Ник Хоакин - Пещера и тени

• Название: Пещера и тени
• Автор: Ник Хоакин
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-05-002246-0

Действие романа «Пещера и тени» развертывается на фоне политического кризиса в стране, приведшего в начале 70-х гг. к введению на Филиппинах чрезвычайного положения.

---

— Нет, Чед, — сказал он. — Я никому не скажу.

— Только потому, что я сказала, что твои помыслы… нечисты?

— Не говори глупостей, конечно, нет. Во-первых, я все еще не знаю, была ли это его машина; а если и была, то связано ли это как-нибудь с убийством. Во-вторых, если бы даже я наверняка знал, что он причастен к смерти Нениты Куген и к убийству Иветты, я все равно ничего бы не предпринял.

— Я не ослышалась?

— Я сказал, что все равно ничего бы не предпринял.

— Тогда как насчет твоего обещания Альфреде? Или насчет того, что правда, как ты сказал, все равно выходит наружу?

— Если она и выйдет, то без моей помощи. Я теперь вижу, что есть вещи поважнее правды, и одна из них заключается в том, что в данный момент Алексу никак нельзя уйти со сцены. Страна слишком нуждается в нем. Может быть, он — последнее препятствие, которое стоит между нами и… анархией? фашизмом? «последним прощай»? Во всяком случае он не должен прекращать свое дело, а это поважнее, чем смерть двух девушек.

Она откинулась на спинку дивана, провела рукой по лицу и словно разгладила его — на нем осталась только бледность. Низенький столик опять стоял между ними как барьер, но теперь они могли коснуться друг друга.

— А что бы сделала ты? — спросил он с любопытством.

Она бросила на него взгляд словно издалека; это он почувствовал, но не почувствовал его нежности.

— Я бы тоже не смогла и пальцем пошевелить, — сказала она. — И не потому, что он мой муж и отец моего сына. Он нужен, нужен сейчас. Кем бы он ни был, что бы ни натворил, он должен продолжать свое дело. Сегодня утром я получила американские визы. Я жду Андре, чтобы уговорить его уехать немедленно. Все уже готово. Ты можешь спросить, почему же я не остаюсь рядом с ним, раз верю в его дело. Но он и не нуждается во мне, я для него только помеха, препятствие. Он будет делать свое дело лучше, если я не буду ему мешать. Возможно, он думает, что хочет видеть меня и Андре рядом с собой, но ведь он только боится за нас. Он занят опасным делом и будет меньше колебаться, зная, что не подвергает риску меня и будущее Андре. Я совершенно спокойно говорю себе: я буду рада узнать, что он виновен в смерти Нениты и Иветты, потому что это докажет — он беспощаден, беспощаден ко всем, кто может остановить его, а ему надо быть беспощадным, чтобы спасти нас. Но он не может быть беспощадным до конца, если я и Андре здесь — тогда все усложняется. Из-за нас у него все время натянуты нервы. Вот почему нам с Андре надо уехать.

— Ты думаешь, Нениту и Иветту действительно могли убить из-за этого — чтобы они как-то не помешали ему?

— Нениту не убивали, а Иветта убита торговцами наркотиками.

— Тогда почему мы так стараемся его оправдать?

Она пристально взглянула на него.

— Вот и я удивляюсь. Почему ты так старательно все выслеживаешь, если готов оправдать его и не выдать полиции?

— Я должен точно знать, что он виновен. Только тогда мое молчание будет хоть что-то стоить.

— Значит, ты намерен расследовать и дальше?

— Я не успокоюсь, пока не узнаю правды или по меньшей мере не сделаю все возможное, чтобы узнать ее. Для меня важно узнать правду, а не возвестить о ней.

— Тогда почему бы тебе не спросить Алекса напрямую?

— Потому что это, если он виновен, может вызвать у него панику. Сдадут нервы. Получится, что я играю на руку его врагам. Я могу помешать ему, остановить его. Рисковать этим я не хочу и не буду. Чед, а ты бежишь отсюда только потому, что сама боишься спросить его напрямую?

После долгой паузы она ответила:

— Я не бегу. И кроме того, ты допускаешь, что у меня есть дурные подозрения на его счет, мистер Шерлок Холмс. А у меня их нет. Ведь позволила же я ему быть со мной вчера. — Но хрупкая усмешка, слышавшаяся в ее тоне, перешла в дрожь: — Во всяком случае, я ведь донесла на него, разве не так? Заманила его в постель, а потом предала. За одну ночь сделано немало.

Снова насторожившись, Джек внимательно слушал ее, пытаясь зацепиться за какие-нибудь недомолвки и намеки. Почему, к примеру, она сказала «предала»? Либо все это спектакль, либо она действительно близка к истерике.

— Чеденг, — начал он, — это моя вина…

— О, еще бы! Все твоя вина, все, начиная с проклятого «Креольского патио»! Теперь всякий раз, когда я услышу «Тихие ночи», мне захочется визжать.

— Но я же сказал тебе, Чед, я ничего не собираюсь предпринимать, что бы ни обнаружил.

Снова она уставилась на него в изумлении:

— Боже мой, и ты думаешь, что меня волнует это? Волнует, что́ ты обнаружишь, что будешь делать? Разве ты сам не видишь того, что заставил увидеть меня? Да, я бегу, но от чего — это я поняла только сейчас. Я совершенно аморальна или вне морали — как там называют тех, у кого все мысли только о себе. Можно сказать, я знаю, насколько важно, чтобы Алекс делал свое дело, но ты же видел, как легко я только что предала его. И могла бы предать его снова и снова, оправдывая это тем, что я защищаю своего сына или что мне хочется быть с тобой, Джек, — тут подошла бы любая причина, лишь бы она была эгоистичной. И мне было бы абсолютно наплевать, даже если мое предательство означало бы пришествие — как ты сказал? — хаоса? фашистов? «последнего прощай»? Но есть же где-то и у меня совесть, раз я бегу, чтобы не погубить Алекса. Кстати, это не впервые. О, я чуть было не предала его тогда, с телохранителями, но, как правильно угадала Ненита Куген, вовремя удержалась. Наверно, мне просто хотелось узнать, каково это — переспать с убийцами. Когда я оставила Алекса, все думали, что порядочная жена бежит от негодяя мужа. Но я-то пыталась бежать от собственной подлости, точно так же, как вчера вечером бежала от тебя, Джек. Видишь, почему мне надо уехать? Если я останусь, я погублю Алекса. Теперь ты понимаешь меня?

— Просто ты слишком близко приняла все к сердцу, — сказал Джек.

Лицо ее окаменело:

— Не смей быть таким всепонимающим со мной!

— Чеденг, кажется, я влюблен в тебя без памяти.

Она изумленно взглянула на него, попробовала было засмеяться, качнулась, потом боком упала на диван и уткнулась лицом в обивку. Он услышал ее рыдания, встал, чтобы подойти к ней, но она сказала, не поднимая лица:

— Не приближайся ко мне.

Он стоял у столика и сквозь стеклянную стену видел часть конторы внизу: девушки в форме деловито печатали за аккуратно выстроенными в одну линию столами. Потом рыдания прекратились. Чеденг села, высморкалась, вытерла нос платком. Она посмотрела на него встревоженными мокрыми глазами:

— Который час?

2

Потоки машин заполняли проезд к дому Мансано, по всей длине которого прибывавшие и отъезжавшие автомобили образовывали противотечения, стиснутые уже припаркованными по обе стороны лимузинами.

— Аба, падре[90], здесь большая фиеста! — сказал шофер такси. — По какому поводу, если позволите спросить?

— День рождения. У дона Андонга Мансано, — пробормотал Джек, развалившись на переднем сиденье.

— Вы хотите сказать, что старик еще жив? Наку, да ведь он был знаменит еще во времена моего деда, тот от него был прямо-таки без ума. Всегда голосовал за дона Андонга, потому что терпеть не мог монахов. Когда меня маленьким поймали с грязными картинками, папаша меня высек, но отца в детстве пороли, если у него находили святые картинки.

Поток машин, продвинувшись немного вперед, опять замирал, но это никого не раздражало — ведь колеса здесь крутились в честь праздника. Скорость не имела значения, все спешили к единой цели — прокричать «ура». Может, последнее «ура», подумал Джек. Он был в костюме и при галстуке, что никак не гармонировало с непраздничным выражением его лица.

— А это что такое? — воскликнул шофер, когда в поле зрения попал фонтан.

— Памятник.

— Статуя дона Андонга?

— Может быть.

— Бомба, падре[91],— хихикнул шофер, впившись взглядом в искусно вылепленные гениталии Александра Македонского.

Над статуей, над огромным домом и его нелепой башней нависла серая жара. Небо висело как одно сплошное облако, как какой-то вселенский дым, сгущавшийся в зените, словно именно оттуда извергал его скрытый огонь.

— Большой ураган идет, — перекрестившись, пробормотал шофер.

На деревьях, окружавших дом, уже трепетали листья. А под деревьями за столиками угощались кучки людей, в то время как официанты в черном и белом деловито шныряли с подносами.

— А это что же? — опять воскликнул шофер, останавливая машину.

— Вы имеете в виду священников и монахинь?

Сбоку от парадного входа выстроилось божье воинство в небесных одеяниях.

Шофер вытаращил глаза:

— Но ведь, я думал, он против церкви?

— Он передумал, — сказал Джек, расплачиваясь.

— Ай, наку, как удивился бы мой бедный дедушка. Но все равно — передайте мой привет дону Андонгу, приятель, и пусть подождет, пока я съезжу переоденусь.