Николай Асанов - Открыватели дорог

• Название: Открыватели дорог
• Автор: Николай Асанов
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1979

В книгу известного советского писателя Николая Александровича Асанова (1906—1974) вошли повести о людях, которые открывают новые дороги в неизведанное.

Герои первой повести, давшей название сборнику, в суровых условиях уральской тайги прокладывают трассу новой железной дороги. Повесть «Богиня Победы» рассказывает о драматичной борьбе, которая развернулась в одном из научно-исследовательских институтов вокруг важного открытия в ядерной физике. «Две судьбы» — повесть о дружбе-соперничестве двух юношей из далекого уральского села.

Для прозы Н. Асанова характерны динамичный сюжет, резко очерченные характеры, непримиримость нравственных столкновении.

---

Рукопись все еще находилась в научной инстанции, куда была переслана на одну неделю.

Наконец, я узнал, что она на руках у Михаила Борисовича Красова. Я терпеливо ждал, но и мое терпение лопнуло. Надо было выручать рукопись.

Я позвонил Михаилу Борисовичу. Он разговаривал со мной любезно, как всегда. Правда, видеть меня не пожелал, но по телефону весьма обстоятельно рассказал, как возмутила его коллег моя повесть, и даже пообещал прислать через два-три месяца подробную рецензию, подписанную чуть ли не всеми членами Ученого совета института…

К моему удивлению, через два дня рукопись была возвращена в журнал. К ней прилагалась рецензия из восьми строк. По одной на месяц ожидания! В рецензии предлагалось убрать из рукописи  д в е  ф р а з ы. Я их тут же вычеркнул.

Видимо, что-то случилось в институте!

На очередном симпозиуме физиков-ядерщиков в Московском университете я неожиданно встретил Ивана Александровича Гиреева и рассказал ему о своих злоключениях. Гиреев совершенно по-мальчишески подмигнул мне, а потом вдруг словно бы осветился своей открытой улыбкой:

— А все-таки здорово помяли бока Михаилу Борисовичу Красову наши молодые петушки!

— Из чего это видно?

— Разве вы не заметили, что он стал трусоват? В прежние времена, доведись ему заполучить в руки такую рукопись — я ведь понимаю, что вы не лавровый венок ему сплели! — едва ли бы вы получили ее обратно. А если бы и получили, так она оказалась бы такой же подстриженной, как английские газоны.

— Но чего же ему бояться какой-то повести?

— А уж тут сказывается его дальновидность. Ученики-то ему нужны? Академиком-то он еще не стал! Все надо предусмотреть!

Я стал прощаться, собираясь уходить, когда Иван Александрович, остановил меня:

— А доклад Горячева вы разве не хотите послушать?

— В повестке дня такого доклада нет! — недоуменно ответил я.

— Пришлось вмешаться, — улыбнулся он. — Горячев докладывает об открытии новой частицы — фи-нольмезона. Везет же этому молодому человеку! Каждый раз, как нацелится на что-нибудь, обязательно приходит с уловом!

Естественно, что я остался.

Горячев на трибуне высокого собрания, трепещущий, как оружейная сталь, узколицый, гибкий, был великолепен. А в глубине зала, у экрана, на который проецировались фотоснимки нового явления, я заметил Чудакова и Валентина Коваля — они едва успевали отмечать длинными указками те особенности взрывов, о которых говорил Горячев. И я порадовался: они вместе!

После окончания доклада я их проводил домой. Нонна Михайловна и маленький сын Горячевых уже спали. На столе Алексея Фаддеевича стояла благословляющая хозяев Ника. И я не посмел напомнить о том, что ее когда-то обещали мне… Что значили весь мой труд и все мои огорчения по сравнению с той большой работой, которую вели эти люди, открывающие Необыкновенный Мир неведомого и прекрасного…

Автор

1963—1966

Москва — Дубна — Малеевка — Москва

ДВЕ СУДЬБЫ Маленькая повесть

1

Летом двадцатого года Никита Верхотуров, добывая со своей артелью глину для кирпичного завода, откопал на реке в только что начатом карьере старинную пушку и при ней горку ядер.

Тут бы, конечно, Никите Верхотурову следовало уложить пушку вместе с ядрами на телегу и отвезти ее в город, где еще в конце прошлого века открыли музей для любителей старины, но до города было больше двадцати верст, лошади измаяны работой, искусаны слепнями и оводами, их пора отправлять в ночное, и Верхотуров решил: не свезу ноне, свезу потом…

Верхотуров во время империалистической, а потом и гражданской войны был артиллеристом. Рассказывать об артиллерии он любил. А главными его слушателями были ребята-глиновозчики Сенька Мусаев и Филька Ершов. При них он не стеснялся и расписывал свои подвиги так, как ему хотелось. Кончилось тем, что он не только увлек своими рассказами ребят, но и обратил их в свою веру: оба замечтали — как в армию придут, так попросятся в артиллерию… А до армии их не допустят, почитай, восемь лет!

