Василий Ардаматский - Ардаматский Василий - Перед штормом

• Название: Ардаматский Василий - Перед штормом
• Автор: Василий Ардаматский
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1989
• ISBN: 5-250-00518-7

Перу известного советского писателя В. Ардаматского принадлежат хорошо знакомые читателю романы «Сатурн» почти не виден», «Возмездие», «Суд», «Последний год» и многие другие.

В своей новой книге писатель, используя архивные (в том числе и зарубежные) документы, давние публикации, мемуары, восстанавливает подлинную историю попа Гапона, сыгравшего трагическую роль в годы первой российской революции.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

В этой же папке находилась сводная записка, адресованная в канцелярию его величества. Неизвестно, какой философ охранки сочинил эту записку. В ней говорилось: «Что произошло, то произошло, и мы в том не властны. То уже принадлежит истории. Но необходимо, чтобы произошедшее ушло в историю в предельно ясном виде, то есть с вполне доказанной необходимостью применить оружие против стихийной толпы, готовой на всё вплоть до убийства государя императора. Будущие поколения по этой странице истории не должны иметь никаких недоумённых вопросов и сомнении, и это уже в нашей власти, а остальное сделает время, ибо всё на свете однажды забывается и прорастает далёкой травой».

Однако упования философа из охранки оказались тщетными, и в истории сохранилась правда о событиях, что стали началом первой революции в России и генеральной репетицией Великого Октября. Об этом, вопреки стараниям охранки, позаботились социал-демократы, большевики, Ленин.

А теперь вернёмся к запискам Гапона.

«В течение вечера, — продолжал он рассказ, — я послал К. к известным либералам, в том числе и к Максиму Горькому, с просьбой сделать, что можно, чтобы предотвратить кровопролитие. Те ходили к Святополк-Мирскому, к Витте, но безуспешно. Мои посещения отделений союза окончились в 7 часов вечера. В этот день я сказал до пяти речей. Все вожаки рабочих, всего около 16 человек, собрались в одном из трактиров, чтобы закусить и проститься друг с другом. Меня подавляла мысль о том, что неужели я посылаю всех этих славных людей на верную смерть? Они создали всё это чудное движение. Что станет с этим движением, если их всех убьют? В конце концов, я решил идти впереди, решил и их послать. Ставка была слишком велика, чтобы останавливаться перед жертвами. Теперь я вижу, что я очень ошибался. (Невозможно выяснить, о какой ошибке он здесь говорит.) Я предложил каждому из вожаков избрать себе по два помощника, на случай если они будут убиты, но я сомневаюсь, чтобы они это сделали. Васильева я назначил заменять меня, если меня убьют, и ещё одного, чтобы заменить Васильева…» (Действительность внесла в этот боевой расчёт Гапона существенную поправку: Васильев был убит, а сам он сперва притворился убитым, но затем вместе с Рутенбергом бежал.)

Ну, а теперь мы снова берём в руки доклад Лопухина к царю и читаем его завершающую часть… в которой он не только объясняет, по и пытается оправдать расстрел рабочих:

«Так как»… — этим канцелярским «так как» Лопухин начинает фразу, которую растянет почти на целую страницу. Фраза эта вся в густой правке, по которой видно, как он выбирал каждое слово, понимая, что в этой словесной шелухе «зарывает собаку» и ему надо оправдать то, что оправдать просто немыслимо. Читаем:

«Так как имелись достаточно определённые указания на то, что главари существующих в столице противоправительственных организаций намерены воспользоваться настроением рабочих и их сборищем на площади Зимнего дворца для создания ряда противоправительственных демонстраций с предъявлением требований об изменении существующего государственного строя, чтобы таким образом придать вполне мирному движению рабочих характер народной манифестации, направленной к ограничению самодержавия, и что масса рабочих не осведомлена о внесении в петицию политических требований, а обманно уверена о предоставлении Его Величеству ходатайства исключительно об удовлетворении некоторых нужд рабочего класса, то осуществление такого намерения ни в коем случае не могло быть допущено и потому жители столицы были заблаговременно предупреждены о соблюдении порядка на улицах и о том, что всякие демонстративные сборища и шествия будут рассеяны воинской силой». Фраза окончена, и почти по каждому слову в ней возникают вопросы и замечания:

1. Значит, у охранки имелись достаточно определённые указания насчёт того, что главари (кто, кто именно?) существующих в столице противоправительственных организаций намерены воспользоваться сборищем рабочих для предъявления требований об изменении существующего государственного строя. Но почему же в первой части доклада, где автор анализирует обстановку, столь категорических утверждений нет? Да только потому, что, сделай он: их там, ему необходимо было бы ответить царю на простой вопрос: если охранка знала о намерениях, почему их своевременно не пресекла? А в этом месте доклада намерения уже как бы превращаются в само действие, когда спрашивать о чём-то у охранки уже поздно, ибо в дело вступает военная сила.

2. Зачем Лопухину нужно доказать, будто рабочие были обманно уверены в мирном характере их манифестации? Да только затем, чтобы царь окончательно утвердился в понимании того, что приказ стрелять имел в виду целью расстрел не обманутых верноподданных, а тех самых обманщиков, извечных врагов монархии!

3. Почему строго предупреждались все жители Петербурга? На этот вопрос ответил сам Лопухин 17 января, в другом документе охранки, где содержится признание, что «в силу примитивной и неполной осведомлённости, симпатии города были определённо на стороне тех, кто шёл с петицией в слепоте незнания истины и пострадал».

Перейдём к следующим фразам лопухинского доклада, почти таким же длинным и также тщательнейше им правленным и ещё более замутняющим истину. Читаем…

«Вместе с тем 8 января министром внутренних дел было дано с. — петербургскому градоначальнику приказание об аресте Гапона. На предшествовавшем сему приказанию совещании министров внутренних дел, финансов, юстиции, товарищей министра внутренних дел Дурново, Рыдзевского, товарища министра финансов Тимирязева, директора департамента полиции (т. е. самого Лопухина. — В. А.) п с. — петербургского градоначальника была высказана необходимость ареста и 19 стоявших во главе собрания рабочих, но генерал-адъютант Фулон заявил, что эти аресты не могут быть выполнены, так как для этого потребуется слишком значительное количество чинов полиции, которых он не может отвлечь от охраны порядка, и так как аресты эти не могут не быть соединены с открытым сопротивлением. Приказание министра об аресте Гапона генерал-адъютантом Фулоном исполнено не было, так как в ночь на 9 января Гапон оказался в одном из помещений Собрания под охраной 200 рабочих, сопротивление которых при аресте священника градоначальник побоялся вызвать. Между тем именно в этот вечер Гапон распространил текст петиции от имени рабочих на Высочайшее имя, в которой независимо от пожеланий об улучшении их экономического положения были включены дерзкие требования политического свойства. Петиция эта большинству забастовщиков осталась неизвестной, и таким образом рабочее население было умышленно введено в заблуждение о действительной цели созыва на Дворцовую площадь, куда и двинулось с единственным сознательным намерением принести царю челобитную о своих нуждах и малом заработке».

Эта часть доклада поначалу производит впечатление доноса на градоначальника Фулона, проявившего трусость и нераспорядительность. Правда, тут следует учитывать, что к моменту, когда доклад подаётся царю, Лопухин уже знает, что Фулон висит на нитке, а его кабинет готовится занять генерал Трепов (тот самый, который стал особо знаменит приказом «Патронов не жалеть!»).

Далее же Лопухин, на мой взгляд, делает опасную ошибку, категорически утверждая, что рабочее население было умышленно введено в заблуждение о действительной цели манифестации и двинулось на Дворцовую площадь с единственным намерением принести царю челобитную о своих нуждах и малом заработке. Ведь тогда всё-таки получается, что расстреляли не бунтовщиков, а вполне мирно настроенных, но введённых в заблуждение рабочих. Будто потом подумав об этом, Лопухин в том, другом документе от 17 января пишет, что «принимавшие участие в наведении порядка солдаты и даже офицеры были в традиционной власти приказа своих военачальников и на рассуждения времени не имели». Вот так — для ясности и в порядке указания на ещё одно совсем уже неподвластное охранке обстоятельство…

Но читаем дальше эту завершающую часть доклада Лопухина.

«Проповедь Гапона и преступная пропаганда его пособников из состава местных революционных кружков возбудили рабочее население столицы настолько, что 9 января огромные толпы народа с разных концов города начали направляться к центру столицы. И в то время, как Гапон, продолжая действовать на религиозные и верноподданнические чувства народа, предварительно начала шествия отслужил в часовне Путиловского завода молебен о здравии Их Величеств для придания демонстрации в глазах парода характера крестного хода, в это же время в другом конце города, на Васильевском острове, незначительная группа рабочих, руководимая действительными революционерами, сооружала баррикаду из телеграфных столбов и проволоки и водружала на ней красный флаг. Такое зрелище было настолько чуждо общему сознанию рабочих, что тут же из направлявшейся к центру города громадной толпы раздались восклицания: «Это уже не наши, нам это ни к чему, это студенты балуются». (Радуйся, батюшка царь, все бунтовщики — это люди не наши, а нам бунтовать незачем. Да ещё вот студенты окаянные всё норовят баловаться…)