Перл Бак - Гордое сердце

• Название: Гордое сердце
• Автор: Перл Бак
• Издательство: Вече, Джокер
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-7141-02515-0

Перед Вами классический любовный роман о молодой девушке скульпторе, которая мечтает о нормальной семье, любящем муже, простом человеческом счастье, но постоянно испытывает жестокие удары судьбы. Роман, несомненно, понравится нашим дорогим читательницам.

---

— Ну-ну, миссис Гейлорд, — успокаивала ее Люсиль. — Вам не стоит так говорить. У вас две прекрасные дочери и великолепные внучата, а потом в нашем городе многие любят вас так же, как и мы, и вы не должны забывать, что были исключительной супругой и матерью. Вы не должны ни в чем упрекать себя.

— Я знаю, я делала все, что могла, — сказала мать Сюзан и вытерла слезы.

— Не знаю, чего вы только ни делали для семьи, — добавила Люсиль ободряюще. — А теперь вам надо быть мужественной. Сюзан, наверняка, захочет помыться и переодеться после дороги, а потом посмотреть на отца. — Она обернулась к Сюзан: — Он выглядит, как обычно. Сразу же, как только он перестал дышать, с его лица исчез весь этот жуткий багровый цвет, и напряжение покинуло его.

— Он очень мучился? — быстро спросила Сюзан.

— Этого мы не знаем, — ответила Люсиль, — не знаем, был ли он вообще в сознании — он даже не говорил.

— Мы немножко поругались, — вмешалась в разговор мать, и на ее глаза вновь навернулись слезы, — из-за какой-то глупости. Ты знаешь, как он всегда спорил, Сюзан. Чем старше он становился, тем больше горячился. Я уже не могла сказать почти ничего, чтобы он не вспылил.

— Какое же у вас было терпение! — вздохнула Люсиль.

Отекшие губы матери дрожали.

— Сегодня утром он хотел пойти во двор, а я ему сказала, чтобы он не ходил, потому что он сильно простужен. И еще я ему сказала, что уж если он себя чувствует так хорошо и хочет прогуляться, то наверняка, ему пойдет на пользу, если он зайдет в подвал почистить котел. Я несколько дней делала это сама, потому что он говорил, что от золы кашляет. Он лишь повернулся ко мне и сказал, что он был бы… — ну, ты ведь знаешь, как он всегда говорил, — в общем, что он к котлу не притронется. А я сказала, что эта работа не для женщины. И внезапно у него покраснело лицо, жилы набухли так, будто бы он злился, и потом он упал. — Миссис Гейлорд расплакалась.

Сюзан слушала мать и довольно ясно представляла себе эту сцену. Он умер из-за мелкого, напрасного раздора. Но нет, убило его не это, а сжигавшая его ярость, поселившаяся в этом доме, в доме, который построил он сам, в котором он жил и ненавидел долгие годы.

— Ну, я все же пойду, — Люсиль нагнулась и поцеловала миссис Гейлорд в щеку. — Если я вам понадоблюсь, пошлите за мной.

Люсиль ушла, и Сюзан осталась наедине с матерью. Ей надо было утешать ее, но она не могла. Ее сотрясали рыдания, она оплакивала не смерть отца, а его жизнь. Как только мать увидела, что Сюзан плачет, то снова начала исходить слезами.

— Ну, хватит, мама, — сказала Сюзан в конце концов. — Нам нельзя так плакать. Завтра мы пошлем Джейн за детьми. А теперь мне нужно пойти к папе. Тебе необходимо отдохнуть, я все за тебя сделаю. Приляг, я тебя укрою и принесу тебе ужин.

Она помогла матери раздеться и надела на нее старомодный халат. Представление того, что это толстое, бесформенное тело когда-то было красивым и стройным и что оно пленило и держало в заключении отца в течение долгой череды лет, было теперь абсурдным. Но это было так — было! Как же легко изменяется тело и как легко могут исчезнуть узы, которые Сюзан снова выковала для себя и Блейка.

Через несколько минут она уже стояла в комнате для гостей, куда положили отца. Он лежал на постели, одетый в праздничный темный костюм, туфли были вычищены и блестели, белые волосы причесаны. Лицо и руки были словно из мрамора, а когда Сюзан положила руку на его плечо, то почувствовала под пиджаком холод и окаменевшие мускулы. Словно одели статую. Она не могла выдержать выражения непереносимого горя, застывшего на его лице, села рядом с ним и снова расплакалась. Даже теперь она скорбела не из-за смерти, а из-за жизни; жизни, которая начертала скорбь на его губах и оставила на ввалившихся щеках глубокие борозды морщин, которая в молодости одарила его мечтами о любви, а после похитила их у него, которая в зрелом возрасте внушила ему мечты об островах в голубом тропическом море, полных свободы, и при том замкнула его в ветхом доме в маленьком городке. А самой жестокой была смерть, которая представила его таким, каким он в действительности и был, потому что теперь он был бессилен и уже не мог скрывать того, что он утаивал от всех, пока был жив.

И Сюзан страстно обращалась к своему сердцу: «Нам всем надо быть свободными! Каждый, по крайней мере, внутри себя самого должен быть свободным. Никто не должен умереть, прежде чем он познает, что такое свобода!»

Когда Сюзан принесла наверх поднос с ужином, мать спала. Она проснулась от звука шагов и удивленно вскрикнула:

— Сюзан, почему?.. Ах, ведь я забыла! Всегда, когда усну, забываю, что случилось! — Она опять начала плакать, и Сюзан, поставив поднос, обняла ее. — Я всегда старалась делать все как можно лучше, — рыдала мать.

— Конечно же, родная, — сказала Сюзан. А про себя подумала: «Это тоже правда, и от всего этого разрывается сердце».

— Никто не мог делать больше, — сказала мать, утирая глаза.

— Никто, — повторила Сюзан тихо и подала матери поднос.

* * *

Она невыразимо затосковала по прошедшей здесь собственной жизни. Дом ее детства уже не принадлежал ей. Ее жизнь здесь закончилась со смертью отца. Ночью она не спала, ожидая Блейка, вспоминала старые времена и при этом сознавала, что, хотя мать и кормила и заботилась о них, но именно отец был тем, кто открыл им двери в мир. Как только появлялось нечто новое, он говаривал: «Попробуй это, попробуй — почему бы и нет?» Он первый вложил ей в руку карандаш, он купил ей первую глину для лепки. И Сюзан ощутила страстное желание лепить, глядя на его ловкие руки, вырезающие из древесины маленьких зверушек и птичек на забаву детям. Мать тогда крикнула: «Ну прямо как в свинарнике, посмотри на руки и на фартучек!» Но отец бросил на нее яростный взгляд. «Я уберу за ней», — сказал он, а когда Сюзан вылепила маленькую фигурку, похвалил ее. Затем они вместе пошли в ванную, и он тщательно отмывал ее руки. А после сказал: «Нет смысла стирать этот фартучек. Мы оставим его для лепки. Он тебе еще много раз понадобится». Маленький фартучек из голубого полотна он отнес наверх, повесил у себя в комнатке в мансарде и заметил: «Когда он тебе понадобится, возьмешь его здесь». У окна он приготовил для нее широкую доску, пристроив ее на стульях, положил на нее глину и поставил кружку с водой. «Ты можешь лепить здесь, чтобы не злить маму. Беспорядок, который идет на пользу, мне не мешает». И у этой доски прошли ее детские годы.

В ее памяти возникали бесчисленные мелочи, все, что он делал для нее, и Сюзан чувствовала нарастание невыносимой боли. Но у Мэри его великодушие натыкалось на сопротивление. Когда он побуждал ее к действию, Мэри словно окаменевала. «Не хочу», — отвечала она запальчиво. «Ну, хорошо», — ворчал отец и оживление исчезало с его лица. Как только Мэри уходила, он обнимал Сюзан: «Ты моя девочка, Сюзан, так ведь?»

Вечером пришла телеграмма от Мэри: «Глубоко скорблю. Приеду, если ты сочтешь это необходимым. Целую. Мэри». Сюзан даже не ответила. Она напишет ей, когда все будет окончено.

Около полуночи зазвонил телефон, в трубке раздался голос Блейка:

— Сюзан?

— Блейк, милый! — воскликнула она. — Мне так тебя недоставало!

— Я получил твоя записку только сейчас, — его голос звучал издалека и тихо. — Меня целый день не было дома, и мне не пришло в голову позвонить тебе… Сюзан, я страшно сожалею об этом. Как ты себя чувствуешь, дорогая?

— Чувствую… Ах, Блейк, он умер так внезапно. Когда я приехала, он уже скончался.

— Это ужасно, дорогая! — Мгновение он молчал. Она слышала только гудение проводов и ждала, подавляя рыдания. Сейчас он скажет, что тотчас же приедет к ней!

Его голос возник снова:

— Сюзан, это для него намного лучше. Надеюсь, что смерть моего отца будет такой же легкой.

— Но я его уже не увижу. И весь дом такой пустой!

— Да, — Блейк слегка закашлялся. — Но твой отец был уже стар. Он хорошо прожил свою жизнь.

Ей хотелось закричать в трубку: «Да нет же, нет! Его жизнь была ему не в радость!» — но она сдержалась. Когда она слушала Блейка, ее пронизывала какая-то жуткая тоска.

— Блейк, можешь не приезжать, если не хочешь.

— Сюзан, милая, — сказал он немного строптиво, но извиняющимся тоном, — я никогда не хожу на похороны. Я, пожалуй, и на похороны своего отца не пойду. На свои собственные, видимо, придется. Ходить на похороны — это варварство. Если ты должна, то, конечно, иди. Но сразу же потом приезжай первым поездом домой. Нет смысла оставаться там и надрывать свою душу.

Она не отвечала, и он позвал:

— Сюзан, где ты? Ты слышишь меня?

— Да, слышу.

— Ты ведь понимаешь, что я чувствую?

— Да, конечно.

— Могу ли я что-нибудь еще сделать для тебя? Я сделаю все, ты же знаешь, за исключением…

— Нет, спасибо тебе, Блейк. Я иду спать. Спокойной ночи.