Надежда Лухманова - Легенда о корабельном деде

• Название: Легенда о корабельном деде
• Автор: Надежда Лухманова
• Жанр: Русская классическая проза

Лухманова, Надежда Александровна (урожденная Байкова) — писательница (1840–1907). Девичья фамилия — Байкова. С 1880 г по 1885 г жила в Тюмени, где вторично вышла замуж за инженера Колмогорова, сына Тюменского капиталиста, участника строительства железной дороги Екатеринбург — Тюмень. Лухманова — фамилия третьего мужа (полковника А. Лухманова).

Напечатано: «Двадцать лет назад», рассказы институтки («Русское Богатство», 1894 и отдельно, СПб., 1895) и «В глухих местах», очерки сибирской жизни (ib., 1895 и отдельно, СПб., 1896, вместе с рассказом «Белокриницкий архимандрит Афанасий») и др. Переделала с французского несколько репертуарных пьес: «Мадам Сан-Жен» (Сарду), «Нож моей жены», «Наполеон I» и др.

---

Надежда Александровна Лухманова Легенда о корабельном деде (Святочный рассказ)

Тёмною, тёплою, летнею ночью, когда небо, озарённое миллионами огнистых звёзд, отражается в море, а волны, дробя их блеск, гонят на бегущий корабль как бы валы растопленного золота, на корабле стоит вахтенный матрос и смотрит вдаль. Всё живое спит кругом, только ветер свистит меж снастей над его головою, да вода что-то таинственно шепчет, что-то ласково поговаривает кораблю, ударяясь об его борта.

Тёмною, холодною, осенней ночью моросит дождь и с ветром хлещет в лицо вахтенному матросу; он стоит на корабле и слушает, как со стоном ветер рвёт паруса, и смотрит вдаль, в свирепые волны, что с рёвом и угрозою бегут навстречу кораблю.

О чём думает в такие ночи вахтенный матрос?

Он думает о своей далёкой родине, о семье, если она у него есть, о том, как тепло и уютно теперь у домашнего очага, думает о смерти, которая сторожит его со всех сторон, с рёвом и свистом летит за ним в виде бури и вихря, гонящего холодные, свирепые волны; думает часто матрос и о корабельном деде.

По поверью матросов, в трюме каждого корабля живёт свой корабельный дед; если капитан честный и добрый человек, дед бережёт его корабль, в трюме всё тихо, изредка только слышно, как дед вздыхает да покрякивает, и если случится течь какая, то дед хоть бородою своей заткнёт щель, а даст кораблю время благополучно дойти до порта.

Если же капитан нечестно или жестоко обращается с экипажем, дед в трюме проказит страшно: бочки сами перекатываются с места на место, вино в них не только убывает, но часто исчезает совсем и заменяется морскою водой. Сам корабль трещит и натыкается на подводные камни, так что чуть не в каждой гавани приходится чинить его, а ночью всему экипажу слышно, как в трюме хохочет и потешается дед.

Легенда о морском деде особенно упорно держалась на одном старом голландском корабле «Ван Эгберт». Корабль этот был так стар, что когда он заходил в какой-нибудь порт, то между всеми красавцами кораблями новейшей конструкции он был словно дед в старомодном кафтане с заплатками. Капитан «Ван Эгберта» был не пьяница и не злой человек, но странно, что дед всё-таки не любил его, и хотя никогда не причинял ему серьёзных бед, но все матросы ясно слышали по ночам в трюме звонкий металлический хохот деда, в особенности перед бурей; во время качки всякий, кто входил в трюм, слышал как стучал, стонал и хохотал корабельный дед.

Между матросами этого корабля держалась легенда, что когда-то он принадлежал знаменитому своею удалью и жестокостью голландскому капитану ван Пирсу, торговавшему неграми. Он их сманивал обманом, скупал и выменивал на водку, табак и разную дребедень, в виде бус и зеркал, увозил в Америку и там продавал в рабство.

Живой товар его лежал скованный в трюме корабля. Во время пути тяжело больных или умерших бросали в море; за кораблём капитана ван Пирса следовали стада акул и на лету подхватывали свою ежедневную добычу. Сколько бы ни выбрасывали за борт этих чёрных тел, оставшиеся в живых, выносливые и сильные, своею ценою выкупали весь пропавший груз. Но наконец настала гроза и для бесчеловечного капитана: Англия первая подняла знамя свободы и деятельно принялась за уничтожение торговли неграми; всюду разослала она свои военные корабли, которые преследовали, нападали на суда, занимающиеся этим постыдным промыслом, и не только силою отнимали и освобождали несчастных негров, но и отбирали самые корабли от жестокосердых капитанов, которых предавали военному суду.

За ван Пирсом однажды погналось такое английское судно; капитан, видя, что на этот раз ему не уйти от беды, решил не сдаваться живым.

Долго лавировал он и наконец ускользнул от гнавшегося за ним корабля, скрывшись в быстро наступивших сумерках.

Тогда-то, под покровом ночи, совершил он своё последнее и самое страшное злодейство: весь свой живой товар, беззащитный, связанный, побросал он в море. Очистив трюм от всех следов пребывания там негров и прогнав на палубу всех матросов, он запрятал в трюме, в какое-то, ему одному известное, место, всё золото, нажитое страшной торговлей. Затем, созвав всех матросов в свою каюту, он каждому выдал крупную сумму денег, после чего они все до одного сели в шлюпки и направились к берегу какого-то недалеко лежавшего острова, откуда их, как бы потерпевших крушение, мог захватить какой-нибудь корабль.

Рассвело, и английский корабль показался совсем близко около корабля ван Пирса, но поражённый тем, что на голландском корабле нет ни одной живой души, не решился подойти к нему.

Голландский корабль, распустив все свои паруса, летел как фантастический призрак, за ним гнался английский, ничего не понимая в этом безумном, неправильном беге, на вид, пустого корабля. Наконец, наутро голландское судно было схвачено. К страшному изумлению, англичане не нашли на нём ни негров, ни одной живой души экипажа, и только в пустом трюме сидел капитан и, казалось, думал глубокую думу, в правой руке его был зажат револьвер, а из виска текла тонкая струйка ещё тёплой крови. Перед капитаном лежал лист бумаги и на нём стояло: «Так как поимка моя была неизбежна, то я предпочёл суд Божий суду человеческому».

Так и не достались победителям в руки ни негры, ни золото капитана, один пустой корабль привели они за собой в ближайшую гавань.

Много хозяев с тех пор переменил «Ван Эгберт», и все они звали легенду о скрытом на корабле сокровище капитана-негроторговца.

В настоящее время он принадлежал богатому купцу, перевозившему на нём груз из Роттердама в Яву.

Однажды, не найдя груза, капитану «Ван Эгберта» пришлось совершить довольно длинное путешествие с одним балластом. Капитан, желая воспользоваться тем, что трюм был пуст, послал туда трёх молодых матросов околачивать ржавчину на головках старых железных болтов. Трое посланных, засев на высокие козла, принялись усердно стучать по железу, отбивая куски ржавчины.

Трюм слабо освещался одною масляной лампой, волны ударяли сердито в борт, и какие-то неясные звуки, не то стона, не то хохота, доносились до работавших.

— Давайте петь, — предложил один, и весёлая, стройная песня понеслась под стук молотка, заглушая робою все остальные звуки.

Но вот двоих из работавших кликнули снова на палубу, и третьему, Джони, мальчику лет 14, пришлось одному продолжать работу.

Джони был мальчик трусливый и нервный, не раз, вечером, лёжа на своей койке, он слушал с замиранием сердца рассказы о капитане-пирате, первом владельце «Ван Эгберта», о его трагической смерти здесь, в трюме корабля, о кладе, спрятанном им тут же и о корабельном деде, который стережёт его. Не раз, проснувшись ненастною ночью, Джони слышал в трюме стоны, и ему ясно представлялись то искажённые страхом и злобою лица и неподвижно лежащие скованные тела чёрных невольников, то одинокий, брошенный всеми, капитан, с кровавою раной на виске. Не раз слышал он звон и звяканье золота и знал, что то дед с длинной седой бородой, с блестящими как уголь глазами, пересчитывает в трюме сокровища, и беда тому матросу, который открыл бы, где спрятано оно.

Оставшись теперь один в тёмном трюме с небольшим кругом света от масляной лампы, сидя высоко над полом и стуча молотком, Джони продолжал петь, как вдруг ему послышалось, что сзади него кто-то вздохнул глубоко, чьё-то жаркое дыханье коснулось его шеи. Голос его оборвался, волосы на голове зашевелились, и вдруг ему почудилось, как что-то мохнатое, безобразно тяжёлое наваливается на него. Он сидел с поднятым в руке молотком без движенья, почти не дыша, только сердце как один громадный кусок колотилось в его груди, да кровь с шумом приливала к ушам, и все звуки сливались в один ужасный звон.

Закричать, сойти с козел и броситься вон из трюма у Джони не хватило сил и, закрыв глаза, желая заглушить все чудившиеся кругом звуки, он стал изо всей силы стучать молотком и уже не по ржавчине, а прямо по старому бимсу [1].

Вдруг молоток его ушёл в гнилое дерево, и из пробитого отверстия в бимсе послышался металлический звон, и как блестящий, тяжёлый, холодный дождь хлынули на мальчика золотые монеты. Джони выронил из рук молоток и без чувств упал на пол.

Прошло несколько часов, на корабле вспомнили о мальчике в трюме и послали за ним.

Посланные нашли Джони мёртвым, всего осыпанного золотыми монетами разного времени и чекана.

Так подтвердились слова легенды, что корабельный дед отомстит тому, кто откроет сокровище, спрятанное ван Пирсом.

1899

Примечания

1

деревянная балка