Михаил Казовский - Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка…

• Название: Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка…
• Автор: Михаил Казовский
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-43936-0

Лермонтов и его женщины: Екатерина Сушкова, Варвара Лопухина, графиня Эмилия Мусина-Пушкина, княгиня Мария Щербатова…

Кто из них были главными в судьбе поэта?

Ответ на этот вопрос дает в своей новой книге писатель Михаил Казовский.

---

Стояла темная ночь. Месяц едва проглядывал сквозь лохматые черные облака. Тишина, ни шороха. И цикад не слышно: поздно, осень.

А в какой стороне беседка? Не хватало еще заблудиться ночью в парке. То-то выйдет конфуз! Примут за ненормального. Гоголю бы простили, он и так чудак. Михаил же драгун с трезвым рассудком.

Лермонтов выбрался на аллею и пошел наобум. Вот ведь дура: для чего назначать свидание в беседке, раз он не знает, где эта беседка находится? Никакого соображения — не могла поставить себя на его место. Броди теперь в темноте. Как тать в нощи.

Не видать ни зги. Может быть, налево?

Но зато ощущение непередаваемое: теплая осенняя ночь, ни ветерка, остро пахнет листьями, землей и цветами сирени…

Сирени тонкий, сладкий аромат
Меня пленил однажды совершенно,
Когда аллеей шел уединенной,
Любовию обманываться рад…
Я шел в сирени, повторяя едко:
«Да где же эта чертова беседка?!»

«Так! Вроде шорох. Это, должно быть, мышь. Или все-таки платье незнакомки? Жаль, что нет фонаря. Или свечки.

Кажется движение за стволами. Так и есть — беседка. Слава богу! Все-таки нашел.

Фигура в темном плаще с накидкой. Сцена — как в какой-нибудь пьесе Лопе де Вега[17]. Или Тирсо де Молина[18]. Мои испанские корни, где вы там? „Буэнос ночес, сеньорита! Кэ таль? Комо эста Устед?“[19] Здесь мои познния в испанском кончаются. Надо переходить на французский».

— Бон нюи, мадемуазель. Комман са ва?[20]

Он подошел почти вплотную, но лица не видел.

— Трэ бьен, мерси[21].

Голос не узнал, потому что пискнула еле слышно.

Взял ее за руки. Пальчики холодные и заметно дрожат.

— Вы хотели меня видеть, я пришел. Только я вас не вижу. Кто вы, мадемуазель?

Она тяжело дышала и не отвечала.

— Ах, скажите же что-нибудь!

Молчит. Хочет отнять руки.

— Говорите же ради всего святого!

Она пролепетала:

— Михаил Юрьевич… Мишико… — и заплакала.

— Господи Иисусе! Что с вами? — обнял Михаил ее за плечи.

Девушка порывисто прижалась к нему, и он почувствовал спазмы плача у нее в груди.

— Не таитесь, откройтесь, — произнес корнет мягко. — Все, что наболело. Я постараюсь помочь.

Она сжала его ладони и подняла лицо.

— Поможете?

— Обещаю.

— Михаил Юрьевич… Мишико… Женитесь на мне!

Изумившись, он пробормотал:

— Боже мой, о чем вы?

— Увезите меня отсюда. Я готова разделить ваш суровый армейский быт. Ожидать вас после сражений, ухаживать в случае ранения… Стану вам примерной женой.

Лермонтов не знал, что сказать. Наконец с трудом произнес:

— Шутите, сударыня?

— Ах, какие шутки! Это мольба! Никому другому я не могла бы открыться. У меня нет настоящих друзей. Я живу в доме моей тетушки…

«Это Майко! — догадался он не без удовольствия. — А что, может и в самом деле жениться?»

— Здесь и дома я ни в чем не нуждаюсь. Я княжна, все меня любят. Дома — дорогие мне сестры и брат. Меня намереваются выдать за богатого жениха. В благодарность им не смогу отказать и пойду за нелюбимого князя… Но в душе — тоска, тоска! Я способна на большее: стать подругой великого человека. Такого, как вы.

— Вы мне льстите, милое дитя.

— Ах, не говорите со мной в таком тоне! Точно Онегин в ответ на письмо Татьяны. Я уже не ребенок. Мне осьмнадцать лет, и я могу сама сделать выбор. Вся моя надежда на вас! Буду только с вами — и ни с кем более!

— Вы меня пугаете, Майко.

— Вы военный, а военным не пристало пугаться.

— Знаете, женитьба — чрезвычайно ответственный шаг.

— Хорошо, не женитесь, это все равно, только увезите меня с собой.

— Разрешите подумать до утра? Я человек рассудочный.

Девушка разжала пальцы и отстранилась.

— Не хотите… понятно…

— Погодите! Перестаньте, ей-богу, злиться. Я же не сказал «нет». Были б вы происхождения низкого или сирота. Но украсть княжну, да еще окруженную сонмом родичей, — дерзость непомерная. И куда бежать? Я на службе под особым приглядом. Нет, бежать не удастся. Выход один — законный брак. Я могу испросить дозволения жениться у Безобразова. Вы ведь знаете: лица из числа офицерского состава по закону, изданному императором, не имеют права жениться без разрешения своего командира. Предположим, Безобразов не возразит. Но дадут ли согласие ваши родственники?

— Я надеюсь… Но сказать точно я бы не решилась, — Майко вздохнула.

Лермонтов приободрился.

— Вот видите. Надо взвесить все «про» и «контра»[22]. Утро вечера мудренее. Сможем мы увидеться завтра наедине?

— Приходите в беседку после обеда. Здесь принят послеобеденный отдых, все ложатся спать, дом пустеет. Если я не смогу вырваться, напишите записку, положите вот сюда под камушек — я приду и прочту.

— Хорошо. Так и сделаю. — Он опять сжал ее ладони. — Милая Майко…

Михаил прошептал взволнованно:

— Вы мне очень нравитесь. Я вам тоже?

— Да, очень. Эта ваша драма… Я слушала с замиранием сердца. И сказала себе: этому человеку можно посвятить жизнь.

Лермонтов наклонился, прижался губами к ее губам, трепетным, прохладным, ощутил запах миндаля. Внезапно ему действительно захотелось стать супругом княжны Орбелиани, провести медовый месяц в Тарханах, а затем снять квартиру в Петербурге. Или в Москве. Быть отцом семейства. Мальчика назвать Юрием. Девочку — Марией. А другую — Елизаветой, в честь бабушки…

Выскользнув из рук Михаила, собеседница прошептала:

— Все. Прощайте до завтра. Я уйду первой. — И она растаяла в темноте, словно призрак.

Уж не сон ли это был? Не наваждение ли?

Лермонтов присел на скамейку в беседке. Расстегнул две верхние пуговицы мундира, пальцем оттянул воротник, вздохнул глубоко, так что грудь наполнилась воздухом до предела. Потом с шумом выдохнул.

Черт возьми, вот так приключение! Даже взмок слегка. Сколько ему пришлось страдать от светских красавиц, не желавших одарить его своей благосклонностью! В бешенстве писал дерзкие стихи, а мужскую силу растрачивал на доступных девок. Но ни то, ни другое не вносило успокоение в душу. Варя Лопухина дожидалась его предложения, а он тянул, думал, что она никуда не денется, если вправду любит. А она взяла и вышла за старика. Отчего? Чтобы обрести статус в обществе? Так же, как и он. Он же не стал продолжать образование в университете, а внезапно для всех поступил в Школу юнкеров и гвардейских прапорщиков, хоть и не мечтал никогда о военном поприще. Чтобы обрести статус. Отучился два года в школе — и офицер. Офицер — это статус. Вход в салоны, в высшее общество. Разница большая: то студент, а то офицер. Хотел вырваться из-под бабушкиного влияния. И хлебнуть армейской романтики. Правда, действительность в школе и затем на службе оказалась вовсе не такой романтичной, как ему раньше представлялось. Все равно он не жалел о сделанном выборе. А о Варе жалел. И не мог выбросить из сердца.

Чтобы вышибить клин, нужен был другой клин. Неужели — это Орбелиани? И зовут Марией, как его мама́. И такая нежная, приятная, точно фея. Губки сладкие. Миндалем пахнут…

Нет, определенно можно попробовать жениться. Возвратиться с Кавказа с таким трофеем. То-то разговоры пойдут по салонам в Москве и в Петербурге! Лермонтов женился на грузинской княжне! Точно Грибоедов. Да, не ожидали! А на вид такой замухрышка…

Бабушка, конечно, вначале расстроится: ей кого ни приведи в жены внука, ни одной не будет довольна. Но потом остынет и успокоится. Примет Машу-Майко как родную. Бабушка — она добрая, хоть на вид и строгая. При желании из нее можно вить веревки.

Надо будет сразу выйти в отставку и заняться литературой. Наконец собрать книжку стихотворений — ведь Краевский давно пеняет, что не составляю. И продолжить хлопоты в отношении «Маскерада». А потом — открыть собственный журнал. И засесть за толстый роман. Имя герою уже придумано — Григорий Александрович Печорин. Кое-кто усмотрит параллели с Онегиным (две реки: Онега — Печора), ну и пусть. Ведь они действительно в чем-то схожи. Мой Онегин — офицер на Кавказе. Попадает в разные переделки, но не столько военные, сколько житейские. И описывает их чрезвычайно иронично.

Лермонтов поднялся, спросил сам себя: стало быть, женюсь? Затем устало провел рукой по лицу: завтра, все решу завтра. А сегодня — спать. Надо выспаться, чтобы принять верное решение.

Поплутав по аллеям, он вышел к дому и наткнулся на сторожа-грузина, обходившего с фонарем владения князя. Оба испугались. Осветив лицо незнакомца, сторож улыбнулся:

— Вы, русский офицер, гость хозяев, да? А зачем ходить в темноте, ночью надо спать.

— Вышел прогуляться, подышать свежим воздухом. И слегка заблудился.

— Заблудился — нехорошо. Я иду провожать, дверь открыть, да?