Такеши Китано - Такеши Китано. Автобиография

• Название: Такеши Китано. Автобиография
• Автор: Такеши Китано
• Издательство: Рипол Классик
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-386-04084-0

Биография самого влиятельного и авторитетного режиссера современной Японии Такеши Китано, рассказанная им самим и записанная французским журналистом Мишелем Темманом, очень похожа на сценарий к еще не снятому фильму культового режиссера. Это по-настоящему захватывающее повествование, полное внутреннего драматизма и сумасшедшей энергетики, присущей мастеру.

Предельно честный рассказ Китано станет истинным откровением для его поклонников и наконец приоткроет завесу тайны над жизнью одного из самых закрытых киногениев современности.

---

И всё же, стоило мне сказать пару не самых лестных слов в адрес одной из картин Куросавы, который после смерти стал просто-таки кумиром, неприкосновенным среди неприкосновенных, как на меня, в свою очередь, тут же обрушились некоторые критики, пытаясь заткнуть мне рот. Они написали, что я определённо «ненормальный», подразумевая, что я странный тип, маргинал и чуть ли не тунеядец!

Да только я глубоко уважаю Куросаву, который тоже ценил меня. Ему нравились мои работы. «Думаю, что вы спасете японское кино. Его будущее — в ваших руках», — написал он мне однажды. И повторил это при личной встрече, в своём доме в городе Готемба, неподалеку от горы Фудзи. Если память мне не изменяет, это было в 1994 году, когда я снимал репортаж для канала Эн-эйч-кей. При разговоре также присутствовал мой продюсер, Мори. Куросава сказал тогда: «Мне нравятся ваши фильмы: то, как вы снимаете, врываясь со своей камерой. Ваш стиль дерзок и смел». Я был тронут тем, что режиссёр такого масштаба, такого таланта сделал мне подобный комплимент. Я очень смутился.

Мне не довелось, не посчастливилось застать Куросаву за работой. Когда я открывал для себя его фильмы, то реагировал на них всегда почти одинаково, очень просто: «Sugoi!»[23] Я был пленён постановкой кадра, его длинными, порой бесконечными планами, утончённым развитием сюжета... Он не боялся снимать героя издалека, медленно сдвигая камеру вбок. Его стиль оказал большое влияние на меня. Можно сказать, определяющее.

Акира Куросава мог ставить фильмы по грандиозным сценариям, потому что он был очень вынослив — физически, я имею в виду. В нем была мощь самой природы, и по ширине его плеч можно было догадаться об энергии, которой он обладал. Он действительно не был обычным японцем.

Посмотрев его последний на тот момент фильм, «Сны» (1990), я был просто покорён первой историей, первым сном[24]. Будь Акира Куросава чуть моложе, он мог бы снять целый фильм, основываясь только на этом эпизоде.

Вспоминаю один наш разговор. Куросава спросил меня: «Насколько жёстко вы руководите актёрами на площадке?» Я ответил: «Я стараюсь работать как можно быстрее. Снимаю наспех, потому что особо ничего не жду от своих актёров и актрис. Я прошу актёра сделать то-то и то-то. Получилось — хорошо, не получилось — ну и ладно, я не настаиваю, не переснимаю сцену снова и снова. Мне обычно хватает одного-двух дублей». Тогда Куросава вежливо заметил: «Мне тоже». Он меня здорово насмешил! Слишком уж разные у нас весовые категории. И я прекрасно знал, что он может снимать с трёх камер одновременно, требуя до двенадцати — пятнадцати планов одной сцены.

Главное отличие между режиссёрами с огромным талантом, такими как Нагиса Осима и Акира Куросава, и мной — в том, что они всегда обожали кино, сходили с ума по нему. Они были движимы этой страстью. И наделяли огромной любовью каждое своё произведение. Невероятной любовью. А я никогда не был помешан на кино. Мое отношение к нему куда спокойнее... Я не способен любить кино так же, как великие.

Вручение Золотой пальмовой ветви Майклу Муру

Я не стыжусь признать, что преклоняюсь перед многими произведениями американского кинематографа. Но когда Майкл Мур получил Золотую пальмовую ветвь за «Фаренгейт 9/11», я был крайне огорчён. Мои японские друзья негодовали. Они считали, что если Мур удостоился награды, то «Кикуджиро» мог бы, даже должен был тоже получить приз. В Каннах мне ничего не досталось, но так как по натуре я пессимист и не очень уютно себя чувствую, когда счастлив, то я не удивился. И всё-таки жюри фестиваля отдало предпочтение документальному фильму — конечно, это кинематографическое произведение, но тем не менее документальное. Тогда я подумал, что Канны не побоялись дискредитировать себя, наградив Майкла Мура. Но позже, как ни странно, у меня создалось впечатление, что, вручив ему Золотую пальмовую ветвь, Европа склонилась перед США и совершенно опозорилась. Почему? Потому что в Европе американское кино имеет огромное влияние. Вручить Золотую пальмовую ветвь американскому фильму — значит обеспечить ему оглушительный успех. А я считаю, что «Фаренгейт 9/11», несмотря на забавные сцены и умелый монтаж, — это всё-таки очень упрощённый и беспорядочный фильм, где под видом критики Джорджа Буша-младшего высмеиваются причины вторжения в Ирак. Я не говорю, что эта документальная картина не имеет никакой ценности. Но чтобы вручать за неё Золотую пальмовую ветвь... Мур, кстати, был удивлён чуть ли не больше всех. На самом деле мне кажется, те, кто присудил награду этому фильму, пытались таким образом успокоить свою совесть, но только обесценили очень важную тему.

Международная политика — дело очень серьёзное и сложное. Если вы захотите коснуться её в кино, это может обернуться катастрофой. На мой взгляд, в фильме непременно надо правильно обозначить контекст, иначе картина выйдет никчёмной. Когда Жак Ширак решительно выступил против политики Буша, я подумал: «Ого! Вот европеец, француз, который не боится иметь своё мнение. У него хватило смелости пойти против президента США». Но когда такая серьёзная культурная организация, как Международный Каннский кинофестиваль, позволяет, простите, облапошить себя какому-то американскому документальному фильму антиамериканской направленности, я считаю, это подрывает престиж фестиваля. Мне кажется, Канны в тот раз сели в лужу.

Что касается конфликта в Ираке, в 2005 году режиссёр написал письмо и принял участие в кампании по освобождению французской журналистки Флоранс Обена (в то время — международный обозреватель газеты «Либерасьон»), которая была похищена и взята в заложники в Багдаде.

«Я, нижеподписавшийся Китано Такеши, также известный как Бит Такеши, требую немедленного освобождения Флоранс Обена. Политика не имеет ничего общего с любовью к человечеству. 20 мая 2005 года, Китано Такеши».

Мой продюсер

Я подумал, что часто говорю о своем окружении, но ещё не рассказывал о своем исполнительном продюсере. Масаюки Мори держится в тени и следит за состоянием дел в «Офисе Китано», который мы с ним основали в 1998 году, в то время как я постоянно мелькаю в телевизоре. Мори-сан — просто святой человек, настоящий профессионал, который может работать и с большим, и с маленьким экраном. Уверяю вас, у него прекрасная интуиция и он, как никто другой, выкладывается, чтобы обеспечить успех моим работам, которые он распространяет в огромном количестве стран, что-то около шестидесяти. Он был продюсером или сопродюсером всех без исключения моих картин, в союзе с несколькими верными партнёрами. Для такой работы нужно быть смелым, хладнокровным и настоящим провидцем. Мори-сан учился в Токио, в Университете Аояма Гакуин. Мы знакомы уже много лет. Он поддерживает меня с самых первых шагов на телевидении.

В конце весны 2009 года у меня состоялась довольно продолжительная беседа с Масаюки Мори, президентом «Офиса Китано» и по совместительству одним из руководителей кинофестиваля Фильмекс. Я получил прекрасную возможность выведать у него разные секреты. Продюсер и ангел-хранитель Китано, который знает его лучше всех, не подвёл и разговорился. Его длинные и точные ответы тянули на жизнеописание святого. Мори почти сразу подтвердил главное: «Такеши — сложное создание, У него есть несколько личин. Китано постоянно играет Китано. Тот, кого я знаю, — это „Китано, который встретил Мори-сан" (смеется). Настоящий ли он, когда мы общаемся? Тридцать лет прошло с момента нашего знакомства. В то время я был одним из программных директоров телепередачи, которую спонсировала звукозаписывающая компания, занимавшаяся поиском новых талантов, пока никому не известных певцов и певиц. Тогда Такеши был лицом передачи, её ведущим, он успел обратить на себя внимание. Я открыл для себя Бита Такеши, когда он уже прославился в составе дуэта „Два Бита”. Он был хорош. Не похож на прочих. Его едкий стиль покорил публику. Мы стали сотрудничать, и это подстегнуло меня. Мне очень нравилось, что он так восприимчив к деталям. Мы работали рука об руку — и продолжаем так работать до сих пор. Его огромный талант, понимание природы смешного и явлений жизни открылись мне в начале 1980-х. Розыгрыши и шутки Такеши смотрелись отлично и всегда были настолько -точными! У него за плечами уже был приличный опыт. Он применял удивительную методику, искал новые средства выразительности, использовал научные термины, рассказывал уморительные сюрреалистические истории, которые брались неведомо откуда. И публика требовала его снова и снова. Уже тогда он не боялся ничего и никого, поэтому замахивался порой на нечто совершенно невообразимое. Для меня он всегда будет Мэтром, великим учителем. Уверяю вас, я столько перепахал с ним. Он давал мне много, очень много работы на дом! (Смеется.) Такеши был своевольным. И ни капли не изменился с тех пор. Он считает, что всякая идея, всякая мечта должна осуществиться. Он не может ждать. Он движется очень быстро. Молниеносно. Его скорость поразительна, а от его энергии захватывает дух. Я часто отправлялся с ним кутить всю ночь напролёт. Потом где-то под утро мы возвращались к нему домой. Я был просто никакой. А он принимал освежающий душ и бодро принимался за работу. Вечно он не спит по ночам, а потом утром быстро в душ — и уже делает тысячу дел одновременно. Для него это возможно, потому что он прежде всего человек рациональный. На телеэкране он — Бит Такеши. Он знает, чего от него ждут телезрители. А когда снимает фильм — наоборот, умеет найти компромисс. Он отдаёт, прислушивается, он щедр и скромен. И все его существо, вся личность, вся суть отражается на экране. Он бы не задумываясь отменил телепередачу, но в кино он выражает глубинную часть своего внутреннего мира, раскрывается больше и идёт на серьёзный риск. Ему бы очень хотелось, чтобы телезрители, которые смотрят его передачи, ходили и на его фильмы в кино, но когда этого не происходит, он говорит только: „Ну, что поделать!" И все же его харизма и влияние в СМИ просто огромны, так как его публика многочисленна и разнообразна. Те, кто смотрит его по телевизору, и те, кто читает его книги, — разные люди. А те, кто смотрит его фильмы, образуют ещё одну группу его поклонников. Лично меня по-прежнему не покидает ощущение, что он, оставаясь одним и тем же, при этом постоянно играет того или иного Китано. Наверное, это немотивированное подозрение. Но так уж сложилось: я не могу привыкнуть к нему. Я никогда не знаю, что меня ждёт, и всякий раз нервничаю, когда прихожу поговорить с ним о работе. Наши отношения держатся именно на этом напряжении, которое в итоге идёт нам на пользу.