Джон Рид - Ленин. Вождь мировой революции (сборник)

• Название: Ленин. Вождь мировой революции (сборник)
• Автор: Джон Рид
• Жанр: Биографии и Мемуары

С 1917 года и до нашего времени во всем мире не ослабевает интерес к личности В.И. Ленина. Несмотря на порой полярную оценку его политики, никто не отрицает, что это был государственный деятель мирового масштаба. Революционер, основатель Советского государства, председатель Совета Народных Комиссаров (правительства) РСФСР, идеолог и создатель Третьего (Коммунистического) интернационала, – Ленин вызывал пристальное внимание уже у своих современников.

В книге, представленной ныне читателям, своими впечатлениями о встречах с В.И. Лениным делятся швейцарский социалист Ф. Платтен, приехавший вместе с Лениным в Россию в 1917 году, американский журналист Д. Рид, свидетель Октябрьской революции, и английский писатель Г. Уэллс, совершивший поездку в Россию в 1920 году. Они приводят много интересных подробностей о В.И. Ленине, оценивают его деятельность как вождя русской и мировой революции.

Перевод: Г. Потапова, А. Ромм, А. Големб

---

Теперь они прислушивались к моим словам. Никто не аплодировал. Я чувствовал, что у меня выступил пот. А потом ощутил, как глаза Ленина сверлят меня, и обернулся к нему.

– Какое слово вам нужно? – спросил он по-английски.

Он больше не смеялся. Глаза его, правда, все еще весело смотрели на меня, подбадривая меня продолжать.

– Enlist, – ответил я.

– Вступить, – подсказал он.

И я продолжил. Я сказал, что готов вступить в социалистическую армию. Всякий раз, когда мне нужно было подобрать слово, я оборачивался к Ленину, и он подсказывал мне, и я продолжал далее, без неловких пауз.

Я более или менее случайно ухватился за волшебный шанс угадать, что в этот момент нужно было массам. Само мое присутствие было очевидным доказательством нынешнего интернационализма, и таким образом их революционный пыл возрос, а аплодисменты нарастали и смешивались с дружеским, одобрительным смехом, вызванным моим английским произношением слов, которые мне подсказывал Ленин.

Социалистический товарищ, такой безошибочно американский, который собирается вступить, если в этом будет необходимость, в ряды социалистической армии, дал новый поворот к интернационализму, который был на устах многих ораторов, выступавших в те дни. Потому что здесь говорил некто, считавший, что революция не защищена от германского нападения, но что если на нее нападут, то он, этот человек, присоединится к ним.

В конце на своем ужасающем русском языке я заверил их, что в Америке будет революция, но не сказал когда.

– Мне очень жаль, американский рабочий класс весьма консервативен. – И тут я встрепенулся. – Да здравствует революция! Да здравствуют социалистические войска! Да здравствует Интернационал! (Я воспроизвел эти слова так, как записал их ночью, и это иллюстрирует, почему у Ленина возникли педагогические поползновения; с этого времени я стал его учеником, и вполне трудным, так как ему пришлось призвать на помощь все свое мастерство учителя.)

Когда я спускался с машины, Ленин тепло обратился ко мне.

– Что ж, это неплохое начало освоения русского языка, – добродушно произнес он. А затем добавил с подчеркнутой серьезностью: – Но вам надо еще постараться. – Обернувшись к Бесси Битти, которая пришла со мной, он сказал, не подтрунивая и не пытаясь быть галантным, но вполне серьезно: – А вы тоже должны выучить русский язык. Поместите в газету объявление и скажите, что хотите давать уроки по обмену – вам русский, а вы – английский. А потом просто читайте, пишите и говорите только на русском языке. – И обратился к нам обоим: – Не разговаривайте с американцами. В любом случае, это не пойдет вам на пользу, – шутливо добавил он. И еще сказал мне: – В следующий раз, когда я увижу вас, я устрою вам экзамен.

Ленин уехал, машина, в которой он сидел, укатила, а мы медленно пошли пешком с Манежа в окружении толпы, после того как прозвучали три выстрела. В него выпустили три пули, пробившие машину. Фриц Платтен, швейцарский левый социалист, сидевший рядом с Лениным на заднем сиденье, был ранен в руку. Это была первое покушение на жизнь Ленина, сделанное будущим убийцей, спрятавшимся на боковой улице. Преступнику удалось скрыться.

Потрясенные, мы с Бесси Битти поспешили к месту происшествия, пробиваясь сквозь толпу. Нам нужно было выяснить наверняка, не ранен ли Ленин.

– Подумать только, он только что стоял, разговаривал с нами! – в слезах воскликнула Бесси. – Может, ничего этого не произошло бы, может, убийца не пришел, если бы он уехал вовремя.

В ту ночь мы были очень напряжены, даже после того, как узнали, что Ленин не пострадал.

За несколько недель до этого покушения на Ленина мы с Ридом сообщили нашим друзьям-большевикам, как один богатый спекулянт сказал нам, под строгим секретом, что у него есть миллион рублей для человека, который убьет Ленина, и что он знает еще девятнадцать людей, готовых отдать такую же сумму или даже еще больше. Он был одним из bon vivants, недавно разбогатевших на военных сделках, который подпольно поставлял товар в Германию и любил развлекать журналистов. Гумберг представил нас ему, и мы поехали к нему домой, надеясь на щедрое угощенье; и мы не были разочарованы.

* * *

…Троцкий уехал в Брест-Литовск из Петрограда 28 января, однако прежде он прочел доклад на съезде, на сессии, которая включала также членов крестьянского собрания. В частности, он сказал: «Буржуазные правительства могут подписать любой мир. Правительство Советов не может. Либо мы будем уничтожены, либо будут уничтожены буржуазные власти по всей Европе. Мы вышли из империалистической войны и никогда к ней не вернемся. Я не могу сказать, что русская революция гарантирует победу над германским империализмом. Более того, я заявляю, что любой, кто говорит, что русская революция ни при каких условиях не обязана принимать неудачный, но не позорный мир, – это демагогия и шарлатанство. Мы не можем дать вам гарантий, что мы не заключим сепаратный мир. Если бы у нас были такие гарантии, то мы поставили бы русскую армию в зависимость от французского и американского золота. Мы сильны потому, что мы будим сознание людей, взывая их к протесту, во всех странах. Разговор между русской революцией и германским империализмом еще не закончен. Мы еще скажем свое слово там, и мы не свернем наши знамена». И он попросил, чтобы ему дали свободу действий, пообещав, что он не подпишет антидемократический мир. Ему развязали руки.

За неделю, что прошла до окончания съезда, пришли вести о забастовке в Германии, и сообщения были получены о победах Советов на Украине и на Дону, которые изрядно, хотя и на время, ослабили группировки Рады. Перед тем как поехать 15 января в Брест-Литовск, Троцкий назвал эти забастовки «первым признанием наших методов проведения мирных переговоров, которые мы получили от пролетариата центральных империй», и заявил, что дорога, которую делегаты прокладывают в Бресте, была единственной, по которой революция могла бы обеспечить свое развитие. Даже британская лейбористская партия возродилась к жизни и издала постановление.

Ленин отражал растущую надежду в своей речи, произнесенной в последний день работы III Съезда Советов. Его первая речь, на второй день съезда, была задумчивой. Маркс и Энгельс сказали: «Французы начнут это, германцы закончат». Но сегодня, сказал он, мы можем видеть, что легче начать революцию в странах, которые не так богаты и кто не может подкупить высшие слои рабочего класса. Псевдосоциалистические партии Западной Европы ничего не сделали. «Все повернулось по-другому, не так, как ожидали Маркс и Энгельс… Русские начали это, германцы, французы, англичане завершат, и социализм победит». Однако Ленин предусмотрительно не сказал, когда он победит в России.

Теперь, в последний день, он сослался на сообщения о победах Советов над Радой на юге и о забастовках в Германии в последние несколько дней и сказал:

– Мы не одиноки. Вы читали новости о революции в Германии. Пламя революции приближается все ближе и ближе к старому порядку. И мы, кто образовал Советы, вдохновили другие страны сделать такие же попытки. У трудящихся нет иного способа покончить с бойней.

– Мы закрываем этот исторический съезд Советов, когда все, похоже, указывает на то, что мировая революция нарастает и что недалеко то время, когда рабочие всех стран объединятся в одно государство и вместе построят новую социалистическую систему.

Это был конец речи, и все стали расходиться по домам. Мы никогда не слышали, чтобы Ленин выступал так, как он это сделал на закрытии Третьего съезда.

– Наверное, мне бы Владимир Ильич нравился больше, если бы он был желчным человеком, по крайней мере, более приземленным, каким он был вчера. Он лучше, когда не слишком увлекается надеждами, – тихо произнес Рид. Это прозвучало почти как вопрос.

– Я знаю, – ответил я. – Вы боитесь, когда видите всех вокруг такими эмоциональными, вы боитесь заразиться их лихорадкой, и что же тогда произойдет?

Мы спрашивали себя, почему наша первая реакция на эту его энергичную последнюю речь ощущалась так, словно его речь отвечала на вопросы, хотя о них вообще ничего не было сказано. Мы пришли к выводу, что неосознанно мы попали под магию догматиков. Сюда относились Бухарин, Радек, Дзержинский и Иоффе, а также некоторые наши друзья из левых эсеров, которые публично еще не возражали против сепаратного мира, а также большинство знакомых нам анархистов. Не совсем признавая его, мы чувствовали, что сепаратный мир будет предательством интернационального социализма и что Советы должны придерживаться жесткого и в равной степени враждебного подхода к империализму, не важно, к Антанте или центральным властям. Послушав Ленина, мы обрадовались, преждевременно. Предчувствие беды, которое витало над съездом в предыдущую ночь, улетучилось, и мы, как два пожилых государственных мужа, охранявшие революцию, пребывали в надежде на то, что Ленин не становится легковерным.