Дмитрий Мищенко - Лихие лета Ойкумены

• Название: Лихие лета Ойкумены
• Автор: Дмитрий Мищенко
• Жанр: Историческая проза

Роман о малоизвестных страницах славянской истории. В VI–VII веках н. э. славяне боролись против кочевых племен, аварского каганата и Византии за жизненное пространство, за свое будущее.

---

— Тогда отбери первую тысячу. За другими придут позже.

Светозар метался в том углу, где лежали слабые, будто на поле боя. Бросался к одному, оставлял, заметив, что он мертв уже, и спешил к другому, от второго — к третьему, и всем говорил: «Вставайте, братцы! Вас, слабых, первыми поведут в лачуги, в тепло и уют. Каган сжалился над вашим безлетьем, заботится уже о вас». Когда набрал тысячу и вывел из оврага, задумался на мгновение и все-таки спросил тархана:

— Так, может, и я с ними?

— Да нет, — возразил. — Здесь остается большинство, оставайся и ты.

Не стал настаивать. Хотя с обрами ушли те, кто едва переставлял ноги и несли свое до конца изможденное тело, и в лагере, оставалось значительное и значительное большинство. Но его не мог не брать в расчет: это большинство вон как заволновалось, услышав, что их забирают из этой ямы под открытым небом. Кто успокоит их, когда дойдет до отбора. Если в эту тысячу всем захочется пойти первыми? Для казни обры держат отдельно, далеко, надеющиеся на выкуп, центурионы не очень в почете у легионеров. Он, Светозар, единственный, кому подчиняются все. Что будет, если бросит и уйдет? Не лучше ли давать каждой новой тысяче, идущей из лагеря, центуриона, на все время в пути и там, куда прибудут, а самому давать его здесь?

Очередь на следующую тысячу наступила вскоре, но пришли за ней не те обры, принимавших до этого, пришли другие. И тархан был другой, да и речи не те. Не спрашивали уже, слабые или нет, сказали выставить тысячу — и повели. А через некоторое время оттуда, куда вели, прискакал один, выбросив, вероятно, из седла одного из неосмотрительных обринов (это были, как вспоминает теперь, преимущественно, отроки), прискакал и крикнул с крутопади, что поднималась над оврагом:

— Не верьте аварам! Они не до города Сингидуна ведут нас. Выводят в поле и вырезают всех!

Произнес одним духом и исчез, наверное, заметил: его заметила охрана, спешит, чтобы схватить или убить. А все, кто услышал, не знали, как им быть. Верить не хотелось, однако и не верить не могли. Не такой он испуганный и встревоженный был, то, что объявился и крикнул: «Не верьте аварам!» Да, не так встревожен, чтобы не верить ему. Да и кому это надо было так подло шутить и с кем?

— Друзья! Это похоже на правду! Не пойдем больше из оврага, когда придут и будут брать!

— Возможно ли такое? Или они, авары, не люди?

— Да ведь нет! Варвары они!

Многолюдье человеческое не просто шумело уже — бурлило. Сначала собирались и совещались небольшими кучками-общинами, вероятно, те, что успели подружиться за время похода или плена, и, ничего не решивши своей особой группой, бросались к другой, многолюдней или мудрее.

— Не поддавайтесь, когда придут и будут брать! — кричали громкие. — Сидеть в лагере вместе и держаться вместе!

— А что высидим?

— Да, так, что высидим? Да и позволят ли сидеть? Будут приходить, и будут брать силой.

— Должны послать своих нарочитых в кагану. И немедленно! Пойдемте к охране и скажем: пока не вернутся наши нарочитые от кагана, никуда не пойдем!

— А если не послушаются?

Это подал голос он, Светозар. Потому что видел, был уверен: и одни, и вторые только хватаются за спасительную мысль, а советуют не то, что поможет.

— Стихли на мгновение, однако, только на мгновение.

— А если не послушаются, броситься и сокрушить!

— Это уже дело. Я тоже так думаю: если авары действительно намерились вырезать нас, другого выхода нет и быть не может. Мы без оружия, это правда. Но нас вон, какая сила. Если возьмем в руки дубинки и будем мудрее стражи, преодолеем ее, ей-богу. Поляжет нас немало, это тоже правда, но не все.

— Дело говоришь, эскулап.

— Да, мы тоже присоединимся! Идем толпой на охрану. Она не такая уж многочисленная. Пусть ляжет тысячу нас, зато все остальные разбегутся по окружным оврагам, по дунайским зарослям — и пусть ищут ветра в поле.

Собранное до сих пор многолюдье забурлило, бросилось к запасам для костров хвороста, каждый выбирал себе удобную если не для нападения, то для обороны дубинку. Авары заметили это и догадались, видно, к чему идет: спешно сели на коней, приготовили оружие и встали рядом.

Другого выхода из оврага не было, только через них. Но толпу пленных и эта запруда не сдержала. Светозар шел впереди, поэтому первый и остановился перед всадниками, которые встали ему и его друзьям на пути.

— Что случилось, эскулап? Куда отправляетесь?

— К тебе, предводитель.

— И все?

— Да. Желаем знать, зачем держите нас в этой яме, и до каких пор будете держать? Каган велел вести в тепло и уют, так берите и ведите.

— Придет время, возьмут.

— Почему не сейчас?

— О том знают другие, не мы.

— У пленных лопнуло терпение. Они предпочитают, чтобы вы сейчас уже брали их всех, сколько есть здесь и вели в Сингидун.

— Сказано: вернитесь назад и ждите!

— Чего, смерти?

Тархан потянулся к мечу, хотел, видно, пригрозить Светозару, и в этот момент произошло то, чего и Светозар не ожидал: кто-то из пленных вырвался у него из-за спины и огрел тархана, по чему видел, дубиной. Другой воспользовался этим мгновенно и выбросил предводителя стражи из седла. На помощь ему не замедлили прийти авары. Передние из всадников вздыбили жеребцов и бросили их на толпу. Вскрикнули убитые и упали молча. Но пленные не замечали этого. Кто мог, тот защищался бил супостата своей дубиной, кто дотягивался до стремени, то хватал всадника за ногу и довольно ловко и сильно, для изможденного, выбрасывал его из седла. А там, на земле, били поверженного те, кто шли вперед потоком. Потому не сомневались больше: тот, что стоял на взмыленном жеребце над крутопадью и кричал всем, кто был внизу: «Не верьте аварам» — был им верный друг, жизнью своей пожертвовал, все же вернулся к оврагу и предупредил тех, что в овраге: авары обрекли всех на смерть. А у обреченных нет выбора. Гибли от мечей, под копытами коней и не обращали внимания на это, как угорелые кабаны, перли и перли на аваров, пока не затопили их собой или заставили отступить и сойти с пути.

Что было дальше, только боги и могли увидеть с высоты. Рассказать же или помешать — вряд ли. Гудела от топота тысяч и тысяч ног земля, слышалось тяжелое, похожее на шум прибоя в бурную ночь дыхание, время от времени крик кого-то из пораженных или изможденных. Не мольба о помощи — последнее прощание с миром или упрек миру. В этом страхе-беспамятстве, в порыве, что знал одно — уйти от погони, не стать жертвой варвара-авара, вряд ли кто думал о помощи. Авары, одержимые в злобе, скакали стороной и улюлюкали, одни повелевали что-то, другие спешили осуществить это повеление, иные наседали на пленных и разили молча. Урон от их мечей, как и от стрел, мизерный, его даже не замечают, но, все же, пленные шарахаются время от времени, похоже, будто хотят пробить стену и не могут, опять отскакивают и бегут, силятся перегнать самих себя. Толпа от этого еще заметнее бурлит, кипит, напоминает стадо испуганных зверем коней, до предела обуявших и испуганных, нацеленных на одно — бежать, не поддаться, из кожи вырваться, но быть дальше от беды-угрозы.

Или до смотрин здесь и или до мыслей о помощи? Знают же: бегство — надежда, как есть надежда и уверенность: спасение возможно пока в группе. Поэтому пленные и держатся ее. Бегут, сколько есть силы, и заботятся об одном: не споткнуться бы и не отстать бы от группы. Кто решился на невозможное, тому не следует останавливаться на полпути. Разве не знали: они пешие и беззащитные, а те, которые преследуют — при оружии и на конях, успеют и порубить многих, и помощь позвать. И пусть… их беглецов, которые были только что пленными, вон сколько, всех не порубят, как бы не старались, тем более, что и овраги не так и далеко уже. Да и бежать не под гору, в долину. Когда почувствовали это, а тем более увидели: бегут не под гору, — в долину, и совсем воспряли духом. Прибавилась к ногам сила, радость-радость засветилась в глазах. Через то, по-видимому, и не поняли, отчего это авары, которые уподоблялись до сих пор псам и свирепо бросались на свою жертву сбоку, вырвались, вдруг, вперед и погнали коней туда, куда бегут и пленные, — к оврагу. Лишь спустя, когда они достигли его и стали показывать на встревоженную толпу, приметили: проселком, который шел выше оврага, ехали многочисленные всадники, не та ли очередная турма, которую предводители аварские послали к оврагу-лагерю на расправу с пленными.

— Братцы! — успел заметить, что и другие, Светозар, — Поворачиваем направо, побежим к Дунаю! Теперь только он спасет!

Видели: призванная на помощь турма засуетилась уже, всадники стали пришпоривать и вздыбливать не охваченных отвагой жеребцов, направлять их на беглецов, таких близких уже к спасению и поэтому все еще не уверенных, надо ли сворачивать куда-то.

А турма подняла тем временем мечи и пошла на них лавой.