Коллектив авторов - Русский полицейский рассказ (сборник)

• Название: Русский полицейский рассказ (сборник)
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: Литагент «АСТ»c9a05514-1ce6-11e2-86b3-b737ee03444a
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9725-2137-1, 978-5-17-076666-6

На протяжении двух столетий, вплоть до Февральской революции 1917 г., полиция занимала одно из центральных мест в системе правоохранительных учреждений России.

В полицейской службе было мало славы, но много каждодневной тяжелой и опасной работы. В книге, которую вы держите в руках, на основе литературных произведений конца XIX – начала XX вв., показана повседневная жизнь и служба русских полицейских во всем ее многообразии.

В сборник вошли произведения как известных писателей, так и литературные труды чинов полиции, публиковавшиеся в ведомственных изданиях и отдельными книгами.

Каждый из рассказов в представленной книге самостоятелен и оригинален и по проблематике, и по жанровой структуре.

---

– Но, господин исправник, собачка прошла лишь одну треть всего обучения, и я попросил бы вас пока воздержаться от демонстраций.

– Вы, – вспылил исправник, – учили там собак и, кажется, решили учить свое начальство. Завтра утром я буду смотреть собаку.

И действительно, на следующий день состоялся смотр.

Собака Тоби прекрасно проделала апортировку, искала спрятанные вещи, окарауливала, подавала голос и проч.

– Ну-с, – сказал исправник, когда Иванов взял Тоби на поводок и замер в ожидательной позе, – покажите мне теперь полицейскую дрессировку.

– Но, господин исправник, я уже…

– Прошу не рассуждать. Позвать мне городовых, писцов и поставить среди них арестованного на той неделе беглого каторжника. Ты, – обратился он к старшему стражнику, – стащи со стола в моем кабинете карандаш и спрячь его к себе в сапог. Да, кстати, пускай станет в общую кучу уволенный стражник Петров, он вообще ужасный негодяй и пьяница. Вот мы и посмотрим, как ваша собака будет работать. Вам, конечно, известно, что всякая полицейская собака должна облаять всех воров, каторжников и прочих мошенников…

– Но, г. исправник, – взмолился Иванов, – собачка работает исключительно руководствуясь чутьем, а нравственные качества и отдельные поступки человека особого запаха не издают.

– Не издают, – взбесился исправник, – вы говорите, не издают! Вы думаете меня учить! Вы полагаете, что я говорю с ветра, свои выдумки! Сидоров, принеси мне из кабинета полицейскую газету за нынешний год.

Вы думаете, – продолжал он, – что я не умею отличать вздора, который пишут о полицейских собаках?! Нет-с, я, конечно, не поверю, что Треф ткнул носом на географической карте в остров Капри, когда ему приказали искать Максима Горького. А это, – ткнул он пальцем на принесенные газеты, – это не может быть вздором. Вот, возьмите № 31 и читайте: «…она вошла в помещение военного собрания и в буфете его остановилась против находившегося там в это время солдата, внимательно посмотрела на него и пошла… Оказалось, что преступник „разговаривал“ с тем именно солдатом, пред которым Леди остановилась».

Что-с, сударь вы мой, видите, что собака узнала даже того, кто разговаривал с преступником, а разговоры вообще, насколько мне известно, запаха не издают. А вот в № 47 говорится, что собака сперва набросилась на жену убийцы, а когда ей сказали: «Ищи убийцу», – то она схватила и самого убийцу. И я вполне уверен, что спроси у хорошей полицейской собаки, кто занимается беспатентной торговлей водкой или кто торгует папиросами в розницу собственной набивки, то и тогда собака укажет виновного. А при чем тут, скажите, запах?! Э, да что с вами разговаривать, ничему вы не научились и ничего не знаете…

Вечером надзиратель Иванов сидел на диване рядом со своей собакой, выпивал и говорил ей:

– Нет, ты скажи мне, Тоби, что мы теперь с тобой делать будем?

Тоби облизнулся и указал мордой на тарелку с колбасой.

– Нет, я не про то. Это мы, конечно, выпьем и закусим. Я говорю, как же теперь нам поступать. Мы должны угождать своим начальникам, подчиняться их требованиям и контролю, они производят оценку наших трудов, а между тем совершенно не сведущи в деле дрессировки и вашего брата в глаза-то никогда раньше не видали. Теперь скажи ты мне, что после всего этого они от нас требуют?

Тоби совершенно определенно мотнул головой на стол с закуской и выпивкой.

– Ты думаешь? Нет, это ты, положим, врешь. А требуют они от нас, чего и собакам-то и во сне не снилось.

Что же, скажи ты мне, нам остается делать?.. Виноват: на, закуси, но только не говори несправедливостей.

Собака ты моя, друг милый, какой же нам с тобой выход? Лгать? Самим открывать преступления, а сваливать на вас?!

Эх, собака, хороший ты человек, да только… выпьем, что ли?

Будущий полициант Встреча со старым полициантом

Трудно описать ту скуку, какая одолевает человека, не привыкшего к далеким путешествиям и проводящего вторые сутки в вагоне, да еще полесской дороги.

Вечер. Поезд однообразно-монотонно громыхает. В вагоне слабо мерцает свет от огарка стеариновой свечки. Из немногих пассажиров которые, улегшись поудобнее на диванах, дремлют, а другие сладко похрапывают. Нет с кем перекинуться словом. A время бесконечно мучительно тянется черепашьим шагом. Я жестоко раскаивался, что вздремнул днем и благодаря этому теперь обречен на бодрствование среди сонного царства.

Ищу спасения на площадке, в надежде хоть подышать свежим воздухом, но ветер с мелким дождем скоро загоняет обратно в вагон.

– Кто едет до станции N-ской? – прозвучал густой бас кондуктора.

Оклик этот разбудил моего vis-a-vis[29] в военной форме, дремавшего, растянувшись на диване. Он потянулся, зевнул, надел фуражку и, усевшись, начал закуривать папиросу. Тут я увидел, что передо мною полицейский чиновник с серебряными позументами на погонах и по шитью на выглядывавшем из-под шинели мундире VIII класса, а герб на фуражке с изображением архистратига Михаила указывал на Киевскую губернию.

От нечего делать мы начали изучать друг друга. Сосед мой был среднего роста, посредственного сложения, лет 35–37, шатен, с заметной проседью и характерными складками на симпатичном, смелом, открытом лице – признаками усиленного труда в борьбе за существование. Стальной холодный взгляд его голубых глаз, казалось, пронизывал насквозь, и при встрече с ним чувствовалась какая-то непостижимая неловкость.

Осанка и манера держаться изобличали в нем джентльмена. Видно было, что человек этот получил хорошее воспитание, видавший на своем веку и вообще много пережил. Я решил во что бы то ни стало с ним побеседовать, в чем, как читатель увидит впоследствии, не ошибся.

– Позвольте, сосед, огонька, – обратился я к нему, вынимая папиросу, с целью завести разговор, хотя спички у меня имелись.

– Пожалуйста, – вежливо ответил он мелодичным, немного небрежным тоном, протягивая мне коробку со спичками. – А скажите, где мы теперь находимся?

– Только что проехали станцию N-скую.

Мало-помалу разговор завязался. Через полчаса мы оба чувствовали уже себя как старые знакомые, и я рискнул просить своего случайного собеседника рассказать что-нибудь из своей полицейской практики. А что он имеет неиссякаемый запас приключений, это было видно по всей его фигуре и той самоуверенности при общении с посторонними, которыми отличаются закаленные натуры, бывавшие в переделках.

– Охотно, – ответил он, уселся поудобнее, откашлялся, снова закурил, погладил свои маленькие мягкие усики и начал:

– Дело было зимою 1907 года – в период охватившей всю матушку-Россию эпидемии дерзких грабежей и насилий, с которой полиции приходилось бороться, что называется, не покладая рук. Этот страшный недуг не миновал, конечно, и нашего Поневежского уезда, Ковенской губ., в котором я тогда служил становым приставом.

В моем стане протекала речонка Муша с живописными берегами, на которых зеленой лентой расположены пашни и приютились образцово устроенные фермы, отчасти поляков, а преимущественно немцев-помещиков. Все береговые поселения носили одно и то же название Помуш, лишь с прибавлением какого-нибудь имени прилагательного, как, например, синий, дубовый и т. д.

Как-то ночью на шоссе, вблизи имения Красный Помуш, довольно зажиточного помещика и владельца паровой мельницы Мейера, засела шайка из 7 вооруженных бандитов, в ожидании почтальона, имевшего перевозить с почтою крупную сумму денег. Между грабителями были даже распределены роли в предстоящем деле: то есть одни имели остановить лошадей, другие расстреливать почтальона, третьи ямщика и т. д. Но о готовящемся нападении своевременно узнали власти, и злоумышленники попали в руки правосудия. В преследовании и поимке их, частью из-за любви к искусству, отчасти и в видах обеспечения собственной безопасности в будущем, принимали деятельное участие некоторые окрестные помещики, а также сам Мейер и его два взрослых сына – Артур и Альберт. Все трое, под перекрестным огнем злодеев, проявляли чудеса храбрости и энергии.

Через несколько дней все участники погони, а в том числе и Мейеры, получили анонимами письма с изображением браунинга, кинжала и адамовой головы, за подписью партии социал-революционеров, в которых сообщалось, что адресаты осуждены на смерть, за вмешательство не в свое дело в виде оказания содействия полиции при аресте их 7-ми собратий. Письма эти, конечно, попали в мои руки, и за окрестностями было установлено бдительное наблюдение.

Мейер жил в красивом двухэтажном домике, занимая нижнюю половину сам, а сверху помещались остальные члены его семьи, как-то: пожилая сестра-вдова, названные выше два сына и прислуга.

Не придавая слишком большого значения мандату, он все-таки поместил рядом со своей комнатой несколько шоссейных рабочих и на всякий случай снабдил обоих сыновей револьверами, сам же, как охотник, держал всегда заряженную, висевшую над его кроватью дробовую двустволку. Я лично вручал ему свидетельство на приобретение револьверных патронов, которых он купил ограниченное количество и вел им строгий счет при практической стрельбе. Он был вообще аккуратен, как немец, но и скуп же при том, как Кощей.