Станислав Родионов - Камень

• Название: Камень
• Автор: Станислав Родионов
• Издательство: Советский писатель. Ленинградское отделение
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1984

Ленинградский писатель Станислав Родионов в своих остросюжетных повестях возвращается к давно волнующей его теме: расследованию преступлений. Причем нарушение закона автор исследует прежде всего как следствие нарушения нравственных, этических норм.

Автора интересуют глубинные корни как общественных явлений, так и поступков каждого отдельного человека.

---

Она попробовала отстраниться, задетая его страшным голосом.

— Самое тихое место — это морг. На кладбище хоть птицы поют…

Рябинин отвернулся от неё, как оттолкнулся и вновь пошёл хрустеть по кабинету.

— Горе у меня…

— Заболела, да?

— При чём тут заболела…

— У тебя рак? Рак у родственников, у близких? Ах, нет. Тогда нет и горя.

— Судить меня будут!

— Это не горе, это неприятность.

Он понимал, что эти слова не для неё, которая, видимо, за неприятность полагала спущенную петлю на чулке. Но других слов у него не было, и помочь он ей не мог, отчего злился ещё больше.

Впрочем, он лукавил самому себе — мог бы помочь. Например, снять трубку и ещё раз позвонить инспектору Петельникову, своему другу, и попросить нет, не замять дело и не прикрыть — а лишь вникнуть, вглядеться и вдуматься в собранные материалы. В конце концов, добровольная явка с краденым кольцом… Петельников бы всё понял.

Или мог бы придумать ей версию, которых знал сотни. Скажем, завтра является Жанна в милицию, приносит кольцо и рассказывает, как обнаружила его в рукавичке. Или в зимнем сапоге… Попробуй докажи, что кольцо туда не завалилось…

Но Рябинин знал, что не снимет трубку и не придумает ей версию.

— Неужели вам меня не жалко? — спросила она так отдалённо, что её слова показались эхом.

— Мне маму твою жалко, — вырвалось у него.

Но Жанна этих слов вроде бы не заметила.

— Пусть я ошибаюсь… Но разве у вас не было заблуждений юности?

Рябинин чуть не улыбнулся — им, далёким заблуждениям юности. Да и есть ли они, эти заблуждения? Он не отказался ни от одного из них. А если и отказался, то лишь потому, что с годами поглупел.

— Мои заблуждения были иными.

— Что же мне делать… — сказала она, уже не слушая его.

— Идти с кольцом в милицию и всё рассказать.

Рябинин тихо и виновато сел за стол. И чтобы не видеть ни её, ни своего кабинета, он снял очки и стал их протирать сильно, будто полировал платком вогнутые стёкла. Прошла минута, другая, а Рябинин всё тёр и тёр — стёкла бы потоньшали, будь его платок абразивным. Когда чистейшие очки он надел и глянул через стол, то увидел надменную, почти незнакомую женщину: глаза прищурены и пусты, арочки бровей вскинуты изломом, губы улыбаются сжато…

— Сергей Георгиевич, плохой вы следователь…

— Возможно, — покладисто согласился он.

— Одну мелочь не заметили…

Рябинин только вздохнул — за свои следственные годы много он не заметил мелочей и не мелочей.

— Откуда я могла знать об изъяне, о сколе, когда брала бриллиант?

— Потом глянула.

— Что ж, я с собой лупу ношу?

— Могла дома рассмотреть.

— Нет, Сергей Георгиевич.

— А что же?

— Бриллиант мой.

Он усмехнулся, догадавшись: её последняя ложь, спасительная ложь. Жанна хотела остаться в его глазах честной и уйти из этого кабинета так же гордо, как и вошла. Он подавил глупую усмешку, решив ей помочь:

— А я догадался, что ты меня весь день разыгрываешь.

Она протянула ему руку и показала на пальце след от кольца.

— Ага, — согласился Рябинин, с далёкой опаской, что цепь её неправды ещё не кончилась.

— Я говорила вам про свадьбу… Помните, как Георгий выпил шампанское, а на дне лежали ключи от квартиры? На дне моего бокала оказалось кольцо с бриллиантом.

— Какое кольцо? — спросил он, догадываясь.

Она кивнула на стол, где лежали топаз и бриллиант. Рябинин смотрел на камни, на их разный блеск, и мысль его ушла на далёкий круг — на круг парадоксальности. Польза, любопытство, любовь — это лишь главный круг, но под ним много иных кругов, как планет под солнцем. И может быть, мало знать только Главный круг, ибо мир состоит из кругов больших и малых.

— А Лалаян… — начал Рябинин.

— Да, это его супериха.

— Она тебя не знает?

— Никогда не видела.

— А как же попало к ней твоё кольцо?

— Георгий понёс бриллиант к ювелиру показать сколик… Как он скажется на цене. И потерял. А я поверила, как последняя дура.

— Ну, а дальше?

— Подкараулила эту Лалаян и хотела ей кое-что высказать. Попросила подвезти до площади, села к ней в машину. И вдруг на её пальце мой камень блеснул. Верите, от злости, от обиды у меня кровь свернулась. А дальше вы знаете…

— Выходит, украла собственное кольцо?

Жанна кивнула с прорвавшейся радостью.

— Почему же сразу не сказала?

— Стыдно…

— А почему в милиции не призналась?

— Стыдно…

Они молчали — тихий ангел пролетел по кабинету.

Плохой он следователь… Качества следователя проверяются преступником, но последнего не оказалось. Да и не смог бы он вести следствие против дочери Маши Багрянцевой. Не следователь он плохой…

Рябинину всегда казалось, что как бы он ни общался с человеком, тот всегда бывал от него в некотором отдалении. Где-то в глубине чужого сознания лежала самая суть, к которой Рябинин пробивался, бессильно барахтаясь на какой-то поверхности. Он разгребал метры-килограммы-рубли, отталкивал повседневность и отпихивал злободневность, гребя всё туда, к сути — может быть, к душе. Иногда нарочно выпивал с теми людьми, в которых билась эта суть-душа; становился к ней так близок, что, казалось, видел свет её… Но то бывал лишь отблеск. И Рябинина всё чаще дёргала непринимаемая мысль — а может ли человек пробиться к человеку? Не слишком ли мы закрыты друг от друга грудной клеткой, черепом, интеллектом, социальностью?

А Жанна весь день была закрыта и ложью.

— Сергей Георгиевич, как жить с таким мужем?

— Не живите.

— Рядом существо в облике человека. Ходит, что-то делает, обменивается функциональными словами… Но с ним даже не поговорить. И тогда становится страшно. Кто это рядом со мной?

— Не живите, — повторил он.

— Можно… я приду к вам… потом?

— Я буду ждать тебя.

Рябинин встал и начал суетливо запихивать бумаги в сейф. Она смотрела на него, догадавшись, что он уходит, и ни о чём не решаясь спросить.

— Идём, Жанна.

— Куда?

— В милицию, к инспектору Петельникову.

— Не знаю, как мне теперь…

— Я знаю, — оборвал он, захлопывая сейф.

— Сергей Георгиевич, — сказала она так невнятно и вроде бы издалека, что Рябинин опять сел. — Возьмите топаз себе. Для вас это не просто камень…

Для него в этом камне застыло время, как мошка в тысячелетнем янтаре. Маша Багрянцева ушла, но то время остановилось и теперь мерцало оттуда, с берегов быстроструйной реки. Кто сказал, что время неостановимо…

— Спасибо, Жанна.

Она вздохнула откровенно, стряхивая этот день с покатых плеч. И вдруг тем незабвенным движением вскинула руку ко лбу и подалась к Рябинину с ясным и милым лицом:

— Сергей Георгиевич, расскажите про маму…

Было так…

Маша и Степан Степаныч упёрлись в протоку. Узкая, но зажатая низкими скалами, она впадала в реку с бешеным рвением. Перекинутое через протоку бревно слезилось от мелких брызг. Степан Степаныч шёл первым. Привыкший прочно ступать прочными сапогами по прочной земле, он съехал с мокрого бревна в воду мягко, точно был намазан жиром. Шедшая сзади Маша успела схватить его за неизменный ватник, и влекомая кряжистым телом, оказалась в воде. Степан Степаныч вцепился своими лапистыми руками в бревно и выполз. Тонкие Машины руки лишь скользнули по мокрой древесине — их силы недостало противостоять ошалелым потокам. Её оторвало от бревна и понесло к пенному водовороту. Степан Степаныч видел Машину голову несколько секунд…

Её искали сами геологи, искала специальная экспедиция, искали катера и аквалангисты… И не нашли. Её взяла золотисто-просветлённая река, в которой она так любила купаться; взяли таёжные сопки и распадки, где она нашла женьшень; взял синий и далёкий Сихотэ-Алинь, на который она любила смотреть в свои бессонные утра… Взяли у людей, у мужа, у ребёнка, у Рябинина.

Он не верил…

Какая-то неудачная шутка природы. Вот-вот там, за лесом, за синими изломами Сихотэ-Алиня раздастся вселенский хохот — и Маша выйдет из реки, улыбаясь и отжимая волосы…

Или эксперимент какого-то великого мага. Вот-вот он материализуется в их лагере, всё объяснит, извинится, махнёт рукой — и Маша выйдет из реки, улыбаясь и отжимая волосы…

Но не раздавалось вселенского хохота и не материализовался волшебник. Вместо них приехал следователь, как бы официально подтвердив факт гибели. Криминала он не обнаружил и скоро уехал.

Если бы Рябинина в чём-то упрекнули или обвинили, если бы следователь заподозрил его, если бы какой-то земной или всевышний судья придумал наказание, то Рябинину стало бы легче. Но о его вине никто не знал. Почему-то никто не догадался, что, не увидь он поцелуя в палатке и не откажись от маршрута, Маша бы не погибла. Он спас бы её — бревно бы свернул, дельфином бы поднырнул, сам бы утонул… Но вот он жил, неся одинокое бремя вины. Если бы он пошёл с ней в маршрут, если бы пошёл…