Кэтрин Куксон - Мотылек

• Название: Мотылек
• Автор: Кэтрин Куксон
• Издательство: Мир книги
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-8405-0403-3

Ее зовут Миллисент, Милли или просто Мотылек. Это светлая, воздушная и такая наивная девушка, что окружающие считают ее немного сумасшедшей. Милли родилась в богатой семье, но ее «благородные» родители всю жизнь лгут и изменяют друг другу. А когда становится известно, что Милли — дитя тайного греха своей матери, девушка превращается в бельмо на глазу высшего света, готового упрятать ее в дом для умалишенных и даже убить. Спасителем оказывается тот, кого чопорные леди и джентльмены не привыкли пускать даже на порог гостиной…

---

Роберт понимал, что инцидент помешал празднику, и, оглядевшись вокруг, предложил:

— Продолжайте веселиться, я присмотрю за ним. Не обращайте внимания.

— Да мы уже попрыгали, — ответила Пегги, — хватит, а выпить они могут и на кухне, и ничуть не хуже. Пошли, — она махнула рукой, и Руфи, Магги и Грег, а за ними Дейв Уотерз направились к двери. Агнес сказала вслед Пегги:

— Поднимись, посмотри, как там получается у Бетти?

— Хорошо, посмотрю, но она управится с мисс Милли. Она сегодня будет крепко спать всю ночь, столько впечатлений у нее, бедняжки, не было в жизни.

Поднявшись с пола, Роберт посмотрел на Агнес и в нерешительности покусал нижнюю губу.

— Извините, — наконец сказал он.

— Не за что извиняться. Мне кажется, вы должны радоваться, что вам вернули честное имя.

Он взглянул на лежавшего на полу дядю, тот, казалось, спал. Роберт подошел к тому месту, где в кресле с подголовником сидела Агнес, и сказал:

— Нет, легче мне не стало, меня это никогда и не трогало, совесть у меня была чистая.

— Неужели вам все равно, что о вас думают люди?

— Все равно и всегда было все равно. Если я нахожу общий язык с людьми и они меня любят, прекрасно, а если нет — стараюсь не иметь с ними дела. А что они там думают обо мне, меня не трогает.

— А что, если они думают о вас плохо?

— Насколько я могу судить, если они думают обо мне плохо, они так или иначе покажут это. Что же, я постараюсь не иметь с ними дела.

— У вас, кажется, на все есть ответ.

— Ха! Если бы. Хотел бы я, чтобы это было так.

Оба уже заметили, что она больше не называет его «Брэдли», а он не говорит ей «мисс».

И тут она задала ему очень странный вопрос:

— Вы чувствовали когда-нибудь себя несчастным?

Он повернулся и посмотрел ей в глаза. В них отражались блики огня, горевшего в камине, можно было подумать, что она покраснела, но может быть, просто от жара. Несколько секунд он не открывал рта, потом сказал:

— В общем-то нет, во всяком случае до недавнего времени.

— До недавнего времени? — Она не решилась поинтересоваться, что значит до недавнего времени, но вопрос обернулся против нее.

— А вы? — спросил он. — Вы когда-нибудь были несчастны?

Она поерзала в кресле, положила руки на подлокотники, крепко вцепившись пальцами в кожаную обивку, потом отвернулась, поглядела на огонь и ответила:

— По правде говоря, я никогда не знала, что значит быть счастливой. Я испытывала удовольствие, но это совсем другое. Я получаю удовольствие, когда играю, получаю удовольствие, глядя на прекрасные картины, ну, и получаю удовольствие, гуляя по лесу. Но вот счастье — сколько же их, разных степеней счастья? То немногое, что я испытала, всегда переплеталось со страданием.

Ей припомнилось время, когда она думала, что влюблена в Джеймса. Она тогда воображала, что счастлива, даже когда это чувство пронизывалось ревностью и даже невзирая на комплекс неполноценности, который он искусно пробуждал в ней. Но почему они так разговаривают? Кто начал?.. Она начала — она хотела знать, был ли он когда-либо несчастлив. И если это не провокационный вопрос, интересно, что же тогда можно назвать провокационным? Так какая же нужда спрашивать, почему они так разговаривают? Но она обязана признать, что сама подтолкнула его и на другие вольности. Какие вольности? Разговор, обмен мыслями. Ей никогда не удавалось поговорить ни с кем из членов своей семьи, даже с матерью. Что же касается знакомых, Джеймса или его семьи, то Джеймсу нужен был хороший слушатель, и больше ничего, его же мать жаждала демонстрировать свое превосходство, и к этому сводились все встречи с ней. Но с этим человеком, человеком, который каким-то неведомым магнитом пугающе притягивал ее к себе, она находила много общего и могла непринужденно вести беседу.

— Что?

Это возмущенное вызывающее «что» вырвалось у нее на его фразу: «Вам следовало бы выйти замуж». Она приподнялась, чтобы встать, но тут же еще глубже погрузилась в кресло. Руки сами крепко сжались сцепленными на коленях, лицо залилось краской, она уперлась взглядом в эти большие карие глаза. Она заявила:

— Я никогда не выйду замуж.

— Никогда — это долгий срок. Почему вы так уверены?

Она не могла продолжить: «А какие у меня шансы выйти замуж? С кем я встречаюсь вне стен этого дома?»

Как будто прочитав ее мысли, он сказал:

— Вам нужно чаще посещать друзей, чаще выезжать. Вы так молоды.

— Это я-то? Мне двадцать шесть.

— Ну, — он улыбнулся, — мы с вами одногодки, но вы во всех отношениях выглядите много моложе меня. И, — он совсем расплылся в улыбке, — куда красивее.

Это уж слишком, он просто пользуется моментом. Она заставила себя встать с кресла и подошла к простертой на ковре фигуре.

— Он… его нужно бы уложить спать.

Роберт, стоя по другую сторону от дяди, ответил:

— Думаю, тетя будет нервничать, но везти его в таком состоянии я не могу. Если вы не против, может быть, он полежит здесь до рассвета? А потом я отвезу его домой. Между прочим, как бы лошадь там не замерзла, могу я…

— А, об этом уже позаботились. Грег поставил ее в стойло.

— Большое спасибо.

— Я пришлю кого-нибудь посидеть вместе с вами.

— Пожалуйста, не делайте этого, я и без того причинил столько беспокойства. Не годится так начинать Новый год.

Она не ответила, только пожелала:

— Спокойной ночи.

Он ответил:

— Спокойной ночи. — И, как уже было до этого, не прибавил «мисс».

После ее ухода он подошел к камину, повернулся к нему спиной и постоял так некоторое время, глядя на лежавшего на полу дядю. Потом поднял глаза и обвел взглядом комнату. Утро Нового года, девятьсот четырнадцатого, и он стоит в гостиной этого большого дома, словно это его дом. А хотел бы он иметь такой дом? Нет, потому что это означало бы ответственность и необходимость командовать другими людьми, управлять их жизнью, а он не приемлет помыканий. Он в принципе не хотел бы никем управлять, от жизни он желал бы одного: быть хозяином самому себе. За последние недели в голове у него вертелась мысль, что хорошо бы снять где-нибудь небольшое помещение и начать изготовление мебели. Однако к этому не приступишь без каких-то средств, а как он мог накопить денег из того, что получает здесь? К тому же он потратился на Рождество.

Он снова посмотрел на дядю и подумал: бедная Кэрри! У нее хватило смелости признаться перед смертью… Да, но теперь-то, когда он оправдан в дядиных глазах, теперь-то он мог бы вернуться? По-видимому, мог, но этого не сделает, о нет, ни в коем случае. То, что этот человек вышел из дому в такую ночь, да еще по такому поводу, говорит о том, что он все еще одержим всепоглощающей идеей служения Господу и, скорее всего, не оставит и впредь желания наставлять других на путь истинный, а для Роберта это невыносимо, а значит, нет и дороги назад, в мастерскую.

Но он уйдет куда-нибудь, и не откладывая в долгий ящик. Да, так будет лучше, потому что этой ночью он начал переходить разделяющее их пространство, и всего несколько минут назад она против собственной воли — ну, конечно же, очень даже против собственной воли — пошла ему навстречу, хотя хорошо знала, что из этого ничего не может выйти, — так же хорошо, как это знал он. Поэтому самое лучшее — это убираться отсюда подобру-поздорову.

Во всяком случае, у него не хватит сил бороться с самим собой, в какой-то момент в нем все взорвется, он обнимет ее, сожмет и прогонит одиночество из ее глаз. Боже, никогда еще не приходилось ему встречать такого одинокого человека, как она.

В других условиях к этому моменту они бы уже поженились, и он бы уже разделил с ней постель, но в то же время в других условиях он ни за что не встретил бы женщины, как она. Там, откуда он вышел, женщин такого склада не бывает. Хорошие женщины — да, прекрасные девушки — да, но совсем не такие, как она. В ней есть что-то такое, что не поддается его пониманию, что-то такое, что притягивает его, как магнит железные опилки.

* * *

На следующий день она спустилась вниз в семь часов утра и увидела, что он приподнял голову дяди и уговаривает его выпить чаю. Старик лежал теперь на софе, и Роберт сразу стал неловко извиняться:

— Я положил его сюда ночью, ему было очень неудобно на полу.

— Его еще вчера следовало уложить в постель. Как он?

— Думаю, ничего хорошего, у него жар и начинает лихорадить. Пожалуй… пожалуй, нужно отвезти его домой.

— Но как? В таком состоянии нечего и думать везти его в двуколке.

— Нет, я уже подумал об этом. Вы не будете против, если я позаимствую телегу? У нее высокие борта, и можно уложить его на дно. Они прикроют его от ветра.

— Да, конечно. Мы положим туда матрац и укутаем одеялами. Конечно же, это очень хорошая идея. Кстати, вы сами-то поспали?