Кристина Грэн - Аферистка

• Название: Аферистка
• Автор: Кристина Грэн
• Издательство: ACT, Транзиткнига
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-026947-1

Фелиция — гениальная «актриса», чья сцена — шикарные курорты, великосветские гостиные, роскошные рестораны и клубы…

 Ее успех — это восторг «богатых и знаменитых» мужчин, готовых как под гипнозом выкладывать огромные деньги за туманные обещания…

 Неудача пахнет тюрьмой, — но талантливые аферистки не проигрывают…

 По крайней мере до поры до времени. А дальше?!

---

— Мужчины привыкли чувствовать себя охотниками, — сказала Клара. — В роли добычи они ведут себя бездарно.

— Но для меня они как раз являются добычей.

— Да. Потому что преследовать проще, чем убегать. Лгать проще, чем быть откровенным. Обманывать легче, чем вести себя достойно. Красть легче, чем работать. Ты чертовски упростила и облегчила себе жизнь, Фея.

Я свистнула вслед солидному господину с кейсом. Тот обернулся, испуганно взглянул на меня и поспешно перешел на другую сторону улицы. Я помахала ему рукой.

Возлюбленная Сартра рассмеялась.

— Я не понимаю тебя, Клара. Сердце и язык — не одно и то же. Я считаю себя очень честной обманщицей.

Мы стояли перед Кельнским собором: две женщины с пакетами, в которых лежали наши покупки. Мужчины старательно обходили нас стороной. И по-моему, правильно делали. Клара, придерживая рукой шляпу, посмотрела вверх:

— Какая великолепная постройка! Она должна внушать страх. Такие сооружения приводят меня в трепет. Что же касается твоих слов, то хочу сказать, что мое сердце на стороне революции, а вот голова не всегда. Никто не в состоянии полностью примирить чувства и разум. Хотя надо признать, у Вондрашека это порой получалось. Вечная ему память.

— Ты шутишь?

— Ясное дело, шучу.

Клара сняла очки, и я увидела, что она плачет. Она плакала беззвучно, по щекам текли слезы, оставляя черные следы размытой туши. Бедная старая Клара, она тоскует по Вондрашеку. Я для нее неравноценная замена.

— Я обманула тебя, — сказала Клара. — Он умирал мучительно трудно. Два дня длилась агония. Что-то в нем сопротивлялось и не хотело оставлять этот мир. Он кричал, выл, метался. В конце концов санитары вынуждены были привязать его к кровати. Иногда он звал Беатрису. И тебя. Меня он не узнавал. Я сильно разозлилась на него. Или на себя. Было невыносимо больно смотреть на него. Это была жалкая безобразная смерть, лишенная всякого достоинства. Я думала, что не выдержу этого испытания, но, несмотря ни на что, не отходила от его кровати. Мы с Манфредом бежали через туннель, и, когда его подстрелили и он упал, я не остановилась. Лишь оглянулась и увидела, что он лежит неподвижно. В таких ситуациях нет времени на обдумывание своих поступков. Я не знала, мертв ли он или только ранен, я побежала туда, где брезжил свет, — к выходу из туннеля. Я могла бы вернуться и вынести жениха на себе, но не сделала этого. Только оказавшись по ту сторону границы, когда меня закутали в одеяло и дали выпить стакан шнапса, я осознала, что произошло.

Клара взглянула на меня с таким видом, как будто ждала, что я отпущу ей этот грех. Придерживая шляпу рукой — на улице было ветрено, — она вновь надела солнцезащитные очки.

— Я поступила не лучше, чем те, кто стрелял в него. Но когда я вскоре прочитала в газетах сообщение о том, что «предатель родины» погиб при попытке бегства за кордон, у меня на глазах выступили слезы радости. Смерть Манфреда снимала с меня тяжкий груз вины. Ведь при подобных обстоятельствах я поступила правильно, не остановившись, потому что все равно ничем не могла помочь ему. Или ты думаешь иначе?

Я не знала, что ответить.

— А какое отношение это имеет к отцу?

— В больнице я совершила второй трусливый предательский поступок. Когда Вондрашеку сказали, что у него нет шансов встать на ноги и его дни сочтены, он попросил меня принести ему яд. Он не хотел умирать медленной жалкой смертью. Я обещала выполнить его просьбу, но не сдержала слово. Мне казалось, что врачи тюремной больницы ошибаются и Вондрашек может выздороветь. Я поверила в чудо и стала утешать его. Я сделала свой выбор, а у него выбора не было. И вот когда началась агония, я поняла, что ошиблась. Вондрашек был прав. Чтобы избежать ужасной смерти, нужно самому вовремя позаботиться о ней.

Я вспомнила, как приятно проводила время в Венеции. Мои попытки дозвониться до Клары не были слишком настойчивыми. Тем самым я избежала мучительных переживаний, которые наверняка испытала бы, если бы отец умирал на моих глазах. Любая вина — безмерно тяжелая ноша, но по прошествии времени она забывается и начинает казаться несущественной. Мне было двадцать шесть лет, и я жила настоящим в отличие от Клары, которая взвалила на свои плечи бремя принятых решений и не хотела оставлять его в прошлом. Я не знала, чем утешить ее в этой ситуации.

Я крепко обняла ее, выражая свое сочувствие. Мы стояли у Кельнского собора и ощущали себя по сравнению с ним крохотными песчинками. Я любила Клару, потому что не встречала в своей жизни более честного человека. Мне было очень одиноко в детстве, и Клара каждый раз, когда нам приходилось переезжать в другой город, утешала меня. Она поила меня какао с печеньем, декламировала Брехта, пела «Интернационал». Отец при этом обычно затыкал уши. Он никогда не слушал то, чего не желал слышать. У меня разрывалось сердце всякий раз, когда я теряла очередную подругу из-за спешного переезда.

— Не оглядывайся назад, — говорила мне Клара, когда мы покидали дом и отправлялись на новое место жительства.

Но сама она каждый раз оглядывалась.

Через шесть дней после этого экскурса в прошлое Клары мы с Хагеном встретились в рыцарском замке, в шикарном дорогом ресторане. Нас бесшумно обслуживали элегантные оруженосцы, а осознававшие свое высокое общественное положение посетители держались так чопорно, как будто были закованы в латы. В меню, которое давали дамам, не были указаны цены, из чего можно было заключить, что владелец хорошо знал, что в советах директоров и правлениях крупных немецких предприятий нет женщин. Спутницы важных посетителей в подавляющем большинстве были блондинками, я чувствовала себя среди них черной вороной. Хаген заметно побледнел, увидев цену перечисленных в меню вин. Бутылка самого дорогого из них, бургундского, стоила десять тысяч марок. Я заказала восемь блюд, опасаясь, что порции будут очень маленькими.

Конечно, можно наесться и сосисками с соусом карри в какой-нибудь забегаловке. Но такой способ питания мне претит. Не могу есть стоя, пластиковыми вилками с бумажных тарелок. Еда для меня — символ статуса. Дешевые кафе и забегаловки соответствуют автомобилю среднего класса и собственному дому типовой застройки. О голодающих детях и копающихся в помойках бомжах я вообще не говорю. Лучше ли те люди, которые едят сосиски с соусом карри и пьют пиво, чем те, кто предпочитает красное вино? Если бы действительно произошло великое перераспределение благ, о котором мечтает Клара, то она, возможно, подбросила бы всю икру в воздух, чтобы каждый человек поймал по икринке. Но тот, кто привык есть сосиски с соусом карри, так и продолжал бы делать это. Я ничего не имею против идеи равенства людей. Они действительно равны в своей жадности, похоти, страхах, в способности творить добро и зло. Но их многое разделяет. Внешность, язык, образование, уровень доходов, положение в обществе. Мне нравится мир богатых. Еда в нем, во всяком случае, намного лучше.

Хаген внимательно изучил список вин в меню и в конце концов заказал самое дешевое бургундское. И правильно сделал, так как сегодня вечером его еще ждали крупные траты. Говоривший с французским акцентом сомалиец подал нам «Привет из кухни» — блюдо с нежными листьями салата и перепелиными яйцами. Хаген сказал, что я сегодня просто очаровательна. А я призналась в том, что питаю слабость к черным галстукам в желтую крапинку. Обменявшись любезностями, мы перешли к делу.

— У меня для вас две новости из Бонна, хорошая и плохая.

Он сразу же испугался. На верхней губе выступили капельки пота. Веко задергалось. Я подняла бокал с шампанским. У него была такая длинная ножка, что он чуть не опрокинулся.

— У нас возникла небольшая проблема, И это плохая новость. А хорошая состоит в том, что правлению очень понравился ваш проект рекламной кампании. Он был оценен как свежий и позитивный. Вероятно, мы закажем вам еще один плакат с изображением депутата от нашей партии. Однако вопрос все еще дискутируется. Руководство склоняется к тому, что на плакате должна быть привлекательная женщина. Когда я это услышала, то сразу же подумала о председателе социального комитета. Она очень фотогенична.

Моя болтовня была для Клейна настоящей пыткой. Он лихорадочно размышлял над тем, в чем могла заключаться проблема, о которой я упомянула, и с нетерпением ждал, когда я заговорю о главном. Хотя Клейн улыбался, я видела, что в душе он страшно боится провала. Еще бы, потерять такой выгодный заказ.

Я заговорила о возникшей проблеме, лишь когда подали горячее блюдо. От волнения Хаген все время жадно пил, поэтому пришлось заказать вторую бутылку вина, содержимое которой тоже уже было на исходе.

— То, что я вам сейчас скажу, должно остаться между нами. Если вы не сохраните все услышанное в секрете, я могу лишиться работы. Честно говоря, я сама не понимаю, почему поступаю подобным образом. Вероятно, это происходит потому, что у меня вызывает отвращение принцип протекционизма в политике. Итак, как я вам уже говорила, ваш проект одобрен. На последнем заседании президиума партии его члены должны были принять окончательное решение о передаче заказа вашей фирме. Но тут вмешался руководитель фракции нашей партии в бундестаге и стал горячо возражать против кандидатуры вашей фирмы. И принятие решения в конце концов пришлось отложить.