Марк Элгарт - Подселенец

• Название: Подселенец
• Автор: Марк Элгарт
• Жанр: Ужасы и Мистика

Это может случиться с каждым из нас. Герои книги живут в том же мире что и мы, ходят по тем же улицам и читают те же газеты. Но однажды с каждым из них случается нечто, чему нет объяснения в повседневной жизни, что-то, словно пришедшее из кошмарных снов.

Таинственное чудовище расправляется с компанией гопников.  Рассказанные ночью в пионерском лагере страшилки оборачиваются кровавой реальностью. Благополучный бизнесмен сталкивается с проявлением истинного Зла, а простой инженер объявляет войну всему свету.  Эти, а так же  многие другие  жуткие истории ждут вас на этих страницах.

Читайте книгу М.Элгарта "Подселенец" и вам станет по-настоящему страшно.  

---

Сам Димка пуль не боялся. Был у него определённый жизненный опыт: ещё в девяносто пятом пришлось на Кавказ скататься. В штурме Грозного он, правда, не участвовал, но впечатлений набрался по самое "не хочу". Потом ещё три командировки туда же, на память о которых остались маленький осколок в левом плече и жуткая неприязнь ко всяким зелёным насаждениям типа лесов.

Нет, будь рядом с Димкой кто-нибудь из проверенных ребят, знакомых по командировкам, он бы, как бог свят, рискнул акцию провести. Но уж чем богаты… Да, вояки у него в наряде подобрались ещё те: все как один вчерашние дембеля. Вовка вон два года в желдорбате шпалы клал, а Олег вообще танкист. Толку от них при штурме, как от циркуля. Лёха единственный, кто хоть иногда за время службы в руках оружие держал и зеков видел, — из краснопогонников он. Только тоже хрен редьки не слаще: одно дело — на вышке курить, а совсем другое — по лесам за вооружённым зеком бегать. Вон он, кстати, подползает. Интересно, чего нового скажет?

— Ну? — спросил лейтенант.

Сержант перевёл дух.

— Связался я наконец с нашими, — он кивнул. — Правда, связь такая, что… Короче, они там сейчас часть вэвэшную поднимают и ОМОН. Сказали продержаться и зека пасти, как будто мы сами бы не догадались.

Рябушкин тоскливо поглядел в сторону домика, где засел Облом с заложником. Нет, всё правильно, на такое дело только войска поднимать нужно, их профиль. И с ОМОНом всё верно, потому как заложник присутствует. Другое дело, что до ближайшей части чуть ли не сотня километров: пока соберутся, пока подъедут по нашим-то дорогам… И с ОМОНом ситуация такая же. Ладно, бог не выдаст — свинья не съест, продержимся как-нибудь.

Подобные мысли одолевали и Облома. Это сейчас, пока мусоров четверо, они шугаются и на рожон не лезут, а ведь через час-полтора их тут будет, как в Кремлёвском концертном зале на День милиции. То есть когти рвать надо по-любому. Вопрос только, как это по-грамотному обставить, да ещё и вожатый этот… С ним-то что делать, не валить же в самом-то деле?

Внезапно взгляд Серёги наткнулся на тускло блестевший в уголке вывалившийся из кармана вожатого степлер. И смутная, не оформившаяся ещё до конца мысль начала принимать всё более чёткие очертания.

Нехорошо так оглядевшись по сторонам, Облом подошёл к скрючившемуся на табурете Пашке.

— Так, вожатый, — Облом смотрел в сторону, — ты пойми, я против тебя ничего не имею. Только вот выбора у меня особого нет — уходить мне надо, а тебя я с собой тащить не могу, но и оставить так просто тоже. Так что ты зла на меня не держи за то, что я сейчас сделаю.

Полный самых дурных предчувствий, Пашка поднял глаза на зека, и в тот же момент мосластый, каменно-твёрдый кулак Облома врезался куда-то в район волоховского виска, отключая сознание и неся очередное забытье…

* * *

Не разумом и не обонянием, одним только желудком, давно уже превратившимся в главный орган её чувств, Тварь определила присутствие Еды. Еды было много — сколько точно, Тварь затруднилась бы сказать. Как и все животные, считать Тварь не умела, а мыслила категориями "один" и "не один". Сейчас ощущение Еды пришло от Места.

Почему Место так притягивает Тварь, та не задумывалась. Что-то такое было с ним связано в прошлой ещё, другой жизни, о которой Тварь не помнила ничего, кроме того, что она была. Как бы там ни было, во время своих нечастых пробуждений она всегда наведывалась к Месту, бродила среди полуразрушенных просевших строений, словно стараясь вспомнить, что же так неумолимо тянет её сюда. Разумеется, припомнить что-либо Тварь была не в состоянии, почти полностью мёртвый мозг настойчиво противился таким попыткам.

Сейчас же две основные цели существования Твари — Еда и Место — чудесным образом совпали. Что ж, она была не против.

Постепенно наращивая скорость, она начала двигаться к Месту. Задеревеневшие за время долгой спячки мышцы постепенно приходили в норму, действуя всё более послушно. С лёгкостью и изяществом, с трудом представимыми в этом крепко сбитом, приземистом теле, она почти не задевала низкие ветки и перемещалась по лесу с незаметностью призрака. Не то чтобы Тварь кого-то опасалась — весь её опыт настойчиво утверждал, что если в этом лесу и есть кого бояться, то это только её саму, — просто инстинкт охотника научил её не привлекать к себе внимания. Не стоит пугать Еду раньше времени.

А Еда обещала быть обильной и вкусной: люди. В списке гастрономических предпочтений Твари человеческое мясо занимало место куда как выше медвежьего, хоть и уступало в плане питательности коровьему. Зато по вкусовым качествам находилось вне всякой конкуренции.

Через двадцать минут скольжения по замершему в страхе лесу Тварь застыла на границе поляны, ограничивающей Гордейкину заимку. Тут Тварь слегка притормозила. Всё-таки некоторая осторожность не была ей чужда, да и присутствие Железа ощущалось более чем явно. Тварь не боялась Железа — насколько проделанных им дырок до сих пор имелись на её теле, не причиняя особого неудобства, скорее вызывая раздражение. Но и нарываться в очередной раз Твари не хотелось. Тем более что Еда на Месте вела себя как-то странно.

Абсолютно слившись с окружающими тенями, Тварь наклонила гротескно огромную голову набок, с некоторым подобием интереса наблюдая за развёртывающимися на заимке событиями.

* * *

"Дежавю, блин", — проскользнула в восстанавливающемся после сильнейшего удара Пашкином мозгу мысль, когда он снова увидел прямо перед своими глазами покрытый почти вековой пылью пол избушки.

Сразу за этим дикая боль разорвала на части низ лица. Попытавшийся заорать Волохов чуть было не потерял сознание от нового приступа одуряющей рваной боли и смог только жалобно заскулить. Казалось, лицо его нашпиговано гвоздями, как у того монстра из "Восставшего из ада", с той только разницей, что тот чудила ещё и улыбаться мог и говорить, а вот Пашке даже такие простые вещи были недоступны. Тихонько мыча, он попытался дотронуться развязанными (ну, хоть за это спасибо) руками до рта, казалось, превратившегося в одну сплошную рану, и наткнулся на скользкие потёки собственной крови.

— Не гоношись, парень, — раздался сверху голос Облома, — и рот не трогай пока, а то губы себе порвёшь.

Сидящий на табурете Облом лениво поигрывал тем самым степлером, прихваченным Волоховым из пионерской комнаты.

— И не злись на меня, — посоветовал беглый. — Мне нужно просто, чтоб ты молчал какое-то время. Если б я тебе язык отрезал, что, лучше бы было? А так потом эти скрепки тебе любой лепила за минуту удалит. Или слесарь, — зек ухмыльнулся.

— Теперь слушай, — продолжал Облом, — сейчас ты выскочишь отсюда и в лес побежишь. Ага, вижу, что понял ты мою задумку, — кивнул он, наблюдая, как Пашка с недоумением осматривает адидасовскую олимпийку, теперь уже сидевшую на его собственных плечах. — Правильно, типа, ты — это я. Мусора, само собой, за тобой ломанутся. За этим-то я тебе рот и зашил, потому как верить тебе я не могу, сам понимаешь. Ты бы в противном случае сам мусорам навстречу рванулся с криком: "Мужики, я это, а не зечара ушлый". А так они в тебя самого шмалять начнут, потому как брать им меня живого, тут дружок твой мент правильно сказал, резона особого нет. Так что беги, фраерок, беги, может, и я ещё немного побегаю… И зла на меня не держи, это жизнь такая сучья.

Он снова подкатился к окну.

— Эй, начальник, слышишь меня, нет?

— Говори, что хотел, — отозвался из-за амбара недобрый рябушкинский голос.

Серёга начал излагать:

— Значит, так, мусор, ждать мне тут, пока вы сюда полк краснопёрых нагоните по мою душу, смысла вообще никакого нет. Поэтому сыграем мы в догонялки. То есть я побегу, а вы за мной, может, и улыбнётся вам ваше счастье ментовское. И фраерка, дружка твоего, я тоже тут оставлю, не нужна мне в забеге обуза такая. Только радоваться не торопись, — посоветовал он. — Я вместе с терпилой этим, которого в подпол посажу, пару неплохих подлянок оставлю, чтоб жизнь вам не облегчать, так что выудить его оттуда не так просто будет. Короче, правила, мусор, тебе ясны. И не дёргайся особо, а то передумаю.

Рябушкин немного помолчал.

— На что надеешься? — наконец поинтересовался он. — Возьму ведь тебя по-любому. А если Пашку мочканёшь, так и я тебя сразу же…

— Не хвастайся раньше времени, начальник, — посоветовал Облом. — А вожатого твоего, я сказал, кажется, не трону. Ты, если дело моё читал, знать должен — не мокрушник я, это только в последний раз по пьянке косяк вышел. Но и не зли меня, а то ведь сменю жизненные принципы-то… Короче, всё понял?

— Да, — ответил Рябушкин, — понял.

— Ну, вот и славно, — довольно ощерился железными коронками Облом.

Потом обернулся к медленно приходящему в себя Пашке:

— Ну, вот и твоя гастроль, вожатый. Ты уж не облажайся, неохота мне тебя мочить, сам не знаю, почему. И прости уж, что так получилось…