Курбандурды Курбансахатов - Сто монет (роман и повести)

• Название: Сто монет (роман и повести)
• Автор: Курбандурды Курбансахатов
• Издательство: Туркменистан
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1985

Произведениям Курбандурды Курбансахатова свойственно глубокое отражение жизни туркменского народа, его прошлого и настоящего. Яркие зарисовки нравов в его произведениях сопровождаются глубокими раздумьями о проблемах современного мира.

---

Аман вышел первым, помог выйти девушке и решительно забрал с сиденья свёрток.

— Спасибо, тётя Марал. Я, пожалуй, тоже вас покину. Мне ведь тут два шага.

— Как хочешь, Аман-хан, — согласилась Марал, начиная уже обо всём догадываться.

Когда машина умчалась и они остались вдвоём на пустынной в этот час улице, под фонарём, слегка колеблемым слабым дуновением ветра, Аман заглянул девушке в лицо и снова сжал в ладони её руку.

— Почему ты не захотела сказать тёте Марал, что мы знакомы? — ласково спросил он. — Она — женщина славная и вовсе не болтлива.

— Я знаю. Марал Гельдыевна хорошая. И ко мне всей душой… Только… Стоит ли говорить о том, что ещё не решено?

— Это почему же не решено? — возмутился парень.

— Ну, конечно, — с лёгким оттенком грусти произнесла Сульгун и сразу перевела разговор. — Что это у тебя? — указала она на свёрток.

— Так, кое-какое угощение, — загадочно пояснил Аман.

— Зачем?

— Пригодится.

— Кому?

— Нам с тобой.

— Ничего не понимаю, — призналась Сульгун и откинула с лица волосы, потревоженные ветром.

— Идём! — настойчиво потянул он её за руку. — Наконец-то я тебя покатаю по каналу.

— Сейчас? Среди ночи?

— Что же делать, если днём у нас не получается. Когда ты свободна, я занят. Я свободен, ты на работе. И всегда так… А сегодня такой вечер хороший. Посмотри, какая полная луна. И тепло совсем, будто лето ещё не кончилось… Ну, пожалуйста, пойдём на канал, покатаемся, поплаваем, поговорим. У меня последнее время такое настроение отвратительное. Развеяться хочется…

— Почему у тебя плохое настроение? — остановив парня, озабоченно спросила Сульгун. — Опять с директором повздорил?

— Не только повздорил — подал заявление об уходе.

— Ну и правильно сделал! Надо кончать тебе с автопарком. Я бы на твоём месте давно вернулась в колхоз.

— В колхоз?

— Что ж тебя так удивляет в моём совете? Да, обратно! Мне непонятно, почему ты так цепляешься за город. Разве у вас там люди хуже живут? Картины идут те же, книги в библиотеке даже легче достать, да и артисты приезжают то и дело. Зато какой воздух! Ни дыма, ни гари бензиновой. А главное — какие возможности для самостоятельной работы! Если хочешь знать, я сама часто подумываю о том, чтобы взять на себя хирургическое отделение где-нибудь в сельской больнице и так поставить там дело, чтобы другим завидно стало… Знаешь что? Давай так — ты уедешь на село, а я поеду за тобой, — лукаво посмотрела Сульгун снизу вверх на Амана. — Хочешь?

— Тебе всё шуточки, а у меня, правда, на душе погано.

— Знай, Аман, настроение всегда зависит от нас самих, — нарочито назидательным тоном заявила девушка. — Надо работать и не поддаваться хандре. — И уже без шутливой важности добавила: — Я тоже с утра искала, кому бы пожаловаться на судьбу, а сейчас, после удачной операции, мне и в самом деле дурачиться хочется. Понимаешь, поступил к нам очень трудный больной. Так вот, ему с утра сказали, что я и есть тот хирург, который его оперировать будет. Не знаю, то ли я ему слишком молоденькой показалась, то ли ещё что, но только он не сказал ни слова, нахмурился и отвернулся. Представляешь, каково мне. Ну вот, Марал Гельдыевна и вызвалась мне ассистировать. У неё вид солидный, ей он сразу доверился… Вообще-то хорошо, что так вышло — уж очень трудный случай, и я бы, наверно, без неё зашилась. Но она потом меня очень хвалила, поэтому я теперь и весёлая. Даже пойду сейчас с тобой купаться. А то, правда, куда это годится — живу почти на берегу, а канала, наверно, с самой весны не видела… Только погоди минутку, — рванулась она к дому, — надо маму предупредить, чтобы не волновалась, И накину на себя что-нибудь.

Вскоре Сульгун снова появилась на улице. Теперь на ней была шерстяная кофта, а на ногах вместо туфель на высоких каблуках — тапочки. На голову ‘она накинула платок: как-никак, а всё-таки осень.

А ещё через десять минут они уже сидели на прохладном кожаном диване прогулочного глиссера и решали, в какую сторону им направиться.

— Как ты хочешь — по ветру или против ветра? — спросил Аман.

— Давай поедем туда, где мы весной были, — предложила Сульгун. — Мне там понравилось.

— Только теперь уже не будет тех цветов, и в которых ты тогда плела венки.

— Зато там берег пологий…

Аман уже взялся за руль, но старик лодочник неторопливо закуривал очередную сигарету и, кажется, не собирался оттолкнуть их от пристани. Видно, ему хотелось поговорить, а на других собеседников в эту пору рассчитывать явно не приходилась.

— Садитесь с нами, Ишим-ага, — догадавшись в чём дело, предложил Аман своему давнему другу, которого знал как заядлого курильщика и неисправимого говоруна. — Места много, проветритесь на воде, на чистом песочке полежите.

— Нет, вы уж как-нибудь без меня, детки, — глубоко затянувшись, отказался старик. — Я своё на песочке отлежал ещё лет пятьдесят назад, когда в Каракумах, в самом пекле, валялся в обнимку со своей пятизарядной. Не подумайте, что жалуюсь, — поспешил заверить он. — Я на свою жизнь не в обиде, по крайней мере, перед смертью есть что вспомнить… Так что уж поезжайте сами, — спохватился он вдруг и слегка оттолкнул глиссер от мостков. — Только скажите, когда примерно вас назад ждать.

Аман выхватил из кармана пачку сигарет и успел протянуть её старику.

— Держите, Ишим-ага, — смеясь, сказал он. — Бог даст, к тому времени вернёмся, когда вы всю выкурите.

Ответа они уже не слышали, потому что Аман тут же включил мотор. На малых оборотах он вырулил из заливчика и, повернув на восток, дал газ. Мотор взревел, по корпусу пробежала дрожь, и глиссер, набирая скорость, понёсся вдоль освещённого луной канала, всё больше и больше задирая нос над водой.

Через несколько минут далеко позади остались не только пристань и будочка Ишим-аги, но и городские строения. Только где-то у горизонта ещё мерцали уличные фонари, напоминая щедрую звёздную россыпь. Рёв мотора постепенно сменился спокойным урчанием, сквозь которое теперь слышался лёгкий плеск воды за кормой.

Напряжённо вглядываясь во тьму и крепко сжимая в руках руль, Аман, не поворачивая головы, спросил:

— Ты о чём задумалась, Сульгун?

Уставшая за день от больничной суеты и волнений в операционной, девушка наслаждалась покоем и скоростью одновременно. Она сидела, свободно раскинув руки, и ни о чём не думала, чувствуя только, как пьянит её влажный, тёплый, совсем не осенний ветер, который сразу же властно стащил у неё с головы платок, правда, лишь для того, чтобы заботливо укутать им плечи, и бесцеремонно растрепал ей волосы.

— Тебе не кажется, что мы сейчас одни, совсем одни в огромном мире?.. — задумчиво ответила она, тоже не меняя позы. И они снова умолкли. — …Теперь уже, наверно, скоро будет то песчаное место, — произнесла Сульгун, внезапно встрепенувшись после долгой паузы.

— Ты любишь песок, Сульгун, совсем, как дети, — пошутил Аман. — Или, как та красавица Огульбек из стихов Кемине. Помнишь, эту строчку: «По песку ступали твои ножки…»

— А ты что, разве не любишь пески? — перебила она его. — Может быть, ты тоже клянёшь Каракумы на чём свет стоит? Я иной раз читаю и возмущаюсь: пишут о Каракумах так, будто от них у туркменов одни беды. Честное слово, даже зло берёт! Есть у нас в больнице один врач — между прочим, кандидат наук, человек образованный, — так вот, он эти места ни во что не ставит. Буквально бредит Кавказом. Подавай ему нарзанные ванны да и только… Кавказ, конечно, благословенный край. Как говорит моя мама, — страна, на которую снизошла благодать самого пророка Хыдыра. И всё-таки, если человек сделал первый шаг по земле в наших песках, то ему Каракумы всегда будут дороги. И дед и прадед у меня всю жизнь прожили в песках. И отец мой провёл среди барханов свою молодость. Мама рассказывает, что когда я была ещё девчонкой, мы несколько месяцев прожили в пустыне, да притом в самый зной. Я тогда очень болела, и горячий песок спас меня от смерти.

— А что с тобой было?

— Трудно сказать, только мама твёрдо уверена, что вылечила меня пустыня… Теперь, конечно, тут всё по-другому — людно стало, всюду нефтяные вышки, газ гудит, воды вон сколько…

— Сейчас будут твои любимые пески, — сказал Аман и, сбавив ход, повернул к берегу.

Страстный любитель водно-моторного спорта, он знал здесь каждый уголок и даже ночью легко мог отыскать нужное место.

Вскоре глиссер с выключенным мотором ткнулся носом в отмель. Аман выпрыгнул на землю, помог выйти Сульгун и осторожно вытащил нос глиссера на сушу. Потом молодые люди, не сговариваясь, стали деловито взбираться на прибрежный бархан. Чем выше, тем мягче становился песок и тем труднее было идти.

— Может, повернём назад? — заботливо предложил Аман, почувствовав, что девушка, которую он тянул за руку, еле передвигает вязнувшие ноги.