Лев Квин - В те дни

• Название: В те дни
• Автор: Лев Квин
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1956

---

Д-а з-д-р-а-в-с-т-в-у-е-т С-о-в-е-т-с-к-а-я Л-а-т-в-и-я!

Если немного сузить буквы, то как раз вместится. Беру кисточку и начинаю вырисовывать…

Быстро летит время. Уже бьёт два часа, когда я делаю последний мазок. Отступаю на шаг и любуюсь своей работой. Конечно, не так, как у настоящего живописца, но в общем вполне прилично.

Раздеваюсь, гашу свет и с удовольствием вытягиваюсь в постели.

Флаг остаётся на столе. Буквы должны ещё как следует подсохнуть, иначе испачкается красное поле.

— Имант!

Ах, как не хочется вставать!

— Имант! Уже без пятнадцати шесть.

Ого! Вскакиваю с постели и протягиваю руку к выключателю. Но света нет.

— Отец, почему не горит электричество! Испортилось что-нибудь?

— Нет, пробки в порядке, я уже смотрел. Наверное, на станции…

Через минуту я уже одет. Снимаю со стола флаг, аккуратно складываю его и прячу под пиджак.

Отец при свете керосиновой лампы опять сидит за своими «Правилами уличного движения». Какой он сегодня прилежный! Правда, у него ещё много времени. Смена отца начинается в семь, а завод неподалёку.

У плиты, окутанной клубами пара, хлопочет мать. У неё сегодня большая стирка. Владелица нашего дома госпожа Каудзит прислала целую корзину залитых вином скатертей и салфеток. Да ещё свёрток мужского белья принесла барышня Эмма, пожилая, чопорная экономка богатого вдовца, живущего по соседству.

— Покушал бы, Имант!

— Некогда, мама… Вернусь — тогда…

Незаметно беру с книжной полки последний номер журнала «Атпута» и выхожу из квартиры.

Парадная опять заперта. Это штучки дворника, создавшего себе дополнительный заработок. Ровно в десять часов вечера он запирает дверь на ключ и требует с каждого уходящего и приходящего по десять сантимов. Кроме того, он таким путём получает точные сведения, когда приходит домой каждый квартирант, и я готов поклясться, что они не остаются не известными молодчикам из охранки.

Но я уже давно научился оставлять дворника в дураках. С силой приподнимаю дверь за ручку и несколько раз основательно встряхиваю её. Она отворяется. Надо бы ещё и закрыть, но у меня нет времени.

Мимо дома проходит трамвай. Вскакиваю на подножку. Пожилая кондукторша с укоризной покачивает головой.

— Вам куда?

Плачу за билет, прохожу в вагон и усаживаюсь…

На скамьях одни рабочие. Какие у них жёлтые, худые лица! Да, нелегко даётся кусок хлеба на рижских фабриках.

Интересно, кто же всё-таки придёт сегодня на явку? Внимательно осматриваю своих соседей. Может быть, из них кто-нибудь? Вот этот симпатичный юноша в углу? Или пожилой, сердитый с виду рабочий, с резкими, будто вырубленными из дерева, чертами лица?

Не стоит гадать! Может придти любой из них. Всем им живётся несладко в ульманисовском «раю».

Вот и мост через Даугаву. Рабочие выходят из вагона. Им ещё предстоит длинный путь по набережной до заводов.

Трамвай быстро катит по тёмным улочкам старого города, вспугивая стаи белокрылых голубей. Они летят вдоль домов, шумно хлопая крыльями, усаживаются на подоконниках, на крышах, на лепных фигурах в нишах между окнами. Дома здесь высокие, чёрные, угрюмые. Они стоят с древних времён, в них, вероятно, жили ещё псы-рыцари, властвовавшие в Ливонии.

Улицы становятся широкими, светлыми. Трамвай приближается к центру. Здесь все ещё спят. Лишь дворники, громко обмениваясь новостями, подметают мостовую. Гремя пустыми бидонами, проходят молочницы.

Вдали показалась сочная зелень Бастионной горки, мелькнули мутные воды городского канала. Скоро моя остановка.

Из ярко освещённого подъезда модного ночного бара, пошатываясь, выходят несколько молодых людей. Их шляпы лихо сдвинуты на затылки. Шёлковые кашне выбиваются из-под воротников дорогих пальто. Осипшими голосами они пытаются затянуть непристойную песню. Это достойные представители «золотой молодёжи» — сынки владельцев заводов и крупных ульманисовских воротил! Они тоже «трудятся» от зари до зари, спуская в кутежах бешеные деньги своих папаш, политые обильным потом рабочих рижских окраин. Теперь их «трудовая» ночь окончена, и они отправляются на отдых…

— Кинотеатр «Палладиум», — объявляет кондукторша.

Выхожу из трамвая. Вот и улица Попова. Небольшая, тихая улочка, освещённая редкими газовыми фонарями. Подходящее место для явки.

Дом номер четыре… Не буду здесь останавливаться. Пройду вперёд, затем поверну обратно.

Фонари гаснут. На востоке занимается заря, но светло ещё не стало. Как раз то время суток, которое называют «чуть свет».

Слышны шаги. Кто-то идёт. Наверное тот, кого я ожидаю. Разворачиваю журнал, чтобы прохожему был виден заголовок.

Всё ближе и ближе…

Но что это? Ведь мне навстречу идёт не кто иной как…

— Имант!.

— Отец!

— Что ты здесь делаешь?

Я вскипаю от негодования. Как он смел выслеживать меня! Ведь с минуты на минуту сюда могут придти…

Гневные слова уже готовы сорваться с моих губ, но, к счастью, вовремя замечаю, что отец удивлён не меньше меня. Он внимательно смотрит на журнал.

— Что это у тебя в руках?

— Как что? Журнал «Атпута», — отвечаю я настораживаясь. Неужели….

— Ах, негодный мальчишка, — восклицает отец, но тут же переходит на официальный тон:

— Скажи, пожалуйста, который теперь час?

— Не знаю, часы мои остановились. Но не больше семи.

— Так вот для чего тебе понадобилось разводить золотой порошок, — говорит отец сердито. — Знал бы, что это дело поручат такому молокососу, лучше бы сам написал.

— Знал бы, что придётся иметь дело с таким ворчуном, не ходил бы сюда, а просто сунул бы флаг тебе под подушку, — отвечаю в тон ему.

— Хоть сделал-то как следует? Ведь народ смотреть будет…

— Как будто неплохо получилось.

— Давай сюда…

Отец берёт у меня маленький свёрток, быстро оглядывается и кладёт в карман дождевика.

— Ты не оглядывайся, — наставительно говорю я. — Шпики могут заметить.

— Смотри, ты, а! — удивляется отец. — Яйцо курицу учит… Да я эти штуки десятками под носом у полиции проносил, когда тебя ещё и на свете не было… Вот погоди, скажу матери, чем ты занимаешься, она тебе задаст.

— Этого ты, положим, не сделаешь.

— Почему же?

— А мать знает, что ты сам?

— Хм…

Отец явно озадачен. Вдруг он начинает смеяться и легонько треплет меня по шее.

— Кто бы мог подумать, а? Вот так встреча!

Улица постепенно просыпается. Из соседнего подъезда с корзиной в руках выходит молоденькая девушка, видно, прислуга. Появляется плечистый малый в кожаном фартуке. В руках у него метла. Он громко зевает и заспанными глазами смотрит в нашу сторону.

— Нужно идти, отец!

Мы молча доходим до трамвайной остановки.

— Так вот, Имант, не моё дело мешать тебе, да и вряд ли ты меня послушаешься, — говорит отец. — Я ничего не видел, ничего не знаю и знать ничего не хочу. Только прошу тебя об одном: пощади мать и будь осторожен. Она будет очень переживать, если ты попадёшься.

— А ты не будешь?

— И я…

В глазах отца — любовь и нежность.

— Постараюсь, папа.

Лицо отца принимает обычное угрюмое выражение. Голос его опять становится ворчливым.

— Мне время идти на завод. А ты возвращайся-ка домой, да поскорее. Чего доброго, ещё в гимназию опоздаешь.

— Желаю удачи, отец!

— Ладно, ладно… Всё будет хорошо.

Сутулая фигура отца исчезает в переулке.

Вот он какой, оказывается, мой старик!

…Дома мне дверь открывает мать. По её лицу вижу, что она встревожена.

— Что случилось, мама?

— Что случилось, что случилось! — передразнивает она меня. Закрыв дверь, мать быстро проходит в комнату и уже там продолжает разговор:

— Думаешь, я ничего за вами не замечаю? Я молчала, молчала. Всё думала: ведь не маленькие, знают на что идут, сами уберечься смогут. А теперь вижу, что придётся учить уму-разуму, как старого, так и малого… Подпольщики!.. На, смотри, что я нашла у отца в «Правилах уличного движения».

Она протягивает мне бумажку.

Да ведь это листовка! Так вот почему отец не расстаётся со своими «Правилами». Нехорошо всё-таки получается. Надо сказать, чтобы был осторожнее.

— А я-то причем? — говорю с непонимающим видом. — Уж не думаешь ли ты, что отец получил от меня эту бумажку?

— Ты? Нет, про тебя я ничего не говорю. — В словах матери сквозит явная насмешка. — Ты пай-мальчик. Кстати, иди, прибери у себя в комнате, потом поговорим.

Она поворачивается и выходит в кухню.

Нет, тут не всё в порядке. Она что-то знает про меня. Но ведь я так осторожен… Неужели кто-нибудь из друзей проговорился?

Вхожу в свою комнату и снимаю пальто. Взгляд случайно падает на стол.

Вот так штука!

За ночь краска просочилась через тонкую материю и впиталась в стол. На его полированной поверхности ярко блестят золотые слова: