Чжоу Ли-бо - Ураган

• Название: Ураган
• Автор: Чжоу Ли-бо
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1951

События, описанные в романе «Ураган», основаны на исторических фактах.

Автор показывает и непосильный труд бедняков, и праздность, которая царит в помещичьих домах. Он повествует о том, как крестьяне, покончив со своим злейшим врагом Хань Лао-лю, грудью становятся на защиту родной деревни, когда с гор спускается гоминдановская банда. Он изображает, наконец, новую счастливую жизнь, расцветающую на освобожденной земле.

_{Художник А. Д. Короткин}

---

Чжао Юй-линь был расстроен не меньше Го Цюань-хая и по той же причине. Они поговорили между собой, потом собрали бедняков и стали расспрашивать. Все сразу объяснилось.

— Так зачем же вы слушали все эти враки? — возмутился Го Цюань-хай.

— И я то же говорю, — поддержал старик Тянь. — Бригада несколько тысяч ли проехала, чтоб нам, крестьянам, помочь наладить новую жизнь, а вы разные сплетни слушаете. Кто не знает, что у товарищей из бригады в мыслях только одно хорошее. Если бы им нужны были девки да бабы, этого товара и в Харбине хоть отбавляй. Зачем тащить такую невидаль из нашей дикой деревушки?

— Вы взгляните на начальника Сяо, какой он достойный человек! — добавил Чжао Юй-линь.

— Правда! Правда! — подхватил возчик Сунь. — Действительно, взгляните на начальника Сяо, товарища Вана и товарища Лю. Таких стоящих людей из ста одного найдешь, и то не сразу. На что им ваши бабы сдались? Сами станете навязывать, они ни за что не возьмут. Уж я-то верно знаю! Что касается товарища Сяо Вана, так товарищ Сяо Ван даже земляком нам приходится. Он тоже из Маньчжурии. Когда я вез сюда бригаду, я ему так прямо и сказал: «Товарищ Сяо Ван, такой человек, как ты, это поистине всей Маньчжурии гордость и слава!». А вот догадайтесь, что мне на это товарищ Сяо Ван ответил? Посмотрел он на меня и говорит: «Вот что, в Маньчжурии живет такой диковинный возчик, как старина Сунь, — вот это, действительно, слава так слава!» Я застыдился даже. А он опять говорит: «Ты, старина Сунь, и лошадьми править можешь, и смело идти вперед по пути революции тоже можешь». Вот как! А начальник Сяо нам тоже самый первый друг. Уж я-то верно знаю, ведь бригада на моей телеге прикатила! Проехали мы полдороги, начальник Сяо меня и спрашивает: «Старина Сунь, скажи-ка, согласен ли ты в деревне переворот сделать?» А я ему отвечаю: «Почему не согласен? Кому охота всю жизнь на других работать!» Тут начальник Сяо засмеялся и сказал всем: «Уж если старина Сунь нас уважит, дело революции обеспечено». Я ему тогда опять говорю: «Начальник Сяо, я тебя не обманываю, я, старик Сунь, везде побывал, и у меня смелость большая в сердце».

— Помещичью лошадь взять и то испугался, а говоришь смелый, — пошутил Чжао Юй-линь.

Грянул дружный хохот.

— Э-э… да… это совсем иное дело, — пробормотал старик. — Ты меня не перебивай! Я людей спрашиваю: начальник Сяо разве не хороший человек? Очень даже хороший! А я, старый Сунь, с хорошими людьми дружить большой охотник. Вчера мы с начальником опять разговаривали, и я ему сказал: «Если хочешь в уездный город прогуляться, только скажи мне, я мигом запрягу и ручаюсь головой, что в грязи не завязнем».

Веселая дружеская беседа успокоила людские сердца. Тревога рассеялась, как дым, подхваченный свежим ветром.

В лачугах Чжао Юй-линя и Го Цюань-хая опять стало людно. Со всех концов деревни сходились сюда крестьяне узнать новости, потолковать о своих делах.

С тех пор как Ли Чжэнь-цзян узнал об избрании своего батрака заместителем председателя крестьянского союза, он забеспокоился и решил в ближайший же вечер тайком наведаться к Хань Лао-лю и спросить совета. Он доложил помещику обо всем, что ему было известно, и вопросительно уставился на него.

— Чем же тебе плохо, что этот Го живет у тебя в доме? — спросил Хань Ляо-лю. — Напротив, это очень хорошо. Зайди к нему, послушай, разузнай, о чем они там толкуют, и сообщи мне.

Вернувшись из помещичьей усадьбы, Ли Чжэнь-цзян, не теряя времени, направился в лачугу к своему батраку. Погода стояла жаркая, дверь и окна были раскрыты. Люди издали заметили улыбающегося хозяина и тотчас замолчали. Тот потоптался, сделал попытку завязать разговор. Ему не ответили. Раздосадованный неудачей, Ли Чжэнь-цзян прошел к себе и угрожающе прошипел:

— Что ж, поживем — увидим…

Угроза была выполнена на следующий же вечер.

Го Цюань-хай задержался в бригаде и пришел домой, когда совсем стемнело. Ворота оказались запертыми. Во дворе кто-то был, однако сколько ни стучал Го Цюань-хай, никто не отозвался. Он легко перемахнул через ивовый плетень. Но едва нога коснулась земли, огромный сторожевой пес вцепился ему в ногу.

