Нурмурад Сарыханов - Женитьба Элли Оде [сборник рассказов]

• Название: Женитьба Элли Оде [сборник рассказов]
• Автор: Нурмурад Сарыханов
• Издательство: Туркменистан
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1981

Сборник составляют рассказы туркменских писателей: Н. Сарыханова, Б. Пурлиева, А. Каушутова, Н. Джумаева и др.

Тематика их разнообразна: прошлое и настоящее туркменского природа, его борьба за счастье и мир, труд на благо Родины. Поэтичные и эмоциональные произведения авторов сочетают в себе тонкое внимание к душевной жизни человека, глубину психологического анализа и остроту сюжета.

---

— Ну что ж, и отдай! — сказала Тяджгуль. — А что наварили — не пропадёт. Даже и хорошо, что наварили. Ведь надо же справить свадьбу Бахар.

— Справить! — закричал Ханкули. — Я, что ль, буду справлять своими баранами? Жених должен справлять!

— О, да он отдаст! Он не поскупится. Он любит Бахар. Я-то уж знаю! Он и стадо баранов для неё не пожалеет!

— Ну?.. Разве он такой? — удивился Ханкули. — Тогда я сейчас отведу двух баранов в правление…

Он вошёл в хлев, долго приглядывался к животным, наконец выбрал двух самых тощих и погнал за ворота.

Перевод Б.Шатилова

Беки Сейтаков Чувал-бахши

Глубокой осенью два всадника отъехали от колодца Дамлы. Холодный степной ветер хлестал в лица, уносил остатки сна. Лошади, громко всхрапывая, нетерпеливо дёргали поводья и поминутно переходили на рысь. Седокам приходилось сдерживать их. Кони чувствовали простор и, видимо, знали, что путь их лежит к родным местам.

Передний всадник, широкоплечий и статный, был так могуч и велик ростом, что казалось, он скачет на коне, стоя в стременах. Звали его Ёлбарс-рябой[5]. Он и на самом деле похож был на зверя, но только не внешностью, а повадками и характером. Неслышно он подходил к жертве, никто не мог бы сказать, кого он «приглядел». Эти качества и ценил в нём главарь хорезмских басмачей Джунаид-хан. Рассказывают, что приблизил он его к себе после одного случая: Джунаиду понравилась папаха проезжавшего мимо джигита, и он сказал, что хотел бы иметь этот тельпек. Тогда Ёлбарс вскочил на коня, догнал незнакомца, отрубил ему голову и вытряхнул её из папахи у ног Джунаида. Такой человек главарю был нужен.

На этот раз Ёлбарс-рябой держал путь в Карадашлы.

Спутник его, чахлый, щупленький человечек Берды-шакал (приобрёл он эту кличку, поскольку всё время пресмыкался перед рябым), ехал чуть-чуть сзади. Упаси аллах, если «шакал» забежит вперёд. Иное дело — смотреть вперёд. Оттого, что он всегда смотрел вперёд из-за спины рябого, у него и мордочка вытянулась, стала шакальей…

На заре всадники расседлали коней, бросили на песок попоны и легли отдохнуть. После сна отведали холодной баранины и двинулись дальше. Ёлбарс-рябой точно рассчитал, когда они должны быть в Ка-радашлы.

Чувал-бахши, среднего роста, худощавый человек, с тонкими чертами лица, похож был на чеканщика, каких рисуют в старинных книгах. Он только что поужинал, закончив хозяйственные дела, и стал готовиться ко сну. Он потянулся к шнуркам сыромятных чокаев, когда за стеной послышался конский топот, незнакомые шаги и голос:

— Махтумкули-ага дома?

Бахши не узнал говорящего, но почему-то вздрогнул и внутренне подобрался. В комнату вошли двое: одноглазый верзила и плюгавенький оборванец-дервиш.

— Салам алейкум, — проговорил одноглазый.

— Валейкум эссалам, — ответил бахши, силясь вспомнить, где он раньше слышал этот голос. А в том, что голос ему знаком, никакого сомнения не было.

И, словно догадавшись, о чём думает хозяин, гость сдёрнул с лица грязную повязку. Чувал-бахши почувствовал, как закачался у него под ногами пол, а на лбу выступил холодный пот.

— Проходи, Ёлбарс. Каким ветром? — проговорил он, лихорадочно соображая: «Что делать?»

Но делать было нечего: дом есть дом, вошли гости, а восточные обычаи гостеприимства никто не отменял. Бахши обязан был принимать гостей.

— Всё ещё жив, бахши? — Ёлбарс, хрустнув суставами, опустился на кошму. — Говорят, большевики обещают вам сладкую жизнь…

— Живём как можем, — словно не уловив ехидства и желчи в словах рябого, ответил хозяин и подумал: «Как же быть? Эх, узнал бы об этом председатель ревкома Рейиов!»

Плотно поужинав, гости принялись за чай. Говорили о том, о сём, но о цели приезда, однако, сообщать не торопились, словно испытывали терпение хозяина.

Бахши ждал, стараясь побороть в себе страх и ненависть, которые смешались в одно невиданной силы чувство.

— Я к тебе по делу, Махтумкули-ага, — наконец-то начал рябой. — Хан-ага попросил найти тебя. Уши хана ждут хорошей песни.

«Отвалились бы они у него», — подумал бахши, а вслух сказал:

— Ёлбарс-батыр, я тронут вниманием Курбанмамед-сердара. Петь ему — большая честь для любого бахши, и я бы с радостью поехал, но…

— Никаких «но», — отрезал рябой и, оттолкнув чайник, всем своим видом заявил, что разговор окончен.

— Понимаю, только…

— Смотри, не пришлось бы раскаиваться. Потом не говори, что тебя не предупреждали.

Дело принимало крутой оборот. Бахши знал, что гнев и коварство хана — это не шутка.

— Ёлбарс-батыр, я без гиджакиста не бахши, ты же знаешь.

— А где этот… Ну как его… Гиджакист твой? — в рокочущем голосе рябого появились гневные нотки. — Или он с потрохами продался большевикам?

— Вчера у Сапара умер брат, — тихим, упавшим голосом проговорил бахши.

— Хан ждёт тебя, — пропустив мимо ушей слова собеседника, стоял на своём Ёлбарс.

— Мы мусульмане, яшули. Песня и смерть не должны быть рядом.

— Ты поедешь в Дамлы…

— Я поговорю с Сапаром.

Чувал-бахши был человеком, многое повидавшим на своём веку. Он решил не перечить рябому, а выиграть время. Во что бы то ни стало нужно выпроводить незваных гостей, посоветоваться кое с кем в Ильялы и уж потом принимать окончательное решение.

— Я не могу здесь задерживаться, — после долгого молчания сказал рябой. — но ты, бахши, помни: хан не любит ослушников.

— Ватыр, передай хану, что я спою ему. Обязательно спою…

Ёлбарс-рябой неторопливо стал перетягивать лицо платком. Берды-шакал, весь вечер хранивший подобострастное молчание, засуетился, вскочил, стал бегать вокруг рябого, тряся лохмотьями своего нищенского одеяния.

Бахши вышел за порог проводить «гостей». Тьма стояла кромешная, моросил мелкий, нудный дождь.

— О том, что я был у тебя, никому не слова, — садясь на коня, сказал вполголоса рябой. — А сболтнёшь… Вместе с языком оттяпаю голову…

Всадники растворились в сыром, липком мраке ненастной ночи.

Ёлбарс-рябой своим приездом словно бросил камень в хауз: взбаламутил чистую воду. Проводив «гостей», бахши вернулся в дом. Уронив голову в ладони, погрузился в размышления. Он пытался разобраться в происходящем. С точки зрения народного обычая бахши был прав. В то время, когда у Сапара-гиджакиста траур, он не должен петь. Горе близкого — и его горе. Но разве Джунаид-хан посчитается с обычаем? Разве способен он понять всё то, что творится сейчас на душе у бахши?

Кто-то из домашних тихо вошёл в комнату и поставил перед ним еду.

— Унесите! Унесите сейчас же! — закричал вдруг Чувал-бахши.

Кажется, он впервые в жизни повысил голос на близких; он понял вдруг, что, отказавшись ехать с рябым, он, в сущности, собственной рукой подписал себе смертный приговор. И не только себе, Джунаид не пощадит ни его стариков, ни детей.

Бахши почудилось, что под кошмой, на которой он сидел, что-то шевельнулось. «Змея!» — молнией пронеслось в мозгу. Он вскочил, отпрянул в сторону, но тут же понял, что в доме, да ещё в это время года, никакой змеи быть не может. Однако сесть на прежнее место не решился, а, нахлобучив до самых бровей папаху, поспешно вышел на улицу.

Сырая, тёмная ночь приняла его в свои цепкие, холодные объятия. Не видя ничего, бахши шагал наугад, но дорога ему была хорошо знакома, и поэтому он вскоре оказался у цели.

В доме Сапара-гиджакиста чуть теплился огонёк самодельной керосиновой лампы. Вокруг неё в глубоком, печальном молчании сидели несколько мужчин. В неверном, слабом свете бахши не разобрал их лиц и, кроме хозяина, никого не узнал.

Но вошедшего узнали все. Сапар, сообразив мгновенно, что бахши наведался неспроста, поднялся ему-навстречу:

— Проходи, бахши-ага…

Другие тоже привстали, потеснились, пропуская гостя в глубину комнаты на почётное место.

Бахши молча опустился на кошму, сели и все остальные.

— Люди, вы знаете, что в жизни мне ничего не давалось легко, — сказал он. — Всё, что есть у меня, — и землю, и воду — я приобрёл честным трудом. Вот этими руками. И не сегодня-завтра я могу лишиться всего этого. Даже жизни. Зовёт к себе Джунаид. Как быть?

Сидевший справа от него пожилой человек с густыми кустистыми бровями сдвинул на лоб папаху, почесал затылок и заговорил глухим простуженным басом:

— От своей судьбы, конечно, не уйдёшь, бахши. Но наша судьба в наших руках. Твой голос нужен людям, и мы защитим тебя. Нужно сообща искать выход. Сапар, а не знаешь ли ты кого-нибудь в округе, кто хотя бы чуть-чуть играл на гиджаке?

— Знаю, — задумчиво проговорил Сапар, который сидел у потухшего очага и что-то чертил прутиком на синевато-сизой саксаульной золе. Все обернулись в его сторону.

— Кто он?