Наталия Терентьева - Там, где трава зеленее

• Название: Там, где трава зеленее
• Автор: Наталия Терентьева
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-9524-1240-8

Что делать умнице и красавице Лене Воскобойниковой, если мужчина ее жизни — далеко не принц на белом коне и она это прекрасно понимает? Где искать человека, который достоин того, чтобы любить… терпеть, возносить до небес, прощать, верить, надеяться, забывать о себе? Или… он должен найти ее сам?

---

— А, ясно. Да, не очень удачный для вас день, милая дама. Боюсь, сейчас точно не смогу вам помочь.

— Понятно, извините.

— А как ваша фамилия, кстати?

— Воскобойникова…

— А… Да, помню. Ваши статьи. Но вы ведь, кажется, не только здесь работали?

— Да. Ну какая разница…

— Хорошо, вы зайдите. Как вас зовут? Ольга, кажется?

— Нет, Елена.

— А, да, да. Елена Воскобойникова. Хорошо, подходите, допустим, через пару дней… или можно сегодня.

— Хорошо.

— Ну давайте через часок, или даже раньше, успеете?

— Да, спасибо.

Поскольку я могла быть у него минуты через четыре, то решила выпить пока кофе или сока, потому что утром моя новая непонятная подруга Ольга несколько помешала моему и без того неважному аппетиту. Проще говоря, я вообще ничего не ела и не пила, то ли зачарованная, то ли напуганная ее сильным интересом ко мне и к моей жизни. А может, я все преувеличиваю и усложняю? Симпатичная женщина, помогла мне, детей нет, живет интересами подруг… Ездит на новом «БМВ», владеет сетью дорогих косметических салонов… Да, вот я — точно плохой психолог, в отличие от нее.

Охранник на входе кивнул мне, он хорошо меня помнил, но я на всякий случай помахала удостоверением, которое надо было сдать в обмен на трудовую книжку. Ее-то как раз я и не успела еще забрать.

Ассортимент буфета был обычный. Хочешь напиться в двенадцать часов дня — ради бога. Я не знала, чего хочу, но точно не напиться… И взяла в конце концов пирожное с белковым кремом — хоть какая-то польза от него, а также апельсиновый сок и рискнула взять кофе эспрессо, хотя последние дни у меня колотилось сердце даже от крепкого чая. Ну — заколотится, пить не буду, просто понюхаю. Сейчас начнется…

Я помню, когда я ждала Варю, мне иногда хотелось понюхать какой-то продукт, не съесть, а именно понюхать. Например, мед с прополисом, который я ненавижу и который пахнет то ли туалетной водой «Цветок от Кензо», то ли гвоздичной эссенцией от комаров… Но однажды я так захотела его понюхать, что в выходной день поехала для этого на ВДНХ, в медовый павильон, не найдя такой банки в магазине. Или меня преследовал запах овчины. Куда ни приду — ощущение, что везде только что сушились мокрые, вонючие овчинные шкуры. Если честно, я никогда не видела, как они сушатся, но почему-то их запах представляла себе именно таким.

Я села за столик у стены, поздоровавшись по дороге с двумя-тремя знакомыми сотрудниками. Откусив пирожное, я тут же его выплюнула. Вата, смоченная сахарным сиропом, наполовину с уксусом. Ладно, попробуем сок. Сок оказался нормальным. Пахнул апельсином и на вкус — вполне соответствовал определению.

Спиной ко мне у барной стойки чей-то охранник брал себе кофе.

Я подумала, что наш дорожающий каждый месяц буфет посещают в основном гости, а также расплодившиеся охранники. Зачем, к примеру, начальнику отдела в ТАССе личный охранник, он же «бодигард» — «смотрящий за телом»? Что такого особого знало тело нашего бывшего начальника, скромняги и, по меркам сегодняшнего дня, устаревшего дурачка, чтобы приставлять к нему вооруженную охрану? Крупный парень с накачанной шеей, стоящий у бара, повернулся, как будто почувствовав мой взгляд, подмигнул мне и сел за мой столик:

— Чтоб далеко не ходить. Не возражаете? К вам…

Я возражала. Тем более, что ему пришлось пройти мимо трех свободных столиков, чтобы сесть ко мне.

И вообще — я сейчас возражала против всего. Ступор, в который я вошла во время разговора с Ольгой, постепенно сменялся резким протестом. Особенно против мальчишек-недоумков, охраняющих тела своих не представляющих никакой важности для государства «шефов». К одному из таких начальников мне сейчас и предстоит идти и рассказывать, почему я отказалась от работы так внезапно и немотивированно. И почему я теперь прошу… О господи, я еще должна чего-то здесь просить… Кто теперь вместо нашего Николай Харитоныча свои дармовые полторы тысячи в месяц получает?

Я понимала, что мое раздражение будет нарастать, нарастать — с каждым днем, с каждой неделей, но это продлится недолго. В один прекрасный день я встану легкая и приятная, контактная, открытая миру и буду носить малыша дальше. Так, по крайней мере, было с Варей.

Первые три месяца мне было тяжело — колотилось сердце, раздражали до безумия запахи, то хотелось есть, то тошнило от вида зубной пасты и собственных выстиранных колготок, висящих в ванной, не хватало воздуха, было плохо-плохо, а потом за два-три дня все сошло на нет. Так должно быть сейчас, ждать осталось чуть-чуть…

Знать бы, какой у меня срок… три недели или уже недель восемь и последние месячные были обманом? Так бывает, я знаю, это какое-то омовение матки, что ли… или еще одна созревшая яйцеклетка — теоретически могли бы быть близнецы, один зародился, второй не пожелал… в любом случае с четвертого месяца должно быть легче. Надо дожидаться. На людей бросаться не надо.

Я ненавижу сейчас этого бодигарда, идиота, тупого, вонючего — наверняка сейчас он пошевельнется, и я различу какой-нибудь страшный, страшный запах… Но я бросаться на него не стану. Я сделала над собой колоссальное усилие и промолчала.

— Весна — тяжело, да? — Для безголового качка подсевший ко мне чей-то бодигард был необыкновенно разговорчив.

— Почему?

— Вздыхаете.

— Нет, мне очень легко. И весны я пока не ощутила.

— Проблемы с трудоустройством?

Я проглотила невкусный сок, он подозрительно начал пахнуть бензином с третьего глотка, а потом уже спросила:

— Почему?

— Хорошо знаете английский?

— Почему? — повторила я.

— Потому что это американцы в ответ на все вопросы говорят «Why?» — потряс меня начитанный бодигард.

— Я учила британский английский. А вы, наверно, выпускник физкультурного института? — Сама не знаю, зачем вступила тогда в этот случайный бессмысленный разговор.

— Не совсем. Советую, если вам уже отказали, — он кивнул на папку, лежащую передо мной на столе, — скорей всего, подумал, что там какие-то «сенсационные» материалы, которые даром никому не нужны, — не расстраивайтесь уж так. Место здесь тоскливое, дышать нечем, разве что зарплата стабильная. Поищите где-нибудь еще. А если еще не ходили — соберитесь. От вас такое поле нехорошее идет.

Вот зачем этот урод шел ко мне через весь буфет, чтобы сказать, как у меня все плохо и как это понятно всем, даже тем, у кого понималка, как таковая, отсутствует.

— Чем же это оно нехорошее, мое поле? — тихо спросила я.

— Несчастное. Извините. Мне пора.

— Пора охранять какого-нибудь кретина? — Наконец мое раздражение прорвалось.

Надо же так — пошла сюда, чтобы успокоиться, настроиться, чтобы не сорваться, — ведь не знаю, какой идиот сидит в кресле мягонького Харитоныча, а вместо этого сцепилась с безмозглой тушей, прочитавшей в жизни два сборника кроссвордов.

— Эй!

Он обернулся на мой голос.

— Рыба, на «щ» начинается, на «а» заканчивается, в середине «у», четыре буквы — с ходу отгадать слабо? — Меня просто несло. Я прекрасно знаю эту тайную, хорошо спрятавшуюся хамку внутри себя, которая неожиданно и совсем некстати вылезает в минуты моей слабости и дурного самочувствия.

Успевший сделать шаг в сторону бодигард вернулся ко мне и наклонился к столику, откровенно разглядывая мое лицо. Какая же свинья!

— Слышь, а я думал всегда, что в середине «ю»… — Он засмеялся и добавил: — Смотри, если что — приходи ко мне, возьму на работу. — Он снова засмеялся. — Подыщем и тебе какого-нибудь… кретина, будешь его охранять. — Он посмотрел мне в глаза и вдруг сказал другим, совершенно нормальным голосом: — Не переживайте так, все меняется в жизни. Иногда важно заметить, что все изменилось, не пропустить тот самый момент. Не спрятаться от ветра перемен. Не спутать его со вчерашним ураганом. Пойду, прости, труба зовет.

Я посидела ошарашенная за столиком, допила пахнущий теперь подгнившими опилками сок, понюхала остывший кофе, он вообще ничем не пах, выпила и его с отвращением, взяла свою папку. Там у меня лежало всего два листочка. Еще не зная, что Харитоныча почему-то уволили, или он сам уволился, я написала на одном листочке: «Дорогой Харитоныч, я ужасная свинюшка, я больше не буду. Мне надо работать. Почему — объясню потом». На втором — было простое заявление о приеме на работу.

Я медленно шла по знакомым коридорам, размышляя — а стоит ли в таком озверелом состоянии переться к человеку, который по телефону мне сказал: «Вряд ли я смогу что-то для вас сделать…» Или как он сказал: «Не смогу вам помочь». Помочь… Ох… Ну, сама виновата, конечно… Сначала сваляла дурака с Харитонычем, потом приперлась, не позвонив…

Может, перезвонить этому новому и сказать, что у меня заболел живот, или срочный визит к зубному врачу, или надо идти на родительское собрание в школу… — какие еще могут быть причины, что я за час передумала? Но ведь еще через месяц-полтора меня не возьмет никто — ни на постоянную работу, ни на временную.