Николай Почивалин - Роман по заказу

• Название: Роман по заказу
• Автор: Николай Почивалин
• Издательство: Современник
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1975

Книга рассказывает о человеке удивительной судьбы — директоре одного из пензенских детских домов Орлове Сергее Николаевиче. В трудные военные и послевоенные годы он заменил тысячам осиротевших детей родного отца.

К роману органически примыкают рассказы, написанные также на материале родной писателю пензенской земли.

---

Под седыми разлетистыми бровями Софьи Маркеловны ликуют, сияют, как озера под солнцем, глаза — справедливость-таки восторжествовала; по мере ее рассказа сложившийся в моем представлении образ Орлова как бы высвечивается с новой, неведомой мне стороны, оборачивается недостающей гранью. Недостающей — потому, что до сих пор я знал одного Орлова: до застенчивости скромного, деликатного в отношении с людьми, чуткого к детям — знал директора детдома. И совершенно не ощущал его как боевого офицера, многократно раненного и многократно награжденного, посылавшего своих солдат, работяг войны, под смертным огнем наводить понтоны, стелить на болотах гати, ставить мосты, — фронтовики знают, что такое саперный батальон. Этот неведомый мне Орлов как бы был однофамильцем того, первого, — сейчас, когда четко обозначилась еще одна сторона его характера, его твердость, когда нашлось недостающее в цепи звено и она сомкнулась, оба Орлова слились в одного, единого. Очень это, по-моему, русская черта — сочетание душевной мягкости и несгибаемой твердости. Всегда думаю о ней, наблюдая, как дюжий, по пояс голый плотник вразвалочку подходит к тяжелому неподъемному брусу, секунду, прикидывая, щурится, подхватывает, — и на руках его, под шелковистой, почти бабьей кожей взбухают стальные бугры мышц.

— Софья Маркеловна, вы знаете, что ходатайствуют о присвоении детдому имени Орлова? — спрашиваю я.

— Эх, еще бы не знала! Под петицией, чай, и моя подпись есть, — немедленно, с упреком и с гордостью отвечает она. — Андрюша Черняк с Сашенькой специально приходили. Шестьдесят три подписи собрали. Не считая ребятишек.

— Откуда ж столько?

— Ну, как откуда? Все работники детдома подписались, из районо. Многие наши бывшие воспитанники. У вас в Пензе их порядочно работает.

Вот с кем повстречаться надо, отмечаю я и несколько путано пытаюсь объяснить, зачем это нужно.

— Понятно, понятно, — кивает Софья Маркеловна и куда лучше, проще — мне же — объясняет: — Они ведь и есть — наш Сергей Николаич, в них он весь… Тогда уж, знаете, кого разыщите? Люду и Мишу Савиных. Муж и жена, с ребятишек дружили. Мы их тут — про себя, конечно, — так и звали: парочка. Оба инженеры, на одном заводе работают.

— На каком, Софья Маркеловна?

— Мешаю я их, голубчик! То ли — машзавод, то ли — химмаш. Вы у Сашеньки разузнайте, у нее все адреса есть. Да, все хочу вас спросить: а как вам наша Сашенька, — понравилась?

— Очень.

На свет в комнату летит мошкара, Софья Маркеловна плотней задергивает занавес, пытливо взглядывает на меня раз-другой, явно в чем-то колеблясь, и решается:

— Ладно, я вам и про нее расскажу. Сама не скажет.

И передо мной разворачивается еще одна жизнь, чистая и простая, простотой этой и волнующая.

…Спросив — можно ли? — и увидев, что в кабинете столько людей, она подалась назад, собираясь захлопнуть дверь, но Орлов уже опередил ее.

— Проходите, проходите, очень кстати. — И когда она вошла — розовая под устремленными на нее взглядами, черноглазая, миниатюрная, в легком цветном платье и с сумочкой в руке, — с удовольствием отрекомендовал: — Позвольте представить вам нашего нового главного бухгалтера, Александру Петровну. Прошу, как говорят, любить да жаловать…

Наутро — пощелкивая счетами и просматривая почтительно подаваемые пожилым счетоводом папки с документами — она уже сидела за своим столом у окна, причем сидела как-то так плотненько, обжито, словно проработала тут много лет. И удивительно, что в бухгалтерию, куда прежде заходили только по прямой необходимости — сдать командировку да расписаться в ведомости, — в бухгалтерию начали заглядывать просто так: в пустоватой комнате, с двумя впритык составленными столами и канцелярским шкафом, будто посветлело. Хотя посветлело здесь и буквально: в тот первый день главбух явилась на работу задолго до начала, до зеркального блеска оттерла, отмыла окна, прибрала на столах, вымыла пол.

О том, что главбух — чистюля, вскоре узнал и почувствовал весь детдом. Не то чтобы до нее в помещениях было грязно — Орлов за это строго взыскивал, но той чистоты, в которой содержат свои жилища иные женщины — когда не сыщешь ни соринки даже в таких уголках и щелях, куда и свой-то глаз, не говоря о постороннем, не доходит, — такой чистоты, конечно, не было. Простодушно-горячо и необидно пристыдив всех уборщиц, а заодно и их главнокомандующего, завхоза Уразова, Александра Петровна в ближайший же выходной день организовала генеральную уборку, втянула в нее всех воспитателей, ребятишек и, разумеется, деятельное участие приняла в ней и сама. Потом такие «походы за чистоту», как назвал их в специальном приказе директор, начали проводиться регулярно; домашняя чистота и опрятность детдома и его питомцев стала и традицией, и гордостью коллектива — перед другими школами и детскими учреждениями района.

Отношения между бухгалтером и сотрудниками установились уважительно-дружеские; как-то сразу, без каких-либо усилий с ее стороны признали тетю Шуру и ребятишки, особенно младшие, — возможно, и потому, что в ней самой было что-то по-детски доверчивое. Разговаривали они с ней на равных, малыши послушно задирали носы, когда она, щелкая запором сумочки, доставала носовой платок. Наиболее же близко бухгалтер сошлась, подружилась с музыкальным воспитателем Софьей Maркеловной, — как та официально значилась в штатном расписании. Поначалу, вероятно, эта статная красивая старуха с пышными седыми волосами поразила ее тем, что была, оказывается, из купечества — сословия, о котором тридцатилетняя Александра Петровна знала по урокам обществоведения да по книгам; потом уже привлекла, полюбилась как человек. Она же, Софья Маркеловна, привязалась к ней, как привязалась бы, наверно, к собственной дочери, появись она у нее, и звала ее, как звала бы свою дочь, — Сашенька… Пожалуй, с одним только Уразовым, завхозом детдома, отношения у Александры Петровны сложились несколько натянутые, да и то никак не выражаясь внешне. Мужиком он, надо отдать ему справедливость, был пробивным, любое указание Орлова понимал с полуслова, мог, что называется, в лепешку расшибиться, но дело сделать. Одежда его и та как бы подчеркивала его напористость: никогда не служивший в армии, он всегда ходил в хромовых сапогах, галифе и кителе; с розового, как у мальчика, лица его небольшие глаза смотрели твердо, уверенно. Скрытую войну с ним Александра Петровна вела из-за оформления всяких документов, счетов — тут он, по своему темпераменту, а скорей всего по малому образованию, небрежничал; случалось, что некоторые его «филькины грамоты» бухгалтерия отказывалась принимать, Уразов возмущенно усаживался за писанину. До прямых стычек у них не доходило, директор умел тактично примирять бухгалтерский лед и завхозовский пламень; сотрудники детдома одобрительно посмеивались: такая кроха, и сумела прибрать к рукам самого Уразова.

Семья у Александры Петровны была небольшая: муж, слесарь автобазы, и пятилетний сынишка Коля. Александра Петровна нередко задерживалась на работе, — муж с сыном приходили встречать ее. Он, высоченный детинушка, усаживался у ворот, закуривал; сын, мужчина весьма самостоятельный, бежал разыскивать мать, случалось — пропадал, заигравшись с детдомовскими, и тогда уже мать отправлялась разыскивать его. Домой белоголового черноглазого беглеца вели за руки, — находя и в этом забаву, он подпрыгивал, крутился, как на трапеции. Иногда до центра шла с ними и Софья Маркеловна, ей-то вообще спешить было некуда.

Вот так же, по дороге, она и узнала однажды, почему Александра Петровна перешла в детдом — до этого она работала в райфинотделе.

— Сергей Николаевич уговорил, — рассказывала она, удерживая за руку нетерпеливого сынишку. — В райфо он частенько бывал. Присматривался, присматривался, а потом и предложил. «Переходите, говорит, к нам, Александра Петровна. Нам нужен не просто бухгалтер, — нужно, чтобы у бухгалтера душа была. У нас — дети. По-моему, говорит, вы — такая». Знаете ведь, как он убедить может! Скажет, взглянет — а ты с ним и согласишься. Да ведь еще предупредил, что на пятерку зарплата меньше. Пошла! С Герой вон посоветовалась, он говорит — бог с ней, с этой пятеркой, обойдемся…

Забегая к Софье Маркеловне — чем-нибудь подсобить либо просто проведать, Александра Петровна пытливо расспрашивала, как они, первые воспитатели, начинали, в каких условиях работали — впоследствии именно она и надоумила написать историю детдома. Вспоминая, Софья Маркеловна увлекалась сама, рассказывала, как спасали они ребятишек от сыпного тифа, как уходили последние монашки, как в начале тридцатых годов под Загоровым объявилась какая-то банда и по ночам во дворе детдома дежурили вооруженные милиционеры. Александра Петровна слушала, ахая, округлив от удивления и страха глаза, — более внимательной слушательницы и такой открытой непосредственности Софья Маркеловна, пожалуй, не встречала.