Клауде Куени - Друид

• Название: Друид
• Автор: Клауде Куени
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2007
• ISBN: 978-966-343-539-8

Гай Юлий Цезарь без согласия сената вводит войска на территорию Галлии: он стремится захватить золото кельтов. Именно в эти столь неспокойные времена ученик друидов Корисиос покидает родину и отправляется на запад.

В принадлежащих гельветам землях Корисиос встречается с Цезарем и получает должность писца в канцелярии проконсула. Их судьбы таинственным образом связаны — боги благосклонны к обоим. Однако наступает день, когда Корисиос и Цезарь становятся непримиримыми врагами, и теперь молодой друид готов отдать жизнь за свободу своего народа и своей возлюбленной.

---

Через несколько часов мы уже скакали рысью по мрачным ущельям Юры. Ванда ехала верхом бок о бок со мной. Предыдущей ночью ей снились плохие сны, и она утверждала, будто внутренний голос предупредил ее, что ей лучше не оставаться одной в Генаве. В самом деле, настали смутные времена, поэтому, отправляясь в путь, нельзя было сказать с уверенностью, вернешься ли ты назад. Могло случиться все что угодно. Например, римляне ожидали, что аллоброги в любой момент поднимут восстание. Никто не удивился бы, если бы Цезарь вдруг изменил свои планы. К тому же в пути обстоятельства могли кого угодно вынудить предпочесть направление, противоположное тому, которое было выбрано изначально. Перед волей богов все мы, смертные, были настолько же бессильны, как щепка перед могучими волнами океана. Взглянув на Люсию, я понял, что она немного устала. Несколько недель подряд она доедала в шатре Нигера Фабия остатки еды, которую щедро приправляли специями, поэтому сейчас мою любимицу начали беспокоить боли в желудке. Я поднял Люсию к себе и уложил на живот поперек седла после того, как она наелась травы на обочине дороги и тут же вырвала последние остатки пряных арабских блюд.

Очень долго мы ехали молча, лишь изредка перебрасываясь фразами. Впереди скакал Кунингунулл с одним из своих воинов, которого звали Дико, следом за ними — я и Ванда, а два римлянина замыкали нашу небольшую процессию. Офицер, которого назначили главным, был опытным военным из штаба самого Цезаря. Он отвечал за планомерное использование ресурсов, обнаруженных в так называемой «дикой местности, заселенной варварами». Тщательно записывая и сопоставляя количество имевшихся в его распоряжении запасов, он должен был помогать правильно планировать работу вспомогательных войск, которые обеспечивали легионы всем необходимым: зерном, кормом для лошадей, водой и дровами. Наверняка любой встретивший нас подумал бы, что мы очень странная компания. Двое ехавших впереди разговаривали на кельтском, мы с Вандой обменивались фразами на германском, поскольку не хотели, чтобы нас кто-нибудь подслушал, а хмурые римляне, почти все время молчавшие, лишь изредка обращались друг к другу на латыни.

На раба, который ехал самым последним и вел в поводу лошадей, никто не обращал внимания — к нему относились так, словно он был частью поклажи, которая тем не менее могла выполнять кое-какие несложные поручения.

Еще утром мы вброд перешли Родан и поехали вдоль правого берега. Нам приходилось пробираться через образованные отвесными скалами ущелья, при одном взгляде на которые душу наполняла тоска, а в голове начинали лихорадочно метаться мысли о злых духах и привидениях. В сумерках валуны с причудливыми контурами и очертания утесов на фоне пока еще светлого неба казались еще более угрожающими. Нам чудилось, будто мы видим чьи-то глаза в густых кустах, корни которых, словно высохшие руки мертвецов, торчали из земли. Всех нас не покидало ощущение, будто за нами постоянно следят. Неужели мы оказались в царстве теней, населенном душами умерших? Ветер уносил звуки наших голосов, словно невесомые снежные хлопья, бросал их на каменные глыбы и швырял назад в ущелье, исказив до неузнаваемости. Слова, сказанные абсолютно спокойным тоном, казались отчаянным криком о помощи, который никто из нас не хотел слышать.

Похоже, сопровождавшим нас римлянам еще не случалось попадать в такие ситуации — они притихли и, пытаясь держаться с достоинством, прилагали максимум усилий, чтобы мы не подумали, будто в их сердца закрался страх. Молодому трибуну постоянно приходилось останавливаться, чтобы опорожнить свой мочевой пузырь. Этот факт всех нас очень забавлял, и на каждую его просьбу сделать остановку мы отвечали сдержанными ухмылками.

Вечером весь наш небольшой отряд собрался у костра. Раб молол зерно, замешивал тесто и пек на углях небольшие лепешки. Такой хлеб назывался «panis militaris[46]». Нашу трапезу дополняли галльский сыр, сало и поска — прекрасно утоляющий жажду напиток из воды и уксуса. Обоим офицерам хлеб совершенно не понравился. И наверняка (конечно, если бы у них была такая возможность) они бы с удовольствием выпили разбавленного вина вместо этой горьковатой бурды.

— Фусцинус! — заорал на своего раба молодой трибун. — Твой хлеб невозможно есть. Меня от него тошнит!

— Панис милитарис всегда быть черный, господин, — ответил Фусцинус, нисколько не смутившись. — Так меня научить, господин.

Фусцинусу наверняка уже перевалило за тридцать. Скорее всего, он стал рабом, еще когда был юношей. Всем своим видом и сдержанными ответами на нападки господина Фусцинус показывал окружающим, что готов выполнять любые приказания. Раб был воплощением покорности. Его имя образовалось от уменьшительной формы слова «темнокожий». Если бы какой-нибудь хозяин вышел в Риме на форум и заорал: «Фусцинус!» — то наверняка к нему сбежались бы сотни рабов, получивших такое же имя. У раба был просветленный взгляд человека, который многое пережил и уже смирился со своей судьбой.

Несмотря на довольно высокий рост и очень крепкое телосложение, Фусцинус вел себя чрезвычайно послушно и во всем беспрекословно подчинялся своему хозяину, словно собака, которую дрессировали с применением невероятно жестоких методов. Следует признать, что есть немало людей и собак, которые подчиняются исключительно из страха. Не знаю, приходилось ли рабу молодого трибуна когда-либо служить в армии и сражаться на поле боя. Меня так и подмывало спросить об этом Фусцинуса, но я решил, что лучше не задавать ему подобных вопросов. Взглянув на него в очередной раз, я понял, что этот человек перенес за свою жизнь очень много страданий.

При любой удобной возможности римский трибун изображал из себя невероятно богатого патриция, который считал ниже своего достоинства употреблять в пишу блюда, отличающиеся от той изысканной еды, к которой он привык. На самом же деле он был всего лишь всадником! А всадником в Риме мог стать любой гражданин, располагавший суммой в четыреста тысяч сестерциев и больше.

— От Фусцинуса вряд ли можно дождаться приличного белого хлеба, — попытался блеснуть своим остроумием юнец. В ответ на его шутку офицер лишь устало улыбнулся. Ему наверняка перевалило за сорок, так что на вздор, который несут заносчивые молокососы, он уже не обращал никакого внимания. Разве они что-то понимают в жизни?

— Белый хлеб нехорошо, господин, черный хлеб хорошо для желудок…

— Вы только послушайте, что говорит этот чернокожий иберийский засранец! Он пытается нас поучать. Значит, ты имеешь наглость утверждать, будто все, кто живет в Риме, питаются неправильно?

— С каких это пор в Риме живут только всадники и патриции? — нехотя спросил офицер у молодого трибуна.

Оба кельта тихо рассмеялись. Похоже, они поняли, на что намекал командир нашего отряда. Кунингунулл порылся в своей сумке, достал оттуда кусок хлеба и бросил его трибуну.

— Вот, отведай галльского хлеба. Он белый. Дрожжи для его выпечки мы делаем из пены, образующейся на поверхности бочек, в которых бродит пиво. Поэтому хлеб получается очень мягким белым и воздушным.

Молодой римлянин с отвращением поморщился, услышав объяснение Кунингунулла, и начал внимательно рассматривать хлеб. Наконец, решившись попробовать его, трибун откусил небольшой кусок с таким видом, будто его заставили зубами оторвать голову дохлой крысе. Все сидевшие вокруг костра наблюдали за ним. Через некоторое время, тщательно прожевав хлеб, трибун протянул буханку офицеру со словами:

— Подобную выпечку вы могли бы покупать у галлов для своих солдат. Им она наверняка придется по вкусу.

Офицер взял в руки ломоть галльского хлеба, откусил немного и, даже не дожевав его, проворчал:

— Совсем недурно! — По его лицу было видно, что хлеб ему очень понравился. Затем командир нашего отряда вновь обратился к Кунингунуллу: — Но наши легионеры обязательно должны есть panis militaris, в противном случае их желудки не смогут переваривать пишу.

Офицер распорядился, кто в какое время должен нести стражу, лег на попону, укрылся шерстяным одеялом и уснул. Молодой трибун устроился на земле неподалеку от офицера и долго рассказывал всякую чушь. Никто не обращал на него внимания. Я, Ванда, эдуи и раб римлянина еще несколько часов сидели у догоравшего костра.

— Скажи, друид, ты уже принял решение? Ты служишь в канцелярии Цезаря? — спросил меня Кунингунулл, передав по кругу бурдюк с вином.

— Да, я подписал контракт, так что теперь должен повсюду следовать за Цезарем и выполнять приказания, полученные от него или от его представителей. Я не смогу отправиться к Атлантикусу вместе с остальными кельтами.

Кунингунулл нервно отмахнулся.

— Гельветы никогда не доберутся до Атлантикуса. Подумай сам, друид. Сейчас это понятно всем. Цезарь надавил на все рычаги и прибегнул к хитрости, которая позволила ему получить под свое начало шесть легионов. Как ты думаешь, что произойдет, если он в ближайшее время не воспользуется столь мощным войском? Да в Риме его в лучшем случае просто высмеют, а в худшем случае обвинят в намерении устроить военный переворот. Цезарь игрок, который раз за разом ставит самого себя в такое положение, из которого есть только один выход. И никаких путей к отступлению. Он готов рискнуть всем, в том числе и своей жизнью, но он знает, чего хочет. Все или ничего.