Однако ж старинная пушка заинтересовала его ничуть не меньше, чем глиновозчиков. Впрочем, ребятам было по двенадцати, а он всего в два раза старше.

Дело близилось к вечеру, так что Верхотуров с легким сердцем велел распрячь лошадей, стреножить и пустить на пастбище. Глинокопы посмеялись над его новыми заботами, вскинули лопаты на плечо и отправились домой, а Верхотуров вместе с ребятами-глиновозчиками начал раскапывать карьер вокруг пушки.

Глиновозчики осторожно копались в котловане, будто искали золото. Но их труды не пропали даром: они вытащили истлевшие, окованные железом два колеса от пушки, площадку вроде лафета, на которой пушку перевозили с места на место, затем чугунную треногу, чтобы ставить пушку для стрельбы, и деревянный банник… Втроем они подняли пушку на треногу, затем собрали ядра в пирамиду, будто поставили памятник безвестным воинам, что огненным боем завоевали когда-то Урал.

Никита очистил пушку от глины и ярь-медянки, ребята вырубили новый банник по размерам старинного и долго пробивали канал пушечного ствола, вытаскивая из него прозеленевшую землю. Никита попрощался с ребятами и пошел домой составлять рапортичку для кирпичного завода, сколько глинокопы накопали за неделю и сколько глиновозчики вывезли возов, да и молодая жена ждала к ужину, а ребятам торопиться некуда, завтра воскресенье, отдохнуть успеют.

Пушка была совсем не похожа на то орудие, которое они видели год назад, когда в этих местах отряд Саламатова воевал с белыми. У той пушки, единственной в отряде Саламатова, казенная часть открывалась. Верхотуров тогда же объяснил, что туда вкладывается снаряд. А эта пушка заряжалась с дула, как шомпольное ружье.

Орудие Саламатова пленило ребят. Они целыми днями дежурили, ожидая, когда артиллерийский взвод начнет стрельбу. Только позже они догадались: у Саламатова не было снарядов, он возил орудие лишь для устрашения белых. Однако это не мешало ребятам, да и бывшему артиллеристу Верхотурову, разглядывать орудие влюбленными глазами. Они завели знакомство с артиллеристами, присутствовали при каждой разборке и чистке орудия. Верхотуров, отпущенный из армии по ранению, стал для ребят настоящим инструктором, жаль только, что не по стрельбе. Филипп больше интересовался лишь тем, как устроено орудие и нельзя ли сделать такую пушку, о какой писал Жюль Верн, и выстрелить до самой Луны? А Семен все примеривался к прицельной раме, все допрашивал, далеко ли упадет снаряд, если выпалить полный заряд пороха.

Дети охотников, сами с детства привычные к оружию, они быстро разобрались в несложном механизме древней пушки. Они выковыряли из дула всю землю, очистили запальник — маленькое отверстие в задней части пушки. Пушка, после того как они ее основательно протерли песком, потеряла устрашающе зеленый вид; теперь она походила на настоящее орудие, только металл от долгого пребывания в земле стал бугорчатым и шершавым на ощупь. Сенька долго рассматривал пушку, прежде чем высказать свое острое желание:

— Вот бы пальнуть!

Филя Ершов осторожно постучал по стволу:

— Как же, пальнешь! А вдруг разорвет?

— От одного раза ничего не будет, — авторитетно сказал Семен. — Дядя Никита, помнишь, рассказывал, что в японскую войну тоже из старых стреляли, и в немецкую не везде новые пушки были, вот почему японцы наших победили.

— Те пушки не такие старые были, — с сомнением сказал Филипп.

— А мы издалека попробуем, а?

Они медленно возвращались домой, как после только что выслушанной сказки. Что ждет их дома? Семена ждет отец: сразу спросит, а сколько коробов глины отвез он на завод, и тут же прикинет, а что Семен заработал за день? Деньги падают в цене, а платят-то понедельно, вот и получается: работал-работал, а в понедельник шиш получишь! А Филю ожидала мать, отец был убит в начале мировой, как теперь стали называть немецко-русскую войну. И мать вот уже пять лет все выплакаться не может, а вместе с ней заплачут и меньшие — девятилетняя сестра и брат, которому всего пять лет, что с него взять? — и идти домой после интересной сказки просто не хочется…

Семен вдруг спросил:

— Может, зайдем к дяде Никите? Наряды получим, в понедельник их оплатят…

— Ты же не по той причине хотел зайти-то?

— Ну, а если и по другой? Наряды тоже нужны. А другая причина, может, не получится…

— Только сам говори… А зайти можно…

Дядя Никита уже отужинал, когда они постучались в подоконье. Выглянув из окна, он сказал:

— Садитесь на завалинку. Наряды я сейчас выпишу и выйду покурить.

Дом у Никиты был новый, на восемнадцать венцов, с подклетью внизу и жильем наверху, завалинки обшиты свежими досками — сидеть приятно. Выглянула в окно и молодая жена Никиты, быстренько вынесла на тарелке четыре шаньги с картошкой. Ребята застеснялись, но она поставила тарелку между ними, сказала: