Барбара Картленд - Встречи и разлуки

• Название: Встречи и разлуки
• Автор: Барбара Картленд
• Издательство: Эксмо-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1999
• ISBN: 5-04-001363-9

Юная манекенщица Линда с самых ранних лет сама пробивала себе дорогу в жизни. Искренняя и честная, она принимает жизнь такой, какая она есть, но внутренняя чистота помогает ей избежать соблазнов и легких, но неправедных путей. Она жаждет любви, но находит ее там, где меньше всего ожидает, — в доме миллионера Синди, равнодушного ко всему, кроме денег.

---

Он протянул чек и буквально выхватил у меня письма.

— Это послужит мне уроком, — проворчал он.

— Надеюсь, — сказала я, вставая и опуская чек в сумочку.

Он взглянул на меня, и на лице у него появилось гнусное плотоядное выражение.

— Вы должны мне за это по меньшей мере поцелуй.

— Попробуйте только приблизиться ко мне, это вам обойдется еще в сотню фунтов, — сказала я холодно.

— Оно, пожалуй, и стоит того, — ухмыльнулся он. — Я всегда хотел вас, с того самого момента, как увидел впервые. Вы любой другой девчонке сто очков вперед дадите.

Я подождала, пока он подошел ко мне совсем близко, все с тем же мерзким выражением, и затем, размахнувшись, изо всех сил влепила ему пощечину. Это был вульгарный поступок, но ничто не доставило бы мне большего удовольствия.

— А теперь прочь с дороги, — сказала я, — и впредь держитесь от меня подальше.

С этими словами я распахнула дверь и вышла. Он разразился бешеной руганью.

Секретарша бросила на меня устрашающий взгляд, но я быстро прошла мимо нее, проворно спустилась по лестнице и стремглав кинулась в банк.

Мне казалось, что прошли часы, пока мне отсчитали деньги и я уложила их в сумку. Сидя в автобусе, я чуть не пела от охватившего меня чувства торжества.

Сто фунтов я положила в свой банк на имя Бесси. Остальное оставила для врача и на уплату за клинику.

Я ликовала: Тедди пришлось-таки раскошелиться!

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

О Боже, не дай Бесси умереть… она не должна умереть… милая Бесси, она так любит жизнь… так всему радуется… это несправедливо, что она страдает. Ей очень плохо. Врачи говорят, что она может умереть… нет, не может… они просто говорят, чтобы напугать меня!

О Боже, не дай ей умереть… сохрани ей жизнь… я сделаю все… если только что-то можно сделать.

Вчера, ложась спать, я думала о том, как Бесси поправится и потратит деньги, которые я ухитрилась выудить для нее у Тедди. Я собиралась рассказать ей обо всем, как только ей станет лучше… она не может умереть… не должна…

О, я презираю себя, вспоминая, как мало я сделала для Бесси после того, как она столько сделала для меня! Если бы не она, что бы сейчас со мной было? А что я для нее сделала — ровным счетом ничего… как я себя презираю… я могла доставить ей столько удовольствия, мы могли бы вместе ходить на вечеринки, развлекаться… ведь она так любит жизнь, так умеет веселиться… но я этого не сделала.

О, я отлично знаю, почему так получилось… потому что я сноб… отвратительный ничтожный сноб… я не хотела, чтобы она приходила в ателье, где ее могли увидеть девушки и стали бы над ней смеяться — над ней-то, которая лучше их всех, вместе взятых!

Почему я не порадовала ее… если она выживет, клянусь, я сделаю для нее все на свете… я отдам ей все, что у меня есть.

Почему они не приходят и ничего не говорят… прошло еще пять минут… бесполезно торговаться с Богом.

Если Бесси умрет, я никогда больше не буду счастлива… конечно, я не буду все время рыдать и стенать… но я никогда не прощу себе, что не сделала того, что должна была сделать, не исполнила свой долг… да именно долг, — это, кажется, из молитвенника, но так справедливо! Я не сделала того, что могла для нее сделать.

Надо позвонить в ателье, я опаздываю, а мне не хочется потерять работу, сейчас пригодится каждое пенни, ведь это все для Бесси…

Половина десятого… наверно, уже скоро я все узнаю… Бесси не должна умереть… она не умрет… кто-то идет… сердце у меня бьется так, что больше не могу выносить… это доктор Эдвардс… я вижу его лицо…

О Господи, я знаю, что он сейчас мне скажет!

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Я думаю, если бы я написала книгу о своей жизни, получилось бы что-нибудь такое скучное, что читатель бы зевал или сказал: «Такого в жизни не бывает!»

Последние два дня были настолько невероятные, что мне кажется, что все это происходило не со мной, а с кем-то другим.

Это все равно что видеть себя на сцене, я как будто бы видела себя со стороны, но в то же время я знаю, что это была я, хотя мои чувства в таком разброде, так хаотичны, что я не могла бы дать в них себе отчет, разобраться в них, даже если бы захотела…

Утром я присутствовала на похоронах Бесси, и, хотя я собственными глазами видела, как гроб засыпали землей, все казалось мне каким-то нереальным, как будто это была вовсе и не Бесси.

Я сама заплатила за похороны и настояла, чтобы гроб был с серебряными ручками. Я знаю, Бесси бы это понравилось, и это было единственное, что я могла еще для нее сделать.

Гарри отвез меня в Кенсл-Грин на своей машине, но на кладбище не пошел, а остался ждать за воротами, и, когда я вернулась и села рядом с ним, я вдруг подумала, что так и должно быть, что он здесь, потому что мы встретились благодаря Бесси.

Быть может, судьбой было предназначено, чтобы через Бесси мне было суждено обрести самое замечательное, что только может быть на свете. Она дала мне так много, что даже и величайшее счастье в моей жизни должно было прийти ко мне именно через нее. Это, наверно, звучит кощунственно, потому что с Гарри мы встретились в тот день, когда Бесси, милая Бесси, моя лучшая подруга, умерла. А могли бы не встретиться…

Если существует какая-то загробная жизнь, то Бесси, наверно, счастлива теперь, и если она знает, что сейчас происходит со мной, то она радуется за меня.

Как жаль, что ее больше нет. Мне бы так хотелось рассказывать ей все о Гарри.

Все случилось так странно и необычно. Я вспоминаю, как все это было, с того момента, когда доктор Эдвардс сказал мне, что Бесси умерла. Он говорил что-то о заражении крови и изнурительной лихорадке.

Я не плакала. Я не помню, чтобы я что-нибудь сказала. Он предложил мне бренди, но я отказалась. Я попросила разрешить мне увидеть Бесси, но он сказал, что лучше подождать до вечера.

У меня было такое чувство, словно кто-то сильно ударил меня по голове и этот удар ошеломил меня, притупив сознание.

Все, что я помню после того, это то, что я в парке и все хожу и повторяю: «Бесси умерла! Бесси умерла! Бесси умерла!» — в такт своим шагам.

Я брожу у Серпентайна. День прекрасный, ярко светит солнце, на поверхности озера рябь от легкого ветерка, и над ним кружатся чайки, которым дети бросают кусочки хлеба.

Я долго бродила бесцельно, повторяя все одно и то же: «Бесси умерла». Для меня эти слова не имели смысла, я не осознавала происшедшего, не могла понять, что случилось.

Несколько минут я стояла, глядя на воду; сверкавшие на воде солнечные блики ослепляли меня, и вдруг мимо пробежала собака. Это была овчарка. Почти автоматически, не думая, я протянула руку, чтобы погладить животное. Собака, очевидно, подумала, что я хочу с ней поиграть, она легонько стукнула меня лапой по руке и дружелюбно залаяла.

Не знаю, как это получилось, но когтями она зацепила браслет. Он порвался, и бусины рассыпались по дорожке.

То ли я испугалась, то ли что, но, нагнувшись, чтобы собрать бусины, я вдруг заплакала. Слезы так и лились у меня по лицу, и я не могла их остановить.

Я громко рыдала, когда вдруг раздался очень приятный голос:

— Извините, пожалуйста!

Но я не ответила и продолжала плакать. Тогда кто-то взял меня за руку и подвел к скамейке. Я села и, закрыв лицо руками, плакала горько и безутешно, потому что я внезапно поняла, что Бесси больше нет и я никогда ее больше не увижу!

Не знаю, сколько времени прошло, когда я почувствовала, как мне в руку вложили большой мягкий платок; я сделала попытку сдержать рыдания, но они продолжали душить меня.

Наконец мне с трудом удалось выговорить:

— Извините!..

— Все в порядке, не беспокойтесь, — ответил все тот же приятный голос. — Джок вас не оцарапал? Я собрал ваш браслет.

— Не в этом дело, — проговорила я, — я вовсе не потому плакала.

Тут я вытерла глаза и взглянула на него. Рядом со мной сидел высокий молодой человек с очень загорелым лицом. Он был без шляпы, а на земле у моих ног с виноватым и извиняющимся видом лежал Джок. Я вытерла лицо платком.

— Простите мое поведение, — сказала я, — но я только что узнала, что умер человек, которого я очень любила.

Как только я произнесла эти слова, у меня снова полились слезы. Я всячески пыталась сдержаться.

— Ничего, поплачьте, — мягко сказал молодой человек. — Иногда полезнее выплакаться, пережить и забыть об этом.

— Разве такое можно забыть? Пережить и забыть, как будто этого не было?

— Это смерть-то? — спросил он. — Ну конечно, смерть вообще не имеет какого-нибудь значения.

— Неужели? — сказала я. Я слишком отупела, чтобы что-нибудь соображать, но все же была счастлива, что рядом оказался кто-то, с кем можно было поговорить, кто мог бы меня понять.

Мы помолчали.

— Вы видите, что напротив нас? — спросил он.