Александр Силаев - Гуманная мизантропия

• Название: Гуманная мизантропия
• Автор: Александр Силаев
• Жанр: Публицистика

Можно читать как манифест, исповедь на тему, ленту «Живого журнала», архив, дневник, что угодно. Читать можно с любого места — каждый новый кусочек никак не вытекает из предыдущего. Смысл целого, не будучи определен в той или иной его части, скорее всего лежит между ними, полагает автор. Но читатель может положить его по-своему.

---

Все люди имплицитно религиозны, просто забывчивы, чтобы это помнить. Напомнить же легко — представьте, что умрете через небольшое, фиксированное, заранее известное время… «Болезнь убьет вас через полгода». При том мучительных болей не будет, бери себе полгода и вперед. Думай, делай, не делай. Все притянутся к полюсам метафизики, прикол в том, что в разным. Кто-то выяснится монотеистом, кто-то пантеистом, кто-то проявит отменные сатанинские качества, в конце концов, тоже религия. Кто-то изобретет свою. Скорее всего, слабенькую, и тяготеющую к большим полюсам. Напомним, что и коммунизм, для истинных правильных коммунистов — тоже религия, и, может быть, даже либерализм… не сейчас, конечно, но для своих основателей — религия.

Всем сестрам — по равным серьгам

Давно мечтал встретить сочинения, излагающее некий набор предельных позиций мировоззрения с равной симпатией ко всем. При том, что автор стоит на одной из них, и совсем не принимает другие. Просто он понимает, что начальные убеждения — это аксиоматика, и нет плохой и хорошей аксиоматики. Ведь плохая и хорошая — синоним, прежде всего, умной или неумной. А так можно судить только теоремы — умно или не умно они там выведены… А аксиоматика — просто есть. Можно сказать «ненавижу твои аксиомы», но нельзя «у тебя дурацкие аксиомы». Если одна позиция вытекает из другой, тогда чего-то такое можно… «Моя позиция более продвинутая, ты подумай — будешь как я». Самые умные левые, на моей памяти, выводили все левое как экспликация самого же либерализма. Самые разумные либералы — выводили себя экспликацией патриотизма и традиционных ценностей (обратных примеров, кстати, я не встречал). А вот чего истиннее — монотеизм или адвайта-веданта? То-то и оно. Но почти не встречал таких текстов, и практически не писал сам. А стоит.

Онтология рулит

Вот даже умные люди говорят, что можно без онтологии, без метафизики, что можно воспринимать философию сугубо инструментально… Можно-то оно можно. Но ребята говорят так, фундированные не абы как, а позицией, генетически предзаданной некой онтологией, а как еще? Я не буду вникать, какой, но верую, что любой хороший онтолог это докажет. Какой-нибудь Хайдеггеру эта задача — на один зуб. Или там Владимиру Библеру. Как будто бывает некий «здравый смысл», взятый сам по себе, независимо от презумпций сугубо онтологического характера, то есть — типа мышления, конвенции об «очевидностях», принятой логики… Какая там, к чертовой матери, «житейская мудрость»? Любой наипростейшей житейской мудрости («главное иметь много денег») предшествует сложнейшая любовь к мудрости, или религия, а «житейское» выступает как итог, отход или редуцированная форма.

«Да не парься»

«Культура смерти» (в понимании Папы Иоанна Павла Второго) — судьба общества, похерившего, забывшего «символ смерти» (можно в понимании Мераба Мамардашвили, можно в понимании Бодрийяра). Умер символ смерти, чем открыл нам культуру смерти, вот так.

Действительно, оглянемся. Во все века человек был склонен само-определять себя через смерть: я конечен, но могу вообразить и конечность, и бесконечность — что тогда? И отсюда вот много чего. Вопрос в базе и монотеизма, и пантеизма. Сама медитация на смерть, свою смерть прежде всего — сильнейший человекообразующий фактор. Для христианина, для светского гуманиста. Классических коммунистов, придумавших СССР, классических либералов, придумавших США. По-своему и первые, и вторые — религиозные люди.

Какова судьба вопроса сейчас? «Да не парься». Образ личной смерти, не мочилки из соплей и картона, а именно предела, конца — покидает культуру.

И нам остается то, что Папа Римский в 1990-х годах означил «культурой смерти». Если мы не умираем, то ведь и не живем. Если мы не умираем, то как бы почти нет зла. И можно резать на куски ребенка, можно быть людоедом, и т. д. А чего?

Никто не парится.

Открытие экономики — закрытие философии

Что интуитивно разумеет последний больной на голову конспиролог, и, кажется, не хочет разуметь самый объективный экономист. Причем чем он «объективнее» — тем хуже. Он рассказывает экономику так, как будто она не следствие системы конвенций… Да все конвенция, вообще все! Даже соотношение спроса и предложения, точка безубыточности и прочее азбучное, что проходят на первом семестре экономфаков по американским учебникам (может, уже и по нашим, но в 1990-е нас учили по американским). Измени правила социальной игры, и вся «азбука объективности» посыплется к черту. Та же «собственность», как известно, не вещь, а кодифицированное закрепление типа отношений прежде всего между самими люди. И все, что кодифицировано — можно перекодифицировать, было бы желание. Такое ощущение, что главным открытием экономики как школьного предмета 21 столетия является закрытие немецкой философии 19 века! Я подчеркиваю, что именно «вузовского предмета», потому что не все экономисты действительно одноклеточные, были институционалисты и т. п., но первый семестр, к сожалению, не за ними.

Философия, психология, конспирология: народные конспекты на вкус

Базовых антропологических типов не так уж много.

Любителю попсовой философии я бы толковал так: главное, чувак, форма деятельности, человек есть то, что он делает. Деятельность — присвоение в отчужденных средах. Природа есть отчуждение, деятельность есть снятие отчуждения.

И первый тип деятельности — присвоение природы, мира вещей, превращение неблагоприятной среды, где человек невозможен, а антропосферу. Работа в мире вещей, деятельное отношение к вещам, или, скажем точнее, деятельное отношение ко всему на свете, будь до люди или культура, как если бы они были вещи. Назовем носителя этой формы деятельности работник. Его сфера — производство и весь мир, презентованный как одно большое производство. Это человек, в идеале, подобен автомату, более или менее сложному, и может быть заменен таковым. Это крестьянин, рабочий, но также и продавец, и оператор в банке, и даже специфический тип начальника над людьми, воспринимающий их как вещи, детали механизма, работающие и не факт, что живые.

Следующий тип — назовем его торговец — занимается отношениями между людьми, увиденными как константные люди (т. е. люди в его картине мира вряд ли, например, развиваются-обучаются). Это уже человек не производственный, но экономический. Его деятельность — в сферах отчуждения экономики. Он может выступать как предприниматель, то есть преодолевать отчуждения этих сфер, создавая свои правила игр на основе новых договоров. Экономика снимает производство, и мы имеем оператора экономики. И вообще всего на свете, но увиденного как экономическое. Это не обязательно «торговец», но это, как правило, всегда посредник. Связывающий те же производства, к примеру.

Следующий тип — воин, оператор политики. Экономика снимает производство, политика снимает экономику. В чем разница? Экономические трасакции — внутри правил, политическое действие — на изменение самих правил. Обычно это война, метафорическая или не очень. Человек здесь видится как заявленный на господство, как потенциальный субъект вытекающего отсюда конфликта. Соответственно, деятельность — работа в мире таких отношений, практическая конфликтология, война всех форм, или работа с чем угодно, но увиденная сквозь призму такой войны. Это «готовность к жертве собой во имя борьбы за признание», и т. д.

Политика снимает экономику, но сама, в свою очередь, снимаема культурой. Ибо, занимаясь политикой, ты навязываешь миру некое «должное», которое тебе поставляет… культура, так или иначе. Но сам по себе средний человек всегда застает культуру уже готовой — даже будучи актором в производстве, экономике, политике, культура для него отчужденная штука, ибо сделана не им. Но кем-то оно делается. Не только воспроизводится, но и производится. Условно назовем сию универсальную фигуру — жрецом.

Вот так. Отчуждение, снятие, и четыре сферы, каждая из которых проглатывает предыдущую. Для начала же большой игры проглатывается природа.

…Любителю попсовой психологии я бы рассказал те же четыре типа куда проще. Взял бы листик. Расчертил на четыре квадратика. То есть сначала поделил бы надвое: позитивное — негативное. Затем поделенное делится еще раз: простое — сложное. Пояснил бы, что позитивный тип — это принимающий мир как есть, без интенции бунта, приспособленец. Негативный, соответственно, отрицает мир, но фактически дополняет его в отрицании. При этом простой тип явлен целиком и сразу, а сложный должен себя собирать, он немного раскидан по углам — у него счета, активы, «связи», диссертации и собрания сочинений… Тогда, соответственно, наш работник — простой позитивный тип, торговец — сложный позитивный, воин — простой негативный, жрец — сложный негативный.