Эйлин Гудж - Сад лжи. Книга 1

• Название: Сад лжи. Книга 1
• Автор: Эйлин Гудж
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-7027-0146-1

Первый взрослый роман Эйлин Гудж.

Юная мать, пытаясь утаить от высокородного мужа связь с садовником-греком, подменяет новорожденную смуглянку-дочь светловолосым младенцем. Автор развертывает сагу про двух девочек, растущих и зреющих для роковой любви в чуждых им по генам и по жизни семьях.

Обо всем этом и не только в книге Сад лжи.

---

Роза заколебалась. В этом месте, она прекрасно понимала, кончается безопасная гавань и начинаются те самые рифы. Если рассказать падре обо всех случаях, когда она лгала Нонни после прошлой исповеди, то ей не выйти из исповедальни до Пасхи, а ведь до нее как-никак еще целых две недели. Так что придется, пожалуй, ограничиться лишь несколькими.

Тут Роза изо всех сил зажмурилась и потной ладонью пробежала по складкам юбки. Эта часть исповеди была самой отвратительной: предстояло перейти к описанию собственных грехов. А как, спрашивается, описать свой смертный грех? Может, священникам вообще неизвестно про такие вещи?!

Она еще раз глубоко вдохнула воздух и медленно выпустила его через нос.

— Я лгала про книгу, — начала Роза.

— Какую книгу?

— «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. Я взяла ее в библиотеке. А Нонни сказала, что мне нельзя ее читать, потому что она занесена в «Индекс запретных книг».

Произнеся эти слова, Роза вспомнила о Молли Квин, своей лучшей подруге, которая называла «Индекс» не иначе, как «Дерьмовым списком». Молли считала, что в «Индекс» книги попадают не потому, что они плохие, а просто из-за того, что в них встречаются нецензурные слова, вот и все. И все почему-то всегда заглядывают в этот «Индекс» — и сестры, и ученицы. Роза совершенно не могла понять почему, пока в один прекрасный день Молли ей все не объяснила.

— Сходи в городскую библиотеку, — сказала подруга со смехом. При этом стали видны металлические пластинки во рту (металла было столько, что, как шутя говорила Молли, по нему можно проехать с запада на восток и с востока на запад). — И погляди, какие книги чаще всего берут читать.

Падре сухо кашлянул и как можно вежливее произнес:

— И ты, насколько я понимаю, прочла эту книгу, хотя твоя бабушка возражала?

— Да, святой отец, — ответила Роза со вздохом.

— Тогда ты совершила двойной грех: не только не выполнила требования своей бабушки, но и солгала ей.

— Честное слово, я не отдавала себе отчета, что поступаю дурно. То есть я хочу сказать, что Холден Колфилд, он… в общем, совсем не секс имел в виду, когда… — Тут Роза в ужасе замолчала: «Неужели, Пресвятая Дева Мария, я произнесла это слово? Кто, в самом деле, тянул меня за язык с этим сексом? Что, мне без Колфилда своих забот не хватает?»

Отец Донахью снова кашлянул, прочищая горло:

— Дитя мое, тебе следует больше доверять мудрости старших, — заметил он мягко. — И помнить, что требования Церкви не подлежат сомнению.

— Хорошо, святой отец.

— Можешь продолжать.

— Это-о-о… вроде все, что я помню, падре…

Очередная ложь с ее стороны. Но что толку пускаться в объяснения. Отец Донахью все равно не поймет, каково ей живется дома.

Роза приподняла лежавшие на плечах волосы, чтобы хоть немного охладить шею. Ей вспомнилось, как раньше, когда она еще ходила в детский сад, Нонни заплетала ей волосы и так их натягивала, что кожа на висках, казалось, может порваться, — в конце концов у нее начиналась головная боль. К обеду, однако, волосы принимали обычный вид, натяжение ослабевало, и черные жесткие кудри торчали во все стороны.

«Как у маленького цыганенка», — ворчала Нонни, сжав губы, готовая приступить к ежеутренней схватке с непослушными волосами внучки. И каждый отдававшийся нестерпимой болью скребок щетки напоминал Розе о том, что в семье она какой-то гадкий утенок. С этой ее оливковой кожей, невозможными кудряшками и черными глазищами.

Да к тому же еще и высокая. Совсем непохожая на своих сестер, маленьких, изящных, с кукольными личиками. Достававшиеся ей от сестер платья неизменно оказывались малы, жали в груди и в талии, неуклюже топорщились на ней, так что она напоминала себе Кинг Конга. Но что ей делать? Нонни уверяет, что нельзя тратиться на новые платья только для того, чтобы удовлетворить свое тщеславие и лишний раз покрасоваться. К тому же они слишком бедны, заключала она, чтобы выбрасывать еще вполне приличные вещи.

Как-то раз, когда в доме никого не было, Роза разделась догола и начала разглядывать себя в зеркале платяного шкафа. Конечно, ей было прекрасно известно от монахинь, что поступать так — большой грех, но сил оторваться от собственной смуглой наготы, отражавшейся в старом зеркале, просто не было. И откуда эта смуглость — даже в тех местах, которых ни разу не касалось солнце? Тяжелые полные груди цветом напоминали полироль, которой Нонни натирала мебель по субботам; соски большие, как розетки, и такие темные, что казались почти синими. А волосы… Целые заросли темных волос курчавились внизу живота. Странно, но они были еще чернее и курчавее, чем волосы на голове!

Роза дотронулась до себя — прикосновение к лобку вызвало волну показавшегося постыдным удовольствия. Святая Дева Мария, да откуда же все это взялось? У Марии и Клер глаза васильково-голубые, а волосы шелковистые, с золотистым оттенком имбирного пива, как у отца. Даже у Нонни, совсем высохшей и покрытой к тому же старческими коричневыми пятнами, когда-то были светлые волосы. В былое время ее даже можно было назвать красивой — той стоеросовой германской красотой, которая до сих пор сохранилась на старом коричневатом фото в оловянной рамке, украшающем полку с безделушками над бабушкиным диваном. Родители Нонни приехали когда-то из Генуи, где тевтонская кровь смешалась с итальянской, — отсюда и цвет волос Нонни, и бледно-голубые глаза.

В тот раз Роза, замирая от головокружительного наслаждения, продолжала перед зеркалом исследовать свое тело. Вот влажная расселина, скрываемая жесткими черными волосами внизу живота; вот тяжелые груди, их вес ощущают ладони, в то время как соски затвердевают, становясь совсем как две изюмины. Безобразна! До чего же я безобразна! Никто никогда не захочет на мне жениться или трогать мое тело, как я это делаю сейчас''.

Нонни говорит, что во всем виновата «плохая кровь», из-за которой цвет кожи у нее такой темный. При этом она намекает, что порча эта идет от Розиной матери. Только каким, спрашивается, образом? Роза знает, что мама была светлокожей, с золотисто-каштановыми волосами и, судя по старому зимнему пальто, которое досталось Марии, узкокостной, как обе ее старшие дочери.

Роза нашла как-то старый снимок своих родителей, засунутый в самый конец бабушкиного альбома. Именно это простенькое фото, а не парадную раскрашенную свадебную фотографию хранила она в памяти. Несколько размытый образ молодой женщины в старомодном платье с подчеркнуто широкими плечами: она стоит на борту судна, опершись о перила, а рядом высокий человек в красивой морской форме, на которого она смотрит, запрокинув голову. Женщина смеется; видно, что она любит этого человека; одна ее рука в перчатке поднята козырьком к глазам, чтобы защитить их от чрезмерно яркого солнечного света, и от этого глаза ее оказались в тени. Единственное, что хорошо видно, так это сверкающие на солнце и развеваемые ветром волосы и растянутый в счастливой улыбке рот.

Плохая кровь. Если она у меня не от мамы, то от кого же тогда?

…Мрак исповедальни проник, кажется, сквозь поры кожи, наполнив душу отчаянием. Такое бывало с ней в ночных кошмарах, когда она летела куда-то в черную дыру, а навстречу ей неслись, как пули, осколки красных звезд, тянулись руки, стремящиеся схватить ее, но исчезающие, как только она попадала в их объятия, словно туман.

Роза вспомнила, как Брайан говорил ей: вся эта «плохая кровь» и «сглаз» — россказни досужих сплетниц.

Он говорит, что я прекрасна и совершенна. Что ему никогда не встречался никто, кто бы лучше меня мог решать кроссворды и играть в карты. Или придумывать разные вещи. Например, как в тот раз, когда я нашла способ бесплатно провести весь наш пятый класс и даже сестру Перп на стадион, чтобы собственными глазами увидеть, как команда «Янки» разделывает под орех «Ред Сокс».

В Розиных ушах звучит полный восхищения голос Брайана:

— Ну ты даешь, Роз! Кому бы еще пришло в голову написать письмо самому Кейси Штенгелю, что, мол, «Янки» могут очень пригодиться молитвы девочек за их победу.

— Ты и вправду уверена, что больше ничего не помнишь, дитя мое? — прервал поток ее воспоминаний отец Донахью.

Она закусила губу: «Что, все ему рассказать? Прямо сейчас?»

Грех, совершенный ею, казалось, жег ей внутренности, тяжелым грузом придавливал к полу.

— Еще я упомянула имя Господа нашего всуе. Один раз, — призналась Роза, сдрейфив в последний момент.

— Только один?

— Да, падре.

Она вышла из себя, когда Мария по своему обыкновению начала командовать: и блузку надо лучше заправлять, и хватит сутулиться, и пора сделать хоть что-нибудь с «этими твоими волосами», и ради Бога «пойди убери свою половину комнаты».