Вальтер Скотт - Песнь последнего менестреля

• Название: Песнь последнего менестреля
• Автор: Вальтер Скотт
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1965

Последний менестрель Шотландии поет для собравших в замке дам и кавалеров балладу об англо-шотландских распрях XVI века, любви, рыцарских поединках, грешном колдовстве и искуплении.

---

Скотт Вальтер Песнь последнего менестреля

Вступление

Путь долгим был, и ветер ярым,
А менестрель — бессильным, старым.
Он брел, поникший и седой,
В мечтах о жизни прожитой.
С его утехой — арфой звонкой
Сиротка-мальчик шел сторонкой.
Старик из тех последним был,
Чьи песни встарь наш край любил.
Но время бардов миновало,
Друзей-певцов уже не стало.
Ах, лучше бы меж них почить,
Чем дни в забвении влачить!
А ведь и он скакал на воле,
И он пел жаворонком в поле!..
Его уж в замки не зовут,
К местам почетным не ведут,
Где лорды слушать были рады
Слагаемые им баллады.
Увы, все изменилось так!
На троне Стюартов — чужак,
В век лицемеров даже пенье
Карается как преступленье,
И, став бездомным нищим, он
Жить на подачки принужден
И тешить тем простолюдина,
Что пел он встарь для господина.
Вот замок Ньюарк, как утес,
Пред ним зубцы свои вознес.
Старик обвел окрестность взглядом
Жилья другого нету рядом.
И робко он вступил под свод
Решеткой забранных ворот.
О них в те дни, что миновались,
Валы набегов разбивались,
Но открывался их замок
Для всех, кто нищ и одинок.
В окошко леди увидала,
Как брел певец, худой, усталый,
И приказала, чтобы он
Был и пригрет и ободрен.
Ведь горе и она вкусила,
Хоть имя знатное носила:
Над гробом Монмаута ей
Пришлось лить слезы из очей.
Как только старца накормили
Все с ним приветливыми были,
Он встал, о прежней вспомнив силе,
И тотчас речь повел о том,
Как Фрэнсис пал в бою с врагом
И Уолтер смерть — прости их боже!
На поле битвы принял тоже.
Ему ль не знать, как род Баклю[1]
Былую славу чтит свою?
Не снизойдет ли герцогиня
К тому, что петь начнет он ныне?
Хоть стар он и рука слаба,
Петь о былом — его судьба.
Коль любит леди арфы пенье,
Он ей доставит развлеченье.
Согласие дано. Внимать,
Как встарь, певцу готова знать.
Но лишь вошел он в зал несмело,
Где леди меж гостей сидела,
Взяло смущенье старика.
Касаясь струн, его рука,
Утратив легкость, задрожала.
Споет ли он, как пел бывало?
Страданья, радость прежних дней
Встают пред ним чредой своей,
И арфу строить все трудней.
Но тут хозяйки поощренье
Рассеяло его смущенье,
И, собирая звуки в хор,
Он начал струнный перебор,
При этом выразив желанье
Пропеть старинное сказанье,
Которое в дни испытанья,
Давным-давно сложил он сам
Для знатных рыцарей и дам.
Петь нынче ту же песнь он будет,
Что пел пред Карлом в Холируде,
Хоть и страшится, что сейчас
Тот давний он забыл рассказ.
По струнам пальцы пробегали…
Полны тревоги и печали,
Им струны глухо отвечали.
Но найден нужный ритм — и вот
В очах певца огонь живет,
Сметая тень былых невзгод,
И вдохновением поэта,
Как прежде, грудь его согрета.
К нему вернулся прежний пыл,
Он снова духом воспарил.
Ему грядущее открыто,
Былое горе им забыто.
Гнет старости, борьбу с нуждой
Все песня унесла с собой,
И то, что память растеряла,
Опять для барда воссияло,
И старых струн окрепла трель…
Так пел Последний Менестрель.

Перевод Вс. Рождественского

Песнь первая

1

Пир в поздней кончился беседе.
Ушла в опочивальню леди.
Ее покои родовые
Хранят заклятья роковые
(Спаси нас, Иисус, Мария!).
Никто бы, чар страшась, не мог
Ступить за каменный порог.

2

Стол отодвинут. Гости встали.
Дворяне, рыцари, родня
Гуляют по высокой зале
Иль греют руки у огня.
Псы после бешеной охоты
У стен вповалку разлеглись,
И снятся им леса, болота,
Где за зверьем они гнались.

3

Здесь тридцать рыцарей суровых
Ждут боевых горячих дней,
Здесь тридцать слуг, в поход готовых,
Из стойла вывели коней,
И тридцать йоменов в той зале
Гостям служить за честь считали.
Здесь цвет всех рыцарей — они
Владетельным Баклю сродни.

4

Меж ними десять — вечно в латах
И шлемах боевых пернатых.
И в тишине часов ночных
И днем доспех всегда на них.
Они во всем вооруженье
Вкушают даже сна забвенье
И в изголовье щит кладут
И, не снимая в час трапезы
С руки перчатку из железа,
Вино сквозь щель в забрале пьют.

5

Десяток йоменов с пажами
Лишь знака ждут. Здесь все с мечами,
И тридцать скакунов притом
Стоят в конюшне под седлом
В налобниках с шипом колючим
И у стремян с копьем могучим.
При них сто запасных коней
Таков закон военных дней.

6

Зачем здесь люди ждут с конями
И воины не спят ночами?
Чтоб рог услышать, лай собак
И вражьих войск увидеть знак
Кресты Георгия святого[2]
В огнях костра сторожевого.
От полчищ с юга сторожат
Они свой Брэнксом с гордых башен
И ждут врага. Он, зол и страшен,
От Уоркворта ведет отряд.

7

Здесь каждый на посту — порядки
От века строги на войне.
Где ж воин, клан водивший в схватки?
Лишь меч его без рукоятки
Ржавеет на стене.
Но сложат барды песнопенья
О том, как Уолтер пал в сраженье,
Когда все жители страны
С границ бежали от войны,
Был в Данидине шум великий,
Повсюду колыхались пики,
И, клич издавши боевой,
Пал в битве Брэнксома герой.

8

Поможет ли Христа ученье
Лихую отвратить беду?
Смирит ли набожности рвенье
Родов смертельную вражду?
Нет! В сердце их вождей отныне
Месть разлила столь адский яд,
Что и хождением к святыням
Они себя не исцелят.
Покуда Сесфорд славит Kappa
И Скоттам Эттрик песнь поет,
Все будут сыпаться удары
Со злобой давнею и ярой
И род войной идти на род.

9

Над трупом Уолтера в печали
Склонялись удальцы лесов.
Немало женщины роняли
И слез над павшим и цветов.
Лишь леди слез не проливала,
Цветов над павшим не роняла.
Ей мщение, что душу жгло,
Источник скорби заградило;
Бесстрастным и суровым было
Ее надменное чело,
Пока всему на радость клану
Малютка сын ей не сказал:
«Когда я сам мужчиной стану,
Отметит убийцам мой кинжал!»
И лишь тогда, его лаская,
Склонилась мать, слезу роняя.

10

Плащ сброшен, волосы развиты…
Неубрана, бледна,
Рыдает над отцом убитым
Дочь, горести полна.
Но не одно души мученье
В тех вздохах и слезах
В груди у Маргарет смущенье,
Тоска любви и страх.
Она не может даже взглядом
Сочувствия искать:
Ее любимый с Карром рядом
Привел к ним вражью рать,
И скоро будет к их оградам
Ручей в крови бежать.
Мать никогда не согласится
На брак, что должен совершиться,
Уж лучше дочке трупом стать!

11

Отец у леди знатен родом
И мудр рассудком был,
И изучал он год за годом
Науку тайных сил.
Постигнул в Падуе далекой
Он волшебства язык
И в чернокнижие глубоко
Своим умом проник.
Великой тайной превращений
Он овладел вполне,
И не отбрасывал он тени
На солнечной стене![3]

12

Оставил тайных знаний зерна
Он дочери своей,
И духи воздуха покорно
Повиновались ей.
Сейчас одна в старинной башне
Сидит она в тоске всегдашней,
И шум доходит к ней глухой,
Похожий на морской прибой.
Поток ли плещет в берег властно,
Смывая комья глины красной,
Иль дуб шумит, как бурный вал,
Иль эхо мечется средь скал?
Что значит этот шум?
                              Он страшен.
Кто стонет у подножья башен?

13

Заслышав шум ночной
Под башнею суровой,
Псы поднимают вой,
Кричат в ущелье совы.
А рыцарей отряд
Ждет бури ежечасно,
И все в окно глядят.
Но небо так же ясно.

14

Слушая, как Тивиот
В дол свергается с высот,
Как шумят дубы и скалы,
Вторя буре небывалой,
Знает леди — то широко
К ней ветров доходит хор,
Слышно ей, как Дух Потока
Речь заводит с Духом Гор.

15

Дух Потока