Вениамин Богуславский - Ламетри

• Название: Ламетри
• Автор: Вениамин Богуславский
• Издательство: Мысль
• Жанр: Философия
• Год: 1977

Книга содержит краткий биографический очерк и анализ учения выдающегося французского мыслителя и просветителя, воинствующего материалиста и атеиста, предшественника энциклопедистов Ламетри (1709–1751). В ней рассматривается материалистическое учение философа, анализируются его естественнонаучные взгляды, гносеология, этика, его атеистические взгляды. Автор показывает несостоятельность попыток буржуазных ученых исказить воззрения философа и его значение в истории философии.

Работа рассчитана на философов, преподавателей, студентов, аспирантов, пропагандистов, а также на всех тех, кто интересуется историей философии.

---

В. М. Богуславский Ламетри

…Я нахожусь в положении моряка, для которого не наступило еще благоприятное время года. Благоприятна погода, как известно, всегда лишь для противоположных целей. Тот же, кто осмеливается направить свой корабль в гавань разума и истины, почти всегда должен побороть противные ветры… Почти нигде нельзя сделать и двух шагов в полной безопасности…

Ламетри

Ламетри… тот, кто своей смелостью пугал даже самых смелых.

Г. В. Плеханов

РЕДАКЦИИ ФИЛОСОФСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Вениамин Моисеевич Богуславский (род. в 1908 г.) — доктор философских наук, профессор, старший научный сотрудник Института философии АН СССР.

Его перу принадлежат работы: «Слово и понятие» (1957), «К вопросу о неразрывной связи языка и мышления» (1957), «Формы движения мышления» (1959), «Тезисы Маркса о Фейербахе» (1960), «Объективное и субъективное в диалектике мышления» (1960), «У истоков французского атеизма и материализма» (1964), «Скептицизм Возрождения и диалектика» (1965), а также ряд статей по истории философии (в том числе о Монтене, Бейле, Дешане и Ламетри).

Введение

Трудно назвать философа, о котором и при жизни, и после смерти писали бы с таким презрением и с такой ненавистью, с какими писали (а кое-кто и ныне пишет) о Ламетри. Вот типичные высказывания о нем. Лагарп: «Грубый материализм Ламетри, являвший собой безумную и скотскую развращенность этого человека, снискал ему общее презрение на родине и должность придворного шута у иностранного государя» (62, 307–308)[1]; Денуарестерр: Ламетри «верил лишь в материю и его поведение — следствие этого убеждения», поэтому он был «бесстыдным распутником», «шутом» и «настоящей свиньей Эпикура, предававшейся с каким-то неистовством обжорству» (50, 30; 200); Геттнер: это был «развратник, искавший в материализме лишь оправдания своему распутству» (61, 388). Множество авторов твердило в один голос, что Ламетри не только призывал в своих книгах предаваться всевозможным порокам, но и был к тому же ничтожеством в интеллектуальном отношении. По словам Шлоссера, это был невежда, имевший нахальство присвоить себе чужие открытия (76, 127). «Нечего пытаться выдавать Ламетри за философский ум, — писал Денуарестерр, — он ничего не создал, ничего не открыл» (50, 29; 49–50). Называть его философом «означало бы позорить философию», — утверждал Дамирон (48, 61). При такой оценке Ламетри не могло быть и речи о признании его роли в развитии философской мысли. По справедливому замечанию Дамирона, честь быть упомянутым в истории философии редко оказывалась Ламетри, о нем вспоминали, лишь когда хотели дать наглядный пример того, что достаточно человеку стать материалистом и атеистом, чтобы он превратился в отъявленного негодяя. На протяжении ста лет после смерти философа такое отношение к нему господствовало во всей литературе о Просвещении. «На него бесконечно клеветали и всевозможными способами старались преуменьшить его значение» (56, 113), более того, доказать, что никакого значения в истории философии он не имеет.

В 1845 г. увидело свет «Святое семейство» — первый труд, в котором при анализе становления философской школы французского материализма XVIII в. отмечается, что «Ламетри является её центром» (1, 2, 140). Но к этому голосу не прислушались. Репутация «паршивой овцы» в философской среде, прочно утвердившаяся за Ламетри, осталась непоколебленной: историки философии даже не считали нужным изучать факты, относящиеся к произведениям и взглядам автора, «недостойного звания философа». Только игнорирование фактов могло, например, привести такого ученого, как Куно Фишер, к утверждению, что Ламетри (который умер до того, как увидели свет первые работы Гольбаха) — гольбахианец и что взгляды Ламетри— вывод из учения Кондильяка, первое сочинение которого было издано через год после опубликования труда Ламетри, где он в развернутом виде изложил почти все важнейшие свои идеи (см. 57, 426).

