Курбандурды Курбансахатов - Сто монет (роман и повести)

• Название: Сто монет (роман и повести)
• Автор: Курбандурды Курбансахатов
• Издательство: Туркменистан
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1985

Произведениям Курбандурды Курбансахатова свойственно глубокое отражение жизни туркменского народа, его прошлого и настоящего. Яркие зарисовки нравов в его произведениях сопровождаются глубокими раздумьями о проблемах современного мира.

---

Целиком разделяю это мнение.

Валентин РЫБИН,

лауреат Государственной премии ТССР имени Махтумкули.

Тойли Мерген (роман) Авторизованный перевод Б. РУНИНА

1

Раскалённое лето сменилось, наконец, погожей осенью.

В Мургабской долине торопились убрать хлопок. В такую пору счёт времени ведётся здесь не на дни, и даже не на часы, а, пожалуй, что на секунды, и любые прочие дела откладываются до окончания уборочной. Вот почему так удивили всех события в колхозе «Хлопкороб», где люди вдруг прервали работу ради общего собрания. Правда, собрания необычного — таких затяжных и ожесточённых споров тут, кажется, не вели с тревожных времён коллективизации.

Страсти до того разгорелись, что в один день уложиться не удалось. А на завтра, когда молва о собрании в «Хлопкоробе» распространилась по всей округе, в колхоз с утра пожаловали первый секретарь райкома Мухаммед Карлыез и председатель райисполкома Каландар Ханов. Но несмотря на их участие, собрание закончилось лишь на третьи сутки поздним вечером.

В былые времена Тойли Мерген не торопился домой после заседаний. Обычно он уходил из клуба едва ли не последним, снова и снова наказывая старенькому сторожу:

— Надо бы растворить все окна и хорошенько проветрить помещение. Да посмотреть как следует по углам — не тлеет ли где окурок. Ещё, чего доброго, пожар случится…

Но сегодня ему уже было не до свежего воздуха, не до коварных окурков. Едва закрыли собрание, как он втиснулся в толпу, разом образовавшуюся в проходе, и его быстро вынесло наружу.

Выйдя из клуба, Тойли Мерген всё же придержал шаг, словно спрашивая самого себя: «Куда это я так спешу?» Он глубоко вздохнул, горько покачал головой и задумчиво откинул ладонью свесившиеся на лоб седые волосы.

В лицо пахнуло ночной свежестью. Со стороны арыков, подведённых сюда от Мургаба, дул влажный осенний ветер, и молоденькие вётлы, посаженные вдоль их берегов, оживлённо шелестели листвой. И хотя после клубной духоты и табачного дыма эти ночные запахи и звуки могли только порадовать человека, Тойли Мерген не почувствовал облегчения. Всё так же задумчиво он вытер носовым платком со лба пот и зашагал сквозь медленно редеющую толпу в сторону дома.

Колхозники расходились группами, по нескольку человек, но как-то неохотно. Несмотря на поздний час и усталость, никто не спешил уйти. Видно даже трёхдневные прения не исчерпали всего, что накопилось у людей на душе. Каждому хотелось обсудить с соседом результаты собрания, а то и поспорить.

— Разве это справедливо? — басил кто-то в темноте. — Разве так поступают?

— А если несправедливо, чего же ты только теперь спохватился? — энергично возражал другой голос. — Взял бы да выступил! А то сидел, словно воды набрал в рот, а теперь разоряешься!

— Ай, ты же сказал, ну и ладно!

— А что ж, по-твоему, я сказал неправду?

— Отчего ж неправду?.. Только правда правде рознь. Если человек затаил обиду, он уж подходящего случая не упустит… Ты что думаешь, люди не поняли, почему ты так выступил?

— Ну, скажи, почему, если ты такой умный. В чём я неправ?

— Ну зачем я тебе буду объяснять, будто ты сам не знаешь!

— Говори, говори! Не стесняйся!

— Да иди ты к чёрту!.. Одно хорошо — теперь-то уж я знаю, кто ты такой.

— Нет, к чёрту я не пойду! А вот тебя сказать доставлю!..

— Да прекратите вы!.. — внушительно произнёс третий голос и сокрушённо добавил: — Конечно, выговора вполне хватило бы. Тойли Мерген человек неглупый, намотал бы на ус… Нет, как ни верти, перебрали малость.

— Ей-богу, отец, нельзя быть таким добреньким! Где уж там — перебрали? Недобор получился! И коммунисты либерализм проявили. Если уж на то пошло, ему выговорок следовало бы влепить поувесистее! С занесением в учётную карточку! Нет, будь моя воля, Тойли Мерген так легко не отделался бы…

— Будь твоя воля, ты бы с Каландаром Ханевым ещё и не такое натворил!

— А что, разве Ханов плохо сказал?

— Плохо сказал!.. Да если бы товарищ Карлыев потом не выступил, вы бы таких дров наломали!..

Однако все эти толки и пересуды уже не имели для Тойли Мергена никакого значения. Произошло то, что должно было произойти. И, чтобы не смущать спорщиков своим присутствием, он, не раздумывая, свернул с дороги, намереваясь пройти через молодой колхозный сад.

Но у самого входа в аллею его вдруг нагнал запыхавшийся водитель.

— Тойли-ага! — окликнул председателя парнишка. — Почему вы пешком? Я ведь вас в машине ждал. Как вернулся из города, так у клуба стою…

Тойли Мерген обернулся и ласково взглянул не своего шофёра.

— Отправляйся домой, Бегенч. Отдыхай. А мне надо немножко размять ноги. Засиделся очень.

— Завтра во сколько машину подать?

— Завтра? — задумчиво переспросил Тойли Мерген. — Насчёт завтра… тебе в правлении скажут…

— Как же так?.. — не понял водитель. — Давайте же я вас подвезу! — настаивал он.

— Больше двух лет мы с тобой ездили, — продолжал своё Тойли Мерген, положив парнишке руку на плечо. — Хлеб-соль делили. Что ж, спасибо тебе, сынок, за всё. Если когда чем и обидел, прости…

Он повернулся и пошёл дальше.

«О чём это он? — озадаченно выпятил губы Бегенч. — Ну, пропесочили на собрании… Неужели Тойли-ага больше не председатель?!»

Несмотря на поздний час, жена Мергена ещё не спала. Нахохлившись, она сидела в углу, глядя в пол, и веки у неё казались припухшими.

— Ты почему не легла, Акнабат? — как можно спокойнее произнёс муж. — Не нужно было меня ждать, выспалась бы, по крайней мере.

— Какой тут сок! — печальным и укоризненным тоном, на который ей давали право тридцать лет совместной жизни, произнесла женщина. — Что они с тобой сделали?

— И не стыдно тебе? — с досадой воскликнул Тойли, заметив предательский блеск в её глазах. — Ну-ка, вытри слёзы! У тебя такой вид, будто я опять на войну ухожу, где каждую минуту могут убить. Нечего сказать, умеешь ты себя держать в руках!

— Я спрашиваю, что они с тобой сделали? — повторила Акнабат, словно не слыша укоров мужа.

Вместо ответа Мерген неторопливо разделся, вы мыл руки, потом накинул на плечи свой домашний вельветовый халат хивинского покроя и прошёл к столу.

— Сняли меня, мать, — глухо произнёс он, наконец, после продолжительного молчания.

— Вах! То-то я смотрю, Артык-ших со вчерашнего дня словно на крыльях летает, — прикусив уголок платка, сказала Акнабат. — Я сразу почувствовала, что не к добру это.

— А с чего ему радоваться?

— Можно подумать, что ты не знаешь своего лукавого родственничка. Да он перестанет быть Артык-шихом, если чужое несчастье не доставит ему удовольствия.

— Может, у него в этом деле свой интерес есть? — заметил Тойли. — Одной радостью ведь сыт не будешь.

— А то ты не понимаешь, какой у него интерес! — рассердилась даже Акнабат. — Он же надеется, что новый председатель не помешает ему торговать амулетами и знахарством заниматься.

— Ох, этот святоша! Прямо не знаю, что бы я с ним сделал! Ну, да ладно!.. А что касается колхозников, — после некоторого размышления продолжал Мерген, — то, как всегда в таких случаях, — одни будут рады-радёшеньки, другие недовольны. Но и мы из-за этого горевать не станем… Ну-ка неси, что у тебя там есть, хоть перекусим немного, а там видно будет.

Не успела Акнабат подать мужу еду, как на пороге появился её старший брат Гайли, по прозвищу Кособокий.

— Заходи, заходи, — приветливо встретил его Тойли. — Садись-ка со мной.

Гайли сиял свою неизменную островерхую шапку на меху, пристроил её на вешалке и, ступая бочком, прошёл к столу.

Его неуклюжая походка имела свою историю. Когда Мерген был ещё совсем несмышлёнышем, Гайли успел вытянуться в длинного юношу. Но уже тогда у него проявился легкомысленный характер, что приводило родителей в отчаяние. Упрямец и бездельник, Гайли целые дни предавался детским играм или купался, а когда и это надоедало, собирал ватагу совсем ещё не оперившихся подростков и устраивал посреди аула скачки на ишаках, вздымая вдоль улицы тучи пыли и заставляя бесноваться окрестных собак. Да, в этом деле Гайли слыл мастером. Не было для него большего удовольствия, чем укротить какого-нибудь норовистого молоденького ишака.

— Осторожнее, он же тебя лягнёт! — не раз кричали ему в таких случаях, но он не обращал внимания.

В конце концов необъезженный ишак сбросил его однажды на твёрдую, как камень, землю.

Гайли провалялся почти месяц, воя от боли и держась за бедро. А когда поднялся, стал ходить не то что прихрамывая, а как-то бочком. С тех пор и закрепилась за ним кличка Кособокий.