать гражданские свободы, а не ставить на первое место в праве соображения административного удобства». {6}