Лишь в шестидесятых годах XIX в. вышла первая работа буржуазного ученого, содержащая правду о Ламетри. Это статья Жюля Ассеза (см. 37), который писал, что Ламетри «распахивал целину», выполняя роль «разведчика», пролегающего путь Дидро, Кондильяку, Гольбаху, Гельвецию, Робине — мыслителям, чьи идеи он предвосхитил. К этому мнению вскоре присоединился Ф. А. Ланге, отметивший, что хотя имя Ламетри «одно из наиболее опозоренных имен в истории литературы», но тем, кто его поносил, труды его «были известны только поверхностно», между тем «Ламетри среди французских материалистов был не только самым крайним, но первым по времени», у него они заимствовали основные философские положения. Но глубокая враждебность Ланге материализму привела к тому, что, опровергая клевету, возведенную на Ламетри, он, однако, сам пишет о философе, что в качестве врага он был «зол и низок в выборе своих средств», что он умер, объевшись паштетом и что «больше всего повредил себе Ламетри своей смертью», она явила «желанный случай для обвинительного приговора над материализмом» (22, 301; 330; 331).

После Ассеза и Ланге появились работы Р. Паке (1873), Э. Дюбуа-Реймона (1875), Ф. Ж. Пикаве (1889), специально посвященные Ламетри, его произведениям, его жизни.

В XX в. увидели свет десятки статей и книг о нем, в том числе фундаментальные монографии И. Э. Порицкого (1900) и П. Леме (1925 и 1954). Роль этого мыслителя стала освещаться и в некоторых трудах о Просвещении, появившихся в XIX и XX вв.

Значительное внимание уделили Ламетри советские ученые как в работах, специально ему посвященных (В. Юринец, И. Вороницын, B. Сережников, А. Деборин, X. Коштоянц, C. Василейский, Е. Щепкина и др.), так и в трудах, анализирующих французское Просвещение в целом.

Но в «Истории западной философии» Б. Рассела (1948), «Истории новой философии» Р. Верно (1958), «Истории философии» Э. Астера (1958), «Истории мысли» Ж. Шевалье (1961), «Истории философии» К. Шиллинга (1964) и других историко-философских работах западных ученых о Ламетри вовсе ничего не сообщается. Немногое можно узнать о нем и из большинства работ, в которых упоминается его имя. Э. Жильсон и Т. Ланган в работе о философии XVII–XVIII вв. посвящают Ламетри небольшое примечание. Р. Мунье и Э. Лябрусс в большом труде «XVIII век — эпоха Просвещения» ограничиваются тем, что среди философов-атеистов упоминают имя Ламетри. Круг людей, знакомых с его сочинениями, невелик: за последние 180 лет семь важнейших его философских работ были изданы только в СССР. В других странах переиздавалась лишь одна работа — «Человек-машина», знакомства с которой вовсе не достаточно для понимания места Ламетри в истории философии. В 1943 г. в Англии были изданы выдержки из «Естественной истории души», а во Франции в 1954 г. — небольшие отрывки из шести работ философа.

В 1951 г. французская Национальная библиотека устроила приуроченную к двухсотлетию «Энциклопедии» выставку с целью дать представление о творцах «Энциклопедии», ее предшественниках и последователях; ни портрета Ламетри, ни его произведений там представлено не было… (см. 63, 153).

Глава I За полвека до революции

Взрывом всенародной радости встретила Франция 1 сентября 1715 г. известие о смерти Людовика XIV: такой глубокой была ненависть к нему самых различных слоев населения. Но ликование было преждевременно. Жизнь скоро развеяла наивную веру в то, что смерть деспота и ханжи принесет разрешение волнующих страну проблем.

В XVIII в. капиталистический уклад во Франции достигает значительного развития. В промышленности мануфактуры становятся господствующей формой производства. Но их превращению в фабрики препятствует полукрепостническая зависимость крестьян, она мешает образованию рынка рабочей силы. Нищета крестьян (выплачивающих кроме всего, что с них взимает сеньор, большие налоги светским и церковным властям) достигает ужасающих размеров. Один за другим следуют голодные бунты доведенных до отчаяния масс. Какой платежеспособный спрос могут предъявить умирающие от голода крестьяне? Как может в этих условиях расширяться рынок, необходимый для развития торговли?

Далеко зашедшему развитию буржуазных форм производства и обмена в стране препятствуют феодальные политические порядки. «…Там, где экономические отношения требовали свободы и равноправия, политический строй противопоставлял им на каждом шагу цеховые путы и особые привилегии» (1, 20, 107). Отсюда углубление конфликта между вырождающимся старым господствующим классом и поднимающимся новым. «По политическому положению дворянство было всем, буржуа — ничем; по социальному положению буржуазия была теперь важнейшим классом в государстве, тогда как дворянство утратило все свои социальные функции и продолжало получать доходы в качестве вознаграждения за эти исчезнувшие функции» (там же, 168). Это противоречие приобретает во Франции такую остроту, какой оно не имело ни в одной другой европейской стране. Кризис феодально-абсолютистского строя все более обостряется. Усиливается оппозиция этому строю и со стороны трудящихся города и деревни, и со стороны буржуазии. Зреют семена грядущей революции. И хотя сдвиги в соотношении общественных сил еще не достигли кульминации, необходимой, чтобы буря разразилась, они ее подготавливают и предвещают.