Шолом-Алейхем - Шимеле

• Название: Шимеле
• Автор: Шолом-Алейхем
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1988

Шолом-Алейхем (1859–1906) — классик еврейской литературы, писавший о народе и для народа. Произведения его проникнуты смесью реальности и фантастики, нежностью и состраданием к «маленьким людям», поэзией жизни и своеобразным грустным юмором.

---

Шолом Алейхем. Шимеле

[1]

1. Мой брат Шимеле

Так и вижу его перед собой: широко открытые, черные, с огоньком глаза, круглая голова с глянцевитыми, чертными, как смоль, волосами ежиком, веселый, разговорчивый, подвижный. Ни на минуту не могу забыть его, несмотря на многие невзгоды и бесчисленные волнения, выпавшие на мою долю с тех пор. Кто знает, не находится ли уже душа его на том свете, не поросла ли уже его могила бурьяном?

О Шимеле говорю я, о моем брате Шимеле, моложе которого я лет на десять, о Шимеле, который помнится мне как сон, как ночное видение.

Шимеле-искоркой звали его, когда он был еще ребенком и учился в хедере. Шимеле-огоньком звали его, когда он превратился в подростка.

Но когда он женился и развелся и снова женился и опять развелся, все его стали называть Шимеле-озорником. Когда же он стал зло отшучиваться и кое-кому пришлось солоно от его острых словечек, его прозвали Шимеле-грубияном. Люди начали сторониться и побаиваться его, словно он стал всем поперек горла.

И кого они боялись, зти мелкие душонки? Можно подумать, что Шимеле на самом деле был страшилищем и мог кому-то причинить зло. Да такого доброго, простодушного, такого мягкосердечного и благородного человека я в жизни не встречал. Он готов был снять с себя последнюю рубаху, поделиться последней коркой хлеба, лишь бы не видеть у ближнего огорченного лица, подавленного настроения. Такого человека, как Шимеле, можно было только любить.

И все же он ни у кого не снискал доброго отношения. Почему? Отчего? По какой причине? Не понимаю.

- Ты хочешь быть таким, как Шимеле? Ты умрешь скорее, чем станешь таким, как Шимеле. Я лучше похороню тебя, нежели позволю идти его дорогой! Слышишь, ты, выродок эдакий?

Такие обидные слова nриходилось мне выслушивать от отца, когда он замечал, что я не испытываю особого желания учиться в хедере. (А кто из нас горел таким желанием? Для всех нас учение было как божья кара.)

- Что ты пристаешь к ребенку? - вступалась за меня мама.- Шимеле! Шимеле! Что ты его попрекаешь целые дни? Он, бог даст, не будет таким, как Шимеле. Наш бог милостив. Одной рукой он карает, другой исцеляет. Я уповаю на него, на вечно живущего, он меня убережет и защитит. Неужто я, не дай бог, так грешна, что даже не заслужила снисхожденья за добрые дела предков? Не покарай меня грешницу, милосердный!

- Злата, ты видишь? Ты понимаешь? Это же Шимеле, как две капли воды.

- О, было бы так! Он еще перещеголяет Шимеле, попомни мои слова, Ентл.

- Прошу тебя, - Фрадл, не спорь с ним, разве ты не знаешь Шимеле.

- Чего ты так боишься Шимеле, Ципа?

- Знаешь, Брайндл, Ципа права, что она избегает его. С нашим братом Шимеле лучше быть подальше.

Так говорили между собой пять моих сестер: Злата, Ентл, Фрадл, Ципа и Брайндл, взрослые девушки, которым давно бы не мешало быть замужем. В городке их звали: дочери Цлофхода[2]. Вы ведь знаете, что в маленьком местечке каждый человек имеет прозвище, чтобы, упаси бог, не спутали порядочного человека с непорядочным и чтобы от этого не пострадал весь еврейский народ. Если, к примеру, в нашем городке есть три человека с одним и тем же именем Берл, - а по фамилии их никто и не знает - то надо сделать какую-нибудь отметину, чтобы можно было людей отличить друг от друга. И вот наши обитатели и придумали средство: одного назвали Берл-нос, так как он имел обыкнодение всегда свистеть носом, - когда говорил и когда молчал, во время еды и во время сна; другого назвали Берл-кот, потому что его седые усы торчали, как у кота; третьего - Берл-мойд[3], потому что голос у него был тихий и приятный, как у девицы. Слушая его речь из другой комнаты и не видя его, никто не поверил бы, что говорит мужчина, к тому же мужчина, которому уже давно перевалило за пятьдесят.

В устах обывателей нашего местечка имя моего брата Шимеле звучало как бранное слово, а для моих родителей оно было воистину наказанием божьим.

А спросите: отчего, почему, что он такое сделал? Может, он был вором, или утаил чужие деньги, или человека убил, или вел распутную жизнь?

Да что тут спрашивать и чему удивляться? Это было в те времена... во времена тяжелые и одновременно счастливые для евреев, в годы, когда, казалось, внешние бедствия и преследования на время прекратились и еврей мог перевести дыхание и хоть пару лет спокойно пожить, если бы не нашел себе, собственно говоря, детских болезней и забот. Другой заботы мои горожане тогда, как видно, не нашли себе, вот и стали заниматься моим братом Шимеле. Он, видите ли, тайком начитался светских книг и стал чрезмерно свободомыслящим. Многие еврейские обычаи ему не нравились, на старшее поколение он начал посматривать с пренебрежением, как на дикарей, на ослов, на глупые создания; он любил вступать в споры и доказывать отсталость старшего поколения, причем сыпал такими словами, как «гаскола», «толерантность», «фанатизм» и др. В своих суждениях он был столь независим, что осмеливался святотатствовать. Однажды в синагоге он разрешил себе сказать, что женщины не безмозглые существа, а люди, и любовь, горячился он, тоже не пустяк, любовь - дар небес. «Любовь» - понимаете? В те годы упомянуть про любовь, произнести слово «любовь»?!

Но одного я по сей день не могу понять. Мой строгий отец, всегда наводивший неописуемый страх на всех домашних, - мы дрожали перед ним, как перед неким пугалом, - сам побаивался Шимеле. За глаза он награждал его страшными проклятиями, желал ему смерти, а себе - увидеть поскорее холмик на его могиле, но при нем опускал глаза и помалкивал, не отчитывал его и вообще не говорил ему ни слова.

Я иногда думаю, что, быть может, между ними состоялся откровенный разговор, из которого отцу стало ясно, что он больше не должен связываться с Шимеле...

А мама? Как преданная мать, она всегда заботилась о Шимеле, ухаживала за ним, нередко тайно ото всех совала ему несколько копеек, оставляла ему от обеда самое лучшее, справляла ему новые брюки с белой рубашкой, проклиная при этом свою злосчастную судьбу и со слезами на глазах жалуясь на божью кару, ниспосланную на ее сына Шимеле, на Шимеле, - который...

2. С Шимеле творятся чудеса

Только вдруг в жизни моего брата наступила перемена. Положение резко изменилось. Имя Шимеле, ранее произносимое с позором и насмешкой, внезапно стало уважаемым и почитаемым у всех наших горожан. О Шимеле теперь говорили целыми днями.

- Что пишет вам ваш сын Шимеле?

- Ну что вы сейчас скажете насчет сына вашего, насчет Шимеле?

- Ну, разве могли бы вы подумать? Ну, могло ли вам прийти в голову такое о Шимеле?

- Вот тебе и Шимеле... Ай, Шимеле, Шимеле, Ши-ме-ле!..

С такими словами каждый день обращались к моим родителям горожане, и всегда такой разговор был исполнен восторга, удовольствия и зависти, я думаю, в основном - зависти.

Впрочем, какая разница! В глазах обитателей нашего городка Шимеле поднялся так высоко, что многие жители, выбивавшиеся всю свою жизнь из сил, работая горбом, ломая себе шею, не могли допустить и мысли сравняться с ним.

Правда, в то время у нас в местечке прославились еще несколько человек, о которых не переставали судачить обитатели, но с нашим героем Шимеле они не шли ни в какое сравнение. Рядом с ним их победы казались ничтожными.

На всех улицах, во всех уголках, во всех синагогах только и слышно было что Скобелев[4], Гурко[5], Осман-паша[6], Сулейман-паша[7], Плевна, Стамбул, Шимеле. Имя Шимеле постоянно упоминалось среди этих имен.

Вы, конечно, понимаете, добрые люди, что речь идет о, последней войне 1876-1877 годов. Войне могучей России с турками, в которой мой брат гораздо больше выиграл, нежели турки. Сыны Измаила[8] потеряли в этой злосчастной войне много областей, миллионы золота и серебра, десятки тысяч людей и скота, не говоря уже о позоре перед всем мирам. А Шимеле с посохом перешел Дунай, и в скором времени дошел слух, что ему улыбнулось счастье. Шимеле приобрел большие капиталы, Шимеле обладает большим состоянием, Шимеле стал богачом, миллионером.

Да что слух?

От Шимеле стали приходить очень приятные и веселые письма, в которых он сообщал отрадные новости, высылал он и небольшие деньги и подарки.

Скорее всего, Шимеле нашел там своего знакомого, служащего у комиссионера, а может, и комиссионера, служащето у подрядчика; наконец, возможно, он добился работы у самого подрядчика, стал у него управителем, потому что очень понравился хозяину, пока сам не сделался подрядчиком. О, он стал большим человеком! Начав с десятка-другого рублей, он дошел до сотен, тысяч, до десятков тысяч, сотен тысяч и, наконец, до миллиона.

Удача сопровождала его на каждом шагу. Куда бы ни направил он свои стопы, к чему бы ни прикоснулся, везде он загребал золото пригоршнями, лопатами и нажил себе невероятно большое состояние - целые мешки золота.

Но кто это золото видел? Куда оно девалось? Куда утекло? Куда улетело все это добро - знает только один бог!