Сэмюэль Беккет - Мерфи

• Название: Мерфи
• Автор: Сэмюэль Беккет
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-7516-0306-0

Роман «Мерфи», написанный Беккетом в 1938 году, еще до окончательного переезда из Ирландии во Францию, завершает первый период его творчества. «Маленький человек» Мерфи болезненно переживает агрессивность мира по отношению к себе и к человеческой личности вообще и пытается сохранить свою индивидуальность, однако попытка эта заканчивается крахом. В России роман издается впервые.

---

Чердак, духота, усталость, ночь, часы искупительной автологии — все это позволило ему обходиться без кресла. Но ночное дежурство — совсем другое дело. Тогда уж никакого тебе умиротворения через представителя, поскольку мистер Эндон и иже с ним будут спать. Тогда уж никакой тебе усталости, поскольку присмотр не утомлял его. Но утром, когда его будут ожидать долгие часы дневного света, он, со своим алчущим разумом и покорным ему телом, обнаружит, что ему до смерти необходимо кресло.

Во вторую половину дня в субботу у него не было дежурства, и он поспешил на Брюэри-роуд. В определенном смысле, одном смысле, в незапамятном смысле он жалел, что не застал Селии. Во всех остальных — был рад. Потому что, ответил бы он на ее вопросы или нет, сказал бы правду или солгал, Селия знала бы, что он ушел. Он не хотел, чтобы она почувствовала, по крайней мере, не хотел присутствовать, когда она почувствует, как далеко и не туда завела ее продиктованная любовью воркотня, послужившая только тому, что он еще крепче, чем прежде, утвердился на тех позициях, на которых Селия нашла его и не желала его оставить; как ее попытки сделать из него мужчину сделали из него еще большего Мерфи, чем когда-либо, и как, настойчиво пытаясь изменить его, она его потеряла, а ведь он предупреждал ее, что так и будет. «Ты, мое тело, мой разум… одно из них должно пропасть».

Когда он с креслом добрался до чердака, удостоверившись, пока поднимался наверх, что поблизости нет ни души, особенно в W.C., наступила ночь. Почти тотчас же он заметил, что в обогреватель просачивается газ, напоминая о том, что, поднимаясь, он забыл его включить. Это его не обеспокоило, поскольку никакие интересы не связывали его с подчиненной праху материей — его лучшими друзьями всегда были какие-то из вещей. Он просто почувствовал огромную благодарность за то, что ему не надобно вновь спускать лестницу и идти исправлять свое упущение.

Он зажег обогреватель, разделся, сел в кресло, но не привязал себя. Осторожно, вот как делаются такие вещи, сначала сядь, потом ложись. Когда он пришел в себя или скорее вышел, как, он понятия не имел, первое, что он увидел, — это чад, затем — пот на своем бедре, затем — Тиклпенни, как будто показанного на немом экране Гриффитом средним планом и «не в фокусе», раскинувшегося на кровати, что позволяло предположить, каким образом он был, вероятно, разбужен.

— Я зажег свечу, — сказал Тиклпенни, — чтобы лучше подивиться на тебя.

Мерфи не шелохнулся, как человек не шевельнется ради животного, ни животное ради человека, не более того. К тому же любопытство относительно того, как долго пробыл здесь Тиклпенни, что ему нужно в такой глухой час, как он ухитрился влезть сюда, когда лестница убрана, и т. д., было слишком погружено в дремоту, чтобы разрядиться словами.

— Я не мог спать, — сказал Тиклпенни. — Ты — единственный приятель, который есть у меня в этой богадельне. Я все звал и звал тебя. Бросал в твой люк гандбольный мяч, изо всех сил, опять, и опять, и опять. Я порядком сдрейфил. Побежал, принес свою лесенку.

— Если я поставлю на люк замок, — сказал Мерфи, — полагаю, мои приятели проникнут сюда через слуховое окно.

— Ты меня изумляешь, — сказал Тиклпенни, — крепко спишь в темноте с широко открытыми глазами, точно сова, что за дела?

— Я не спал, — сказал Мерфи.

— О, — сказал Тиклпенни, — значит, ты меня слышал.

Мерфи посмотрел на Тиклпенни.

— О, — сказал Тиклпенни, — тогда просто глубоко задумался или, может, просто погрузился в грезы?

— За кого ты меня принимаешь? — сказал Мерфи. — За студента, в мои годы?

— Тогда что? — сказал Тиклпенни. — Если это не грубый вопрос.

Недолго и с горечью Мерфи поиграл с вопросом к тому ответу, который он дал бы тому человеку, что был бы ягодой одного с ним поля-огорода, искренне стремившейся понять и желавшей быть понятой, мистеру Эндону, к примеру, на его собственной степени неразумия. Но прежде, чем несовершенная фраза успела выйти, вопрос рассыпался от собственной абсурдности, абсурдности навьючивания подобного человека рационалистическим зудом, скептическим блудом, помещающим объекты своего любопытства на уровень Les Girls. Не под такой крышей желали бы стоять редкие птицы в тех же перьях, что и Мерфи, а поодаль, сами по себе, собрав все свое внимание, и рядом с другими, относящимися к тому же виду, вместе с любыми, какие еще могли там остаться. И вовсе не затем, чтобы заполучить скабрезный вид поверхности, где скрылась в давно минувшие времена поднырнувшая под лед Бескрылая Гагарка, ныне более на ней не обнаруживаемая.

— Я не очень понимаю, что именно тебе нужно, — сказал Мерфи, — но могу тебе сказать, что я ничего не могу сделать для тебя, чего не сделал бы лучше кто-нибудь другой. Так что чего тут торчать?

— Знаешь что? — сказал Тиклпенни. — Не в обиду будь сказано, минуту назад у тебя был вид — точно как у Кларка.

Кларк уже три недели находился в состоянии кататонического ступора.

— Абсолютно; кроме карканья, — добавил Тиклпенни.

Кларк часами повторял фразу: «Мистер Эндон очень высокомерен».

Польщенный вид, который Мерфи считал ниже своего достоинства скрывать, так встревожил Тиклпенни, что он отказался от своих намерений и поднялся, собираясь уходить, как раз когда Мерфи не возражал, чтобы он побыл немного еще. Он пригнулся, перешагивая через порог, и стоял на ступеньках своей лестницы так, что виднелась одна его голова. Он сказал:

— Тебе надо следить за собой.

— В каком смысле? — сказал Мерфи.

— Тебе надо заботиться о своем здоровье, — сказал Тиклпенни.

— В каком смысле напомнил тебе Кларка? — сказал Мерфи.

— Тебе надо взять себя в руки, — сказал Тиклпенни. — Спокойной ночи.

И в сущности, ночь у Мерфи прошла спокойно, быть может, лучшая с тех давних пор, как испортились его ночи; причиной тому было не столько то, что он вновь обрел свое кресло, сколько то, что его «я», которое он любил, имело, даже на профанский взгляд Тиклпенни, вид подлинного отчуждения. Или, говоря иначе и, быть может, удачнее, даровало этот вид тому его «я», которое он ненавидел.

10

Мисс Кунихан и Уайли не жили вместе!

Когда слабеющего Гайдна попросили высказать свое мнение о совместном существовании, он ответил: «Параллельные терции». Но то, что разделяло мисс Кунихан и Уайли, имело более конкретные основания.

Если взять для начала мисс Кунихан, ей для начала не терпелось заблаговременно обзавестись подходящим соломенно-вдовье-Дидоновым уголком. Она не желала откладывать этого на последнюю минуту, до того времени, когда они притащат к ней Мерфи, и тогда она будет вынуждена рыскать по всему Лондону в поисках места для погребального костра, чистого, удобного, расположенного в центре и не удручающе дорогого. Так что она нашла его без отлагательств, сообщив Уайли большими печатными буквами свой адрес на Гауэр-стрит, где он ни под каким видом не должен был ее беспокоить. Находился этот уголок почти напротив редакции «Спектейтора», но, когда она открыла это, было уже слишком поздно. Здесь она ютилась, довольная и счастливая, среди индийцев, египтян, киприотов, японцев, китайцев, сиамцев и священнослужителей. Мало-помалу она прибилась к индусу, мудрецу-эрудиту сомнительной касты. На протяжении многих лет он писал, все еще продолжал писать и верил, что ему будет дана Прана завершить монографию, условно озаглавленную «Антропоморфизм от Аверкампа до Кампендонка». Но он начал уже жаловаться на те ощущения, которые несколько недель спустя, как раз когда он впервые наткнулся на нориджскую школу, привели его к газовой плите.

— Моя нога, — сказал он мисс Кунихан, — стала менише булавочной головки. — И еще: — Я хочу быти в возыдухе.

Затем, мисс Кунихан нужно было водить за нос Уайли, а это было, вероятно, главной причиной для того, чтобы удерживать его на расстоянии. Она подкупила Купера и угрозами вынудила его ежедневно в конце дня доносить ей перед тем, как он доносил Уайли; по наводке Купера она также отправилась к Нири за спиной Уайли и искренне покаялась, выложив начистоту всю ситуацию.

Уайли яростно возражал против такого жестокого обращения, устраивавшего его донельзя. Ибо мисс Кунихан не принадлежала к числу исключительных прелестей Лондона, наслаждаться которыми он вознамерился сполна и в той мере, в какой это только позволит широта ее взглядов. Это лишь в Дублине, где профессия захирела, могла мисс Кунихан составлять предмет желаний человека со вкусом. Если Лондон не излечил от нее Нири, он был либо менее, чем человек, либо более, чем святой. Без торфа в Saorstat[72] ничего не поделаешь, никуда не деться, но тащить с собой запас торфа для личного пользования в Ньюкасл нет необходимости.

Другая причина его удовлетворения новым оборотом событий, который они приняли — или получили благодаря любезному содействию мисс Кунихан, — была, разумеется, та же, что и у нее, а именно: он мог теперь совершенно спокойно и уверенно надувать ее. Он угрозами вынудил Купера (но не подкупал его) доносить ему ежедневно в конце дня все перед тем, как он доносил мисс Кунихан; по наводке Купера он также отправился к Нири за спиной мисс Кунихан и искренне покаялся, выложив начистоту всю ситуацию, дополнявшую ее ситуацию.