Положение Го Цюань-хая в доме Ли Чжэнь-цзяна сделалось совсем невыносимым. Жена хозяина Ли Хань-ши тоже имела свои основания злиться на батрака и лишь искала повода для придирки. Еще совсем недавно при виде широких плеч и могучей груди Го Цюань-хая у этой толстухи так разгорались глазки, словно батрак был сочной румяной грушей. Однако с некоторых пор она затаила на него обиду. Случилось это тихим вечером, когда мужа не было дома, сыновья тоже куда-то отлучились, а дочка играла за воротами. Воспользовавшись удобным случаем, Ли Хань-ши прилегла на кан, и из восточного флигеля послышались жалобные вздохи и стоны. Го Цюань-хай неподалеку мастерил себе дождевой плащ из травы и тотчас услыхал тихий, сдавленный голос хозяйки:

— Цюань-хай, поди сюда… У меня голова болит, скорей поставь мне банки.

Парень бросил работу, разыскал банки и вошел в дом. Разрумянившаяся, полуобнаженная хозяйка лежала на кане в самой соблазнительной позе. Когда батрак показался на пороге, хозяйка чуть повернула голову и с легкой усмешкой посмотрела на него. О банках она уже больше не говорила.

«Она совсем не больная», — решил Го Цюань-хай, положил банки на кан и вышел.

Едва он дошел до середины двора, как из восточного флигеля понеслись уже не вздохи, а отборные ругательства.

Все же, несмотря на такое оскорбление, хозяйка не оставила мыслей о батраке и улыбалась ему по-прежнему. Но с той поры, как Го Цюань-хай стал заместителем председателя крестьянского союза и к нему начали ходить не только мужчины, но и женщины, то есть, как она предполагала, ее соперницы, Ли Хань-ши мучила ревность. Глаза хозяйки уже не улыбались больше молодому батраку.

Однажды за обедом дочка Ли Чжэнь-цзяна разбила чашку. Ли Хань-ши бросила палочки для еды и так ударила девочку, что та заревела во весь голос.

— Сейчас же замолчи! — накинулась на нее мать. — Ты, гадкая девчонка, целыми днями лодырничаешь, работать не хочешь, только даром ешь и пьешь. Нам, бедным пахарям, откуда взять еду, чтобы кормить тебя! Наешься, напьешься — и в гости, только о себе и думаешь!

Го Цюань-хай сразу понял, к кому относится эта брань. Он взглянул на Ли Чжэнь-цзяна. Тот уткнулся носом в чашку и сделал вид, что ничего не слышит. Батрак отложил в сторону палочки и, сдерживая закипающий гнев, спокойно сказал:

— Хозяйка, ты брось, ругая собаку, замахиваться на курицу!.. Кто это у тебя ест и пьет задаром? Скажи напрямик: кого поносишь?

— Кто откликнулся, того и поношу! — взвизгнула Ли Хань-ши и разразилась новым потоком брани.

На крики Ли Хань-ши и рев девочки прибежали соседи. Они столпились в кухне и с нескрываемым любопытством заглядывали в комнату.

Го Цюань-хай вскочил. Губы его дрожали, но он так привык к разного рода неприятностям, в которых у него никогда не бывало недостатка, что выработал в себе умение сдерживаться. Взяв себя в руки, он спокойно проговорил:

— Что ж, давай тогда посчитаемся, хозяйка. Интересно, почему это я ем и пью у тебя даром? Триста с лишним дней в году я работаю на вас, как лошадь. Только плуг брошу, за мотыгу берусь… Мотыгу повешу, окучивать принимаюсь. Окучил, сорняк рву, пшеницу убираю, ставлю стога, строю заборы, делаю кирпич и перекладываю вам каны во всем доме. А там, гляди, и осенняя уборка подходит. Урожай собран — надо лес возить, солому резать, жернов крутить, дрова колоть, кукурузу лущить. Вот и скажи: сколько у меня в году праздничных дней получается? Вы арендуете двадцать с лишним шанов земли. А есть ли такой шан или грядка, которые бы Го Цюань-хай потом своим не полил? А еще говоришь, даром ем и пью!

Ли Хань-ши даже подпрыгнула.

— Соседи! — закричала она. — Слышите, что он такое говорит? Всего два дня в председателях ходит, а уже нос задрал! Что ж это мы, бедные крестьяне, жертвоприношениями тебя, как Будду, ублажать должны? Кланяться тебе? Так, что ли? Мерзавец!

Заметив, что Ли Чжэнь-цзян собирается улизнуть из комнаты, она схватила его за ворот:

— Ты всегда в стороне! Помалкиваешь да посматриваешь, как этот грубиян издевается надо мной. Ты, должно быть, за тем и нанял его, чтобы он мучил меня!

Го Цюань-хая увели из комнаты.

— Зачем связался с этой бабой! Только себя мараешь. Иди и занимайся своими делами.

Едва Го Цюань-хай вышел из ворот, его нагнал запыхавшийся Ли Чжэнь-цзян.

— Го Цюань-хай, куда ты?

Тот не ответил, даже головы не повернул.

— Ты в бригаду? Послушай: нельзя там говорить об этом. Ведь это же наше, семейное дело. Люди мы свои и уладим все по-свойски. Я прикажу жене, чтобы она попросила у тебя прощения. Постой! Подожди!..

Когда Го Цюань-хай пришел в школу, он весь горел от возмущения. Хотелось сейчас же рассказать обо всем Сяо Сяну и Сяо Вану. Те бы успокоили его и наверняка сразу бы нашли выход. Но начальник бригады неожиданно спросил: