Константин Коничев - Повесть о Федоте Шубине

• Название: Повесть о Федоте Шубине
• Автор: Константин Коничев
• Издательство: Советский писатель Ленинградское отделение
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1973

---

— Украшаете предметы и орудия труда и постоянного пользования? Так я понимаю? — спросил Шубин добродушного хозяина.

— Совершенно верно. Вот, скажем, ткацкий стан, что бабы полотно ткут, смотрите он как изукрашен. Обе станины из кокор вырублены, и концы их изображают лошадиные головы. Гляньте, на столе солонка, она вроде селезня. Валек, что белье на речке выколачивают, весь резьбой изукрашен и суриком размалеван. Или гляньте на створки у шкафа с глиняной посудой; это из соседней деревни один покойный маляр годов полста назад райских птиц с девичьими лицами на створках изобразил. Мастер был, царство ему небесное. Почти в каждой избе его кисть гуляла: кому потолки, кому заборки, закутки и скамейки расписывал. И денег не брал за это. В свое удовольствие делал ради куска хлеба! Он же моей старухе прялку расписал того году. Ну-ка, Агафья, покажи доброму человеку прялку, да и короб с пряжей покажи, что там у тебя написано? А я схожу на сарай, дугу выездную принесу, лукошко берестяное да еще что подвернется. Вишь, как проезжего человека все привлекает, будто век в людях не бывал и таких диковин не видал, а нам все запросто кажется… Эка, подумаешь, невидаль! А вон у нас, в пяти верстах в соседней деревне, есть такой живописец-картежник. Он господам по заказу игральные карты малюет, по три рубля за колоду платят. Да что карты, он захочет, так и ассигнации сможет подделать, только совесть не позволяет да страх удерживает от подобного малевания…

Старик вышел в сени и через две-три минуты втащил в избу ношу разных разностей: тут были — дуга, размалеванная всеми яркими красками, причудливый для держания лучины светец, сделанный из железных изогнутых прутьев, да так красочно-узорно, что любой городской мастер по изготовлению решеток не отказался бы воспользоваться выдумкой деревенского кузнеца. Тут были и другие домашние вещи, на которые не сразу обратил внимание Федот Шубин, ибо он стоял посреди полу на коленях и рассматривал на крышке короба роспись, изображавшую богатыря, замахнувшегося мечом на пятиглавого дракона. А ниже, под этой росписью, другая, совершенно не в тоне первой: двое молодых людей — он и она пьют сбитень или вино из ковшей и держат в руках калачи на закуску, а под ногами у них собака с разинутой пастью ждет подачки.

— Это маляр спьяна малевал, — пояснил старик хозяин, — давно было, когда это было-то, Агафья? — спросил он свою старуху.

— Да того году, когда у нас первое дите родилось, а теперь у этого дитя свое дите, и ему десятый годик пошел, — ответила старушка, державшая на коленях двух внучат. Они — оба белоголовые погодки — играли медным нательным крестом, свисавшим с ее тощей шеи. Шубин, осмотрев все, что его интересовало, поблагодарил хозяина, сказал:

— Давненько я не бывал в наших русских деревнях, соскучился…

Через несколько дней езды по ухабистым российским дорогам Шубин добрался до вотчины богатого купца и тайного советника Барышникова.

В Алексине его поразил размах строительства усадьбы Барышникова. Энергичный архитектор Казаков — лучший ученик прославленного Баженова — с успехом применил силу своего таланта на постройке этой усадьбы. По его проектам строилась церковь, разбивался обширный парк, увенчанный богатейшими усадебными строениями, и одновременно составлялся план строительства стекольного завода.

Шубин понял, что от него требуется. В строительной спешке холодно принятый Казаковым, он набросал карандашом эскизы внешних декоративных украшений церкви и предполагаемого мавзолея, показал архитектору и, не задерживаясь, уехал обратно.

Благо в Петербурге давно ожидала его более важная работа и томилась в тоске ожидания его невеста…

Глава двадцать шестая

Скоро состоялась не очень пышная, но и не бедная свадьба.

После венчания у Кокориновых собрался небольшой круг друзей и родственников.

Вера Филипповна просила своего мужа устроить свадебную поездку до Москвы и обратно, но Федоту предстояло много работы, он дорожил временем и пообещал прокатить молодую жену на масленой неделе до Гатчины на четверке, с диким гиканьем и свистом «на унос».

Но и этого не случилось, так как в понедельник на масленой приехали в Петербург на оленях лопари и самоеды. Они раскинули чумы из оленьих шкур за арсеналом на Неве против Литейной улицы, и Федот Иванович предпочел поездку на оленях по Неве до Шлиссельбурга. Вера Филипповна охотно с ним согласилась. На узких нартах[14], запряженных четверкой выносливых оленей, они помчались не путем, не дорогой, а по насту в туманную ладожскую сторону. Рябой узкоглазый ненец сидел на передке нарт и, не оборачиваясь на седоков, причмокивал и выкрикивал что-то невнятное по адресу своих послушных животных. Длинным легким хореем[15] он то и дело хлестал по спине вожака, который ростом был выше остальных трех оленей и рога имел гораздо ветвистей — похожие на куст засохшего вереска.

Сидеть на нартах было тесно и неудобно. Давно уже Федот Шубин не ездил так, и эта поездка навела его на воспоминания о двинских просторах, о юношеских годах, проведенных в Холмогорской округе, где в зимнюю пору езда на быстроногих оленях не новинка.

Вера Филипповна сидела рядом с мужем и крепко держалась за его кушак.

— И вывалимся — так вместе! — смеясь говорила она, разрумяненная морозным воздухом.

— Нет, падать с нарт нельзя! — возражал ей муж. — Выпадем оба — обратно пешком придется идти. Ведь этот Хатанзей, или как его звать, не обернется до самого Шлиссельбурга и не посмотрит, тут ли его седоки. Я знаю этот народ. Кажется, нет на свете людей хладнокровней, спокойней и выносливей их. А доверчивы они, как дети… Петр Первый, не тем будь помянут, иностранным королям дарил их. За эту дикость я и умного царя не могу похвалить…

Олени мчались ровно и стремительно. Над замерзшей Невой по берегам возвышались густые хвойные леса, и тянулись они от этих мест через весь русский Север до самой Камчатки.

— Вот привезти бы мне тебя в Денисовку на оленях… То-то удивил бы мужиков!

— Мне не страшно, в Денисовку так и в Денисовку, с милым рай и в шалаше! — соглашалась Вера Филипповна.

Накануне чистого понедельника, после шумного гулянья на Неве, Вера Филипповна с двумя возами сундуков и мебели переехала к своему мужу.

Федот, показывая ей жилище, говорил ласково:

— Квартирка невелика. Однако никакие украшения не скрасят так скромное жилище, как славная и добрая жена!

— Но где же ты будешь работать? У нас такие маленькие-маленькие комнатки. А мне не хотелось бы, чтобы ты куда-то надолго отлучался из дому.

— Для работы я приспособлю каретник у нас во дворе. Там будет моя мастерская, она заменит мне храм и любой господский салон.

— Я знаю, ты жадный на дело, — заметила Вера Филипповна, — но и обо мне не забывай, не преврати меня в затворницу. Будем ведь иногда бывать и в обществе знатных людей?

— Разумеется, но ради бога не часто.

— Почему? — хмурясь, спросила Вера.

— Если муж твой будет счастлив и славен, плохо ли это?

— Искренне, от всей души и чистой совести желаю.

— Ну вот. А счастье и слава даром не даются, — сказал Шубин. — Я приобрел знания и должен употребить их на дело. Наука, не дающая плодов, подобна пчельнику, наполненному не медом, а трутнями. В работе, а не в гульбищах под музыку я вижу наслаждение.

Поговорив о своих житейских делах, супруги принялись расставлять в комнатах привезенную мебель, цветы и прочую утварь. Вера Филипповна отпирала кованые сундуки, доставала из них платья и развешивала в гардеробе.

— А вот эту статуэтку узнаешь? — улыбаясь, спросила Вера Филипповна, показывая Федоту «Валдайку с баранками». — Я берегла ее пуще глазу…

На стене над комодом они повесили в золоченой рамке темный силуэт Веры Филипповны, почему-то с малюсенькой, чуть заметной короной на голове. А рядом — красочный портрет скульптора, им самим писанный.

Глава двадцать седьмая

Однажды летом Федот Шубин получил приглашение от графа Шереметева прибыть на осмотр его дома после большого ремонта. Граф позвал триста человек гостей на новоселье. Среди них были сановники, родовитые дворяне и даже богатые купцы. Были тут и прославленные мастера трех художеств, присутствием которых графу хотелось показать свою приверженность к искусствам, а также покровительство талантливым людям.

За последнее время занятый непрерывной работой над бюстами по заказу дворцовой канцелярии, Шубин редко бывал в увеселительных местах и среди знатных особ. Балы, гулянья и особенно сборы на балы отнимали у него слишком много драгоценного времени. Но как ни занят он был, как ни дорожил временем, поехать на бал к Шереметеву следовало.

Пара графских жеребцов, запряженных в коляску, неслась по мостовой. Поддерживая Веру Филипповну, Шубин, озаренный улыбкой, смотрел по сторонам на мелькавших прохожих и весело покрикивал: