Андрей Ранчин - «На пиру Мнемозины»: Интертексты Иосифа Бродского

• Название: «На пиру Мнемозины»: Интертексты Иосифа Бродского
• Автор: Андрей Ранчин
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2001
• ISBN: 5-86793-150-1

Книга посвящена анализу интертекстуальных связей стихотворений Иосифа Бродского с европейской философией и русской поэзией. Рассматривается соотнесенность инвариантных мотивов творчества Бродского с идеями Платона и экзистенциалистов, прослеживается преемственность его поэтики по отношению к сочинениям А. Д. Кантемира, Г. Р. Державина, А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, В. Ф. Ходасевича, В. В. Маяковского, Велимира Хлебникова.

---

257

Пастернак Б. Л. Стихотворения и поэмы. С. 364.

258

Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления / Пер. с нем. М., 1993. С. 269–272; 316–325.

259

О семантике образа куста в цветаевском цикле см.: Ревзина О. Г. Марина Цветаева // Очерки истории языка русской поэзии XX века: Опыты описания идиостилей / Отв. ред. В. П. Григорьев. М., 1995. С. 356–362. Соотнесенность куста с Неопалимой Купиной присутствует в других стихотворениях Цветаевой: «Многочисленные метафорические сближения куста с огнем, пожаром вызывают библейский образ Неопалимой Купины — Бога, явившегося Моисею в виде горящего и несгорающего куста.

В финале „Поэмы Лестницы“ имеется прямое отождествление пожара, бузины и Неопалимой Купины. <…> Куст как воплощение Бога или, по крайней мере, как почитатель, преобразующийся в Творца, предстает в стихотворении „Ударило в виноградник…“» (Зубова Л. В. Язык поэзии Марины Цветаевой (Фонетика, словообразование, фразеология). СПб., 1999. С. 115).

260

Крепс М. О поэзии Иосифа Бродского. Ann Arbor, 1984. С. 158–177, главка «Нож и доска»; Бар-Селла 3. Страх и трепет (из книги Иосиф Бродский. Опыты чтения) // Двадцать два 1985. № 41. С. 202–213; Кулю В. Парадоксы восприятия (Бродский в критике Зеева Бар-Селлы) // Structure and Tradition in Russian Society (Slavica Helsingiensia. T. 14). Helsinki, 1994. P. 71–77. О религиозной семантике поэмы «Исаак и Авраам» см. также: Szymak-Reiferowa Jadwiga. Czytając Brodskiego. Kraków, 1998. S. 96–106.

261

Анализу противопоставления «человек — вещь» у Бродского посвящена часть третьей главы «Words devouring things» («Слова, пожирающие вещи») в книге В. П. Полухиной «Joseph Brodsky». В. П. Полухина прослеживает постоянную противопоставленность слова и вещи в стихотворениях Бродского. В метафорах, построенных на принципе отождествления, человек и вещь обнаруживают сходство, в концептуальном плане, с точки зрения вечности, человек и вещь неразличимы (р. 152). В этой же главе исследуется триада «человек — слово — вещь» (превращение слова в парадоксальный, лишенный обозначаемого знак, превращение слова в вещь, превращение человека в слово или его элемент; тождество языка и мира).

262

Анненский И. Лирика. Л., 1979. С. 117, 119.

263

Там же. С. 116.

264

Милош Ч. Шестов, или О чистоте отчаяния (1973. Пер. с фр. С. Н. Муравьева) // Шестов Лев. Киркегард и экзистенциальная философия (Глас вопиющего в пустыне). М., 1992. С. IV–V. Внутреннее родство собственного творчества и философской позиции поэзии Бродского отмечал сам Милош. «Он мне близок еще и потому, что мы очень чтим одного философа — Льва Шестова. Мне очень нравится то, что Шестов сказал о русской традиции социального оптимизма у Толстою, о вере, что по мере прогресса человек станет лучше. И Шестов, и Бродский выступают против этой традиции». См.: Милош Ч. Гигантское здание странной архитектуры. 6 октября 1990, Лондон (интервью Валентине Полухиной) // Литературное обозрение. 1996. № 3. С. 125; переиздано в кн.: Лопухина В. Бродский глазами современников. СПб., 1997. С. 317; ранее по-английски: Polukhina V. Brodsky through the Eyes of His Contemporaries. Houndmills; Basingstoke; Hampshire; London; N.Y., 1992. P. 330.

265

Cм. об этом в главе «„Развивая Платона“: философская традиция Бродского».

266

Хайдеггер М. Время и бытие. С. 303.

267

Гадамер Г. Искусство и подражание // Гадамер Г. Актуальность прекрасного / Пер. с нем. М., 1991. С. 240–241.

268

X. Бенедикт, называя отрицание Бродским «правил, ярлыков, систем» отличительной чертой его поэзии и поведения, приводит красноречивое высказывание Бродского, отрицающего традиционные критерии идентификации человека — расу, веру, национальность — и приверженного лишь одному — честен или бесчестен оцениваемый человек: Benedict Н. Flight from Predictability: Joseph Brodsky // The Antioch Review. 1985. Winter, Vol. 43 (1). P. 21. (Название статьи Хелен Бенедикт можно перевести как «Бегство от предсказуемости», это аллюзия на английский вариант эссе «Путешествие в Стамбул» — «Flight from Byzantium» — «Бегство из Византии»; именно так она озаглавлена в переводе Н. Строиловой. — Бродский И. Большая книга интервью; соответствующее высказывание поэта — на с. 219.).

269

Кьеркегор С. Страх и трепет / Пер. с датского Н. В. Исаевой и С. А. Исаева М., 1993. С. 17. Сходная мысль встречается у высоко ценимого Бродским Роберта Музиля: «Философы — это притеснители, не имеющие в своем распоряжении армии и потому подчиняющие себе мир путем заключения его в систему. Вот почему, наверно, во времена тирании и появлялись великие философские умы, а во времена развитой цивилизации и демократии не удалось создать убедительную философию <…>» (ч. 2, гл. 62) (Музиль Р. Человек без свойств: Роман / Пер. с нем. С. Апта. Кн. 1. М., 1994. С. 294).

270

Russian Literature Triquarterly. 1972. Vol. 4 (Fall). P. 374. Полемизируя с Владимиром Соловьевым и «защищая» Пушкина, Бродский, между прочим, следует за Шестовым, который в трактате «Апофеоз беспочвенности (Опыт адогматического мышления)» оспорил право Соловьева судить Пушкина и Лермонтова (Шестов Лев. Избранные сочинения. М., 1993. С. 420).

271

К Льву Шестову восходит образ-символ «робинзонады» — одиночества человека в современном мире, подобном необитаемому острову, окруженному морем, в котором не видно паруса. «Говорят, что нельзя обозначить границы между „Я“ и обществом. Наивность! Робинзоны встречаются не только на необитаемых островах, но и в самых многолюдных городах. <…> Одиночество, оставленность, бесконечное, безбрежное море, на котором десятки лет не видно было паруса, — разве мало наших современников живут в таких условиях?» (Апофеоз беспочвенности (Опыт адогматического мышления) // Шестов Лев. Избранные сочинения. С. 372). У Бродского этот образ встречается в стихотворениях «Робинзонада» (1994) — здесь есть и упоминание о море без паруса — «Можно ослепнуть от избытка ультрамарина, / незнакомого с парусом» [IV (2); 177] и парном к нему английском «Infinitive» (1994) — «future, / devoid of a pregnant sale» [IV (2); 355] (в подстрочном переводе А. Сумеркина: «будущее, лишенное полного ветром паруса» [IV (2); 386]). Пребывание героев стихотворений среди дикарей символизирует одиночество и непонятость «Я» поэта новым, грядущим поколением, «новыми дикарями».

Образ дома, о стену которого колотится головой человек «И он (дом. — А.Р.) перестоит века, / <…> / как маятником, колотясь / о стенку головой жильца» («Взгляни на деревянный дом», 1993 [III; 223]), — восходит, в частности, также к отчасти сходному образу Льва Шестова, встречающемуся, например, в книге «Апофеоз беспочвенности», в которой удары головой о стену символизируют преодоление перегородки между «посюсторонним» и «потусторонним» мирами: «Пусть человек бессмысленно и исступленно колотился головой о стену, но если в конце концов стена поддалась, разве мы будем оттого меньше торжествовать нашу победу?» (Шестов Лев. Избранные сочинения. С. 413). В реконструированной Ю. И. Левиным инвариантной модели философских текстов Льва Шестова един из центральных концептов — именно стена: «Универсум состоит из двух миров — Этого Мира (ЭМ) и Того Мира (ГМ). ЭМ со всех сторон отгорожен от ТМ Стеной, которая нам, живущим в ЭМ (т. е. современному человеческому сознанию), представляется непроницаемой. Более того, мы склонны вообще не осознавать существования этой Стены, или рассматривать ее как границу Универсума в целом» (Инварианты философского текста: Лев Шестов // Левин Ю. И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М., 1998. С. 743; здесь же цитаты из других сочинений Шестова — «Достоевский и Ницше (Философия трагедии)», «Начала и концы», — содержащих этот образ-символ (с. 752, 755); образ восходит к «Запискам из подполья» Ф. М. Достоевского). Однако семантика этих образов у поэта и у экзистенциального мыслителя противоположна: Бродский пишет о непреодолимости «стены», Шестов утверждал, что ее можно «расколотить».

О любви Бродского к философии Льва Шестова свидетельствует высказывание поэта, сохраненное Октавио Пасом: «Я сказал: „В известной степени вы повторяете мысли русского философа Льва Шестова“. Он сказал: „Вы знаете Шестова? Это замечательно, потому что в этой проклятой стране (в США — А.Р.) не с кем поговорить о Шестове“. И обнял меня» (Игнатьев М. Интервью с Октавио Пасом // Иосиф Бродский: труды и дни. Составители П. Вайль и Лев Лосев. М., 1996. С. 257). Ср. высказывание из эссе «Катастрофы в воздухе»: «<…> Достоевский, вероятно, забрался слишком высоко, и Провидению это не понравилось. Вот оно и послало Толстого — как будто для того, чтобы гарантировать, что у Достоевского в России преемников не будет. <…> Так и вышло: их не было. За исключением Льва Шестова, литературного критика и философа, русская проза пошла за Толстым, с радостью избавив себя от восхождения на духовные высоты Достоевского» (пер. с англ. А. Сумеркина [V (1); 194–